>>543725

>https://o-strizak.livejournal.com/tag/m shapter 1

Это ссука гениально.

--------
В ту пору мне было чуть больше тридцати лет… много времени и различных перемен протекло с той загадочной поры; я влюблялся, разлюбливал, зачем-то женился и уходил от прелестных женщин, был счастлив и горько плакал в отчаянии одиночества, жил долго один, сочинил прекрасный, как думалось мне, роман и затем сжег его. Смешно, но роман сжечь трудно. В городе, где забыли не только камины, но и печи: и кафельные голландки, и широкобокие кухонные, в таком городе проще выбросить рукопись в мусорный ящик; на моё счастье, на набережной рядом с домом, где жил я тогда, гудел под железным коробом, натужно бился огонь, сентябрьским утром здесь размягчали асфальт, чтобы выкопать для чего-то канаву. В гудящем успокоительно огне все три варианта рукописи и шуршащая груда черновиков растаяли беззвучно и без следа. Исчез герой мой, безжалостный Мальчик, исчезла героиня, возлюбленная моя, Насмешница, почернели, сгорели чугунные ограды каналов, колоколенки, липы, исчезли пять окон, что светили уютно в декабрьских сумерках на замерзший, в синем снегу, канал Грибоедова… всё сгорело.

За высокими и не очень чистыми окнами снова Фонтанка, нехорошая осень: судьба привела меня вновь к началу, к серым, темным широким водам Фонтанки. Шлёпая по истертому кафелю скользкими, слишком просторными для моих ног тапками, в коротких, нелепых больничных штанах, я бессмысленно, как многие из находящихся здесь, брожу вечерами по холодным и полутёмным коридорам огромной неуютной больницы. Я давно не бывал в этой части Фонтанки, и как выглядит эта больница снаружи, совершенно не помню. Знаю, что обратив на Фонтанку грязноватый фасад, она стоит рядом с торжественным, грузным собором. За окнами, за облезлым сквериком, за прутьями тощей ограды видны Фонтанка, деревянный пешеходный мост с железными перилами, начало Крюкова канала.

Темнеет рано и как-то безнадежно. В темноте растворяются Фонтанка, мостик, Крюков канал. Черные голые стекла слезятся. Сквозняк вносит сырость, запах мокрых слежавшихся листьев. Черный мокрый осенний вечер. Горят под дождем фонари. Выпустить меня отсюда пока не собираются, да и некуда мне идти в темноте под фонарями и парусящим дождем.

По утрам иногда, глядя в профессионально заботливое лицо врача, я пугаюсь: не хочет ли он оставить меня тут совсем? нервы разбродились, ужасы палаты номер шесть, ничего, ничего, говорит мне врач, не волнуйтесь, волноваться вам вовсе не следует, всё хорошо; ему лет двадцать восемь, и он ко мне добр; и я с горечью чувствую, что я для него простительно немощен, стар, я ему неинтересен, ничего, говорит он с улыбкой, улыбка бы мне помогла, если бы точно такую же я не видел на его лице, когда он разговаривает с другими больными; и я, как обычный больной, ревную, с сёстрами и врачами он смеется и разговаривает иначе, он очень молод, весел, кем-то любим, ничего, говорит он с улыбкой, не волнуйтесь, мы зря вас держать не будем. Можно подумать, мне есть от чего волноваться. Можно подумать, что я тороплюсь. Торопиться мне некуда, вот об этом я думаю совершенно без горечи, ни один человек на земле не помнит меня и не ждет. Желаний у меня нет. Иногда я играю с соседями по палате в домино и даже выигрываю. Им это приятно. Они чувствуют себя неудобно оттого, что в приемные дни ко мне никто не приходит, никто не приносит мне апельсины, сметану и вареную курицу. К еде я давно равнодушен. Здесь мне спокойно. Жизнь за мокрым больничным крыльцом меня, признаться, страшит. Крупным почерком я исписал половину толстой тетради… зачем? от неуверенности, пустоты, что бродит вокруг, и в моей груди, и заставляет мои пальцы дрожать, пустота пришла перед тем, как я сжег мой роман, мне дано было вдруг понять, каковы же бывают власть и мучительная жестокость зарожденной тобою, созданной твоим мозгом, твоими пальцами рукописи… и я сжег роман, пользуясь тем, что рабочие куда-то ушли, сжег, пачку за пачкой, листок за листком, и корзину, в которой принес к огню много бумаг, я бросил в осеннюю Карповку.

Все окончилось речкой Карповкой; а начиналось Фонтанкой. Фонтанка! затем был канал Грибоедова, Мойка; затем Петроградская сторона, Кронверка, тихая Карповка… что будет со мной? судьба, описав кольцо, привела меня вновь на Фонтанку, и это меня пугает, Мистика петербургских рек и каналов не отпускает меня, и кружится в мыслях нелепица вроде: Нева родила Фонтанку, Фонтанка родила Мойку, Мойка родина Грибоедов канал. Канал Грибоедова вернулся в Фонтанку. Фонтанка и Мойка вернулись в Неву, так случилось однажды, и длится — всегда… вечерние черные стекла слезятся. В полутемных длинных коридорах гремят по старому кафелю бидонами… скоро ужин; судя по запаху, перебивающему даже дух дезинфекции, кормить будут кислой тушеной капустой; и впервые за много лет я испытываю странное чувство легкости и свободы. Я испытываю чувство легкости и свободы оттого…

>>544272

>Другой вопрос, как люди начинают в 17 читать, вот что мне интересно.

Экзистенциальный кризис и духовный голод, всё по Кьеркегору. К чтению сподвиг один фильм-биография, который вытащил меня из псевдо-прото-квази жизни, не перевернув, но толкнув (по принципу падающего - подтолкни) в настоящую жизнь.

>курить начал в 10, бухать самогон в 11, потом наркотики, вот это все

А ты задашь вопросом как люди в 17 начинают. Это я должен спрашивать как ты сохранил благое расположение к книжкам при всём этом. Это гораздо большая загадка. Разлад с коллективом?

>>544281

>Но с третьего ракурса, если глянуть - что хорошего в том, что видишь все говно вокруг?

Пребываешь в реальности, а значит способен к настоящему счастью и настоящей жизни.

>>544287

>Мне кажется, если быть реалистом - это путь не только запада,но и всего мира в целом.

Из всех известных цивилизаций только три прошли все три стадии-парадигмы пре-модерна, модерна и растворились после пост-модерна сами по себе (древний Египет, древняя Греция и древний Рим), все прочие цивилизации (китайская, индийская, индейцы северной америки, майская, ацтекская, российская, африканская) были насильственно загублены. Поэтому говорить, что все цивилизации из оставшихся хотя бы сейчас в зачатке пройдут тот же этап - неправильно. К тому же, государство (читай цивилизация в некоторых случаях) может быть вечным катехоном, а не вавилоном, может придерживаться парадигмы чисто интеллектуально, чтобы не отклоняться в сторону мусорного пост-модерна.

>Я о том, что когда-то настанет момент, что человечеству банально не захочется больше жить.

>Каждый ли сможет жить, зная, что всё абсурдно?

Это всё наблюдается только в идущем на полном ходу, но ещё не наступившим толком пост-модерне, и это только с позиции пост-модерна всё абсурдно, что, конечно, опровержимо. Нет никакого единого человечества, чтобы писать о таком, нет никакой единой истории. Это всё от глобалистского запада идёт, которые насильственно уничтожили множество цивилизаций и не которых поставили в фактическое рабство и национальное унижение, а в наши времена это поддерживается экономической, связывающей и обязывающей паутиной, и которые представляют мир в парадигме модернистского прогресса, которого не существует в природе.

>>544564
еще сделай опрос:

-бумага
-электронка

-покупать книги (бумага, электронные)
-пиратить

-античная, древняя литература
-классика
-ближняя классика
-современная литература

-перечитывать книги
-читать 1 раз

-художка
-нехудожка

-английская литература
-французская
-сша
-германия
-русская
-ирландия
-япония
-латиноамериканская
-испанская
-итальянская
-древние языки
-другие языки

>>549064

> Напротив, это максимизация сотрудничества.

Сотрудничество существует на том условии, что есть гарантия, позволяющая свести две социальные единицы во взаимовыгодном сотрудничестве - сотрудничестве, где социальные единицы берутся как элементы, затребованные для результата, ради которого производится сотрудничество. Другими словами, потенциально любой индивид в праве заявить, что он может предоставить обществу лишь то, что он хочет предоставить этому обществу, при этом, конечно же, назначив своему "индивидуальному качеству" некоторую цену. Любой другой участник сообщества вправе воспользоваться его услугами на предложенных условиях, если они удовлетворяют его требования к соучастнику деятельности. Эти два состояния - единственные условия для проведения сделки, если говорить о прямых субъектах - подспудно над всем этим стоит социальная система, поощряющая или же не препятствующая такому взаимодействию своих элементов.

Поэтому, я немного перефразирую твоё "... - это не отшельничество". Конечно, нет: индивидуализм, реализация себя в качестве индивидуальности - это требование разделить твой подход к общественным отношениям. Взаимовыгодное сотрудничество, таким образом, по-умолчанию строится снизу вверх - от единичного требования для заключения сделки к наиболее полному объему характеристик, предъявленных к агенту сделки и её предмету. Получается, индивидуализм - это действительно максимизация сотрудничества. Вернее, это требование максимизировать сотрудничество. И если идёт речь об экономике, то, пожалуй, плохих примеров "индивидуализма" мы встретить не можем по той причине, что неискоренимо государство. Всё немного усложняется, если речь идёт не про экономику, а про социальное поле в целом. Вместо агентов сделки объектами разговора становятся по-умолчанию атомизированные существа, о требованиях которых к социальному с ними взаимодействию ты можешь узнать только после того, как вступишь с ними в контакт - их свобода реализовывать свою индивидуальность заключается в том, что они не препятствуют реализации чужой свободы взамен праву реализовывать свою. Другими словами, перед нами - чистый актор, абсолютная потенциальность, взаимодействие с которой может происходить только по тем правилам, которые она тебе предъявляет. Поэтому "индивидуализм" и даёт человеку основание выключить себя из любой социальной группы.

>Если ранее в коллективистком обществе действовали односторонним принуждением

>От принуждения спасались бегством, разрывом контактов или отшельничеством.

Ты меня извини, конечно, но сколько веков длились "коллективистские общества" и как много людей "спаслись бегством, разрывом контрактов и отшельничеством"?\
Я не очень понимаю вот этот вот "от принуждения спасались". А сейчас кто-то спасается от либерализма, совершая противозаконные действия. Я послезавтра(или сколько лет должно пройти?) тоже смогу сказать, что раньше люди спасались от индивидуализма бегством, разрывом контрактов или отшельничеством?

>разрывом контрактов

Правда тут сразу понятно, с кем ведётся беседа.

> От сотрудничества не надо спасаться, можно просто отказаться.

И умереть. Ведь смерть от голода или ещё чего-то - это всего лишь следствие добровольного решения об отказе от сотрудничества. Индивидуализм - это не про равное право людей реализовывать свою индивидуальность, а про подчинение себя государственной машине. Речь, конечно, идёт о современных многомиллионных обществах людей - в древних Афинах, конечно, никому не мешало реализовывать себя в том, к чему имеешь склонность, при этом полностью соотнося себя со своим полисом - а всё из-за того, что защищать свою индивидуальность людям приходилось собственными руками, а не посредством делегирования права защиты третьим лицам. А когда твоё право на самозащиту отдано правовой системе, твой статус всегда остаётся под вопросом: более того, тебе, наверное, не очень бы понравилось умирать за свои права, тогда как ранее люди не без гордости выпивали яд, отстаивая собственную "индивидуальность" - как раз по требованию властителя.

Это всё не говоря уже о том, что позитивные выводы из реализации индивидуальности формируются на основании предположения её рациональности, и что условия, в которых она будет реализовываться, также являются рационально устроенными. В действительности же тебе достаточно часто предлагают добровольное сотрудничество на условиях той выгоды, что ты останешься здоровым, живым или при том же самом имуществе.

>>560899

> Первый пиздит аки Сатана, а второй показывает только мрачную сторону, что нихуя не объективно

Букачую, бротишь!

— Что это... «Один день Ивана Денисовича»? — прочел Сталин название рукописи, лежащей на полу возле кровати.

— Денисóвича, — поправил его Хрущев, в изнеможении переворачиваясь на спину. — Это повесть одного странного типа. Принес мне ее. Пешком шел в Архангельское из крымских лагерей принудительной любви.

— Из LOVEЛАГА?

— Да. Сказал, что в дороге сносил четыре пары сапог. Я сразу усомнился.

— Он сидел там? — Сталин взял с золотого блюда гроздь винограда, оторвал виноградину, вложил в губы Хрущева.

— Да. Кажется, лет семь. Потом в ссылке был, в Коктебеле. Ну, и написал повесть. О быте в LOVEЛАГЕ.

— Я слышал, сейчас многие бросились писать на эту тему. Злоба дня. Интересная повесть?

— Странная... Написано будто бы живо и достоверно, но... в ней что-то изначально фальшивое.

— Расскажи, — Сталин с удовольствием ел виноград.

— Да что, собственно, рассказывать, — зевнул Хрущев. — Иван Леопольдович Денисóвич, махровый одесский жид, был приговорен ОСО к десяти годам LOVEЛАГА за сексуальные перверсии третьей степени. Работал аккомпаниатором в Одесской филармонии. Заманивал к себе домой школьниц старших классов, поил ликером со снотворным. Когда засыпали — сношал во все отверстия, набивал вагину собственным дерьмом, зашивал золотой ниткой. Потом одевал в подвенечное платье, отвозил в Луна-парк, сажал с собой на карусель и катался до тех пор, пока школьница не просыпалась. Больше всего ему нравилось ее выражение лица в момент пробуждения. Ну, и в повести описан один день его лагерной жизни. Как он сношает и как его.

— И что в ней фальшивого, mon cher? — Сталин принялся кормить Хрущева.

— Во-первых — на сто страниц ни одного итальянского слова. О французском языке вообще речи не идет. Английские фразы встречаются, но крайне редко. Выходит, что все зеки говорят по-русски? Что за аррогантность?

— Это странно, — рассматривал его лицо Сталин.

— Во-вторых, там описаны какие-то невинные детские сношения. Нет ни ебли в печень, ни говноебания, ни подкожной ебли. А классическая лагерная ебля старика через катетер?

— Об этом знает даже моя Веста.

— В-третьих, кухня. Этот Денисович брюзжит, что его тошнит от супа из спаржи и кур по-венгерски, которыми их кормят чуть ли не каждый день. Их бригадир (у них там принудительное шитье бисером и вязание кружев) страдает изжогой и отдает порцию «прогорклых, пережаренных напрожёг до нестерпимой окоёмной горчины» трюфелей другому заключенному, а тот «радостно склоняется над ней». Вино у них якобы только крымское, французским не пахнет. Кокаин в кокскафе разбавлен сахаром.

— Бред сивой кобылы. В LOVEЛАГ идет первосортный колумбийский кокаин, качество контролирует МГБ, все бармены в кокскафе — офицеры госбезопасности, им в голову не придет разбавлять продукт...

— В общем, какие-то подозрительные лагеря... да и тип этот мне сразу не понравился. Хитрый. А русский писатель не должен быть хитрым. Грубым, наглым, злым — пожалуйста. Только не хитрым... У меня истопником служит Варлам. Он полжизни отбухал в крымском LOVEЛАГЕ. Колоритный персонаж. У него раздвоенный фаллос для ебли в ноздри. Руки согнуты по форме человеческих голов. Он поимел в ноздри десятки тысяч людей. Я ему дал прочесть. Так он мне сразу сказал: «Я в таких лагерях не сидел». Ну а в-четвертых...

— А в-четвертых, я люблю тебя, — Сталин поцеловал его в жующие губы.

>>629348
Мне кажется я не совру, если скажу что 16-ти летний Холден Колфилд это воплощение всех детских грез, страданий и неудач самого Сэлинджера, который на момент написания был уже взрослым человеком и кажется даже прошел всю войну, если я не ошибаюсь. И мне очень доставило то что взрослый мужик возвращается к себе 16-ти летнему, вспоминает что у него было в голове, закрывает глаза на то что будет с ним потом и просто пишет с исходной точки. Ему 16. Его турнули из школы. Он продал свою пишущую машинку и решил перед тем как возвращатся к родителям, после очередного отчисления, снять номер в отеле. Пойти побухать, послушать музыку и потанцевать. Время от времени он думает о девченке которая ему нравится, а может и не нравится, он сам не знает. Он чувствует себя лучше других, но обьективно видит что положение его статус в обществе это не отображает. Ну я не знаю, мне это все близко и совершенно понятна каждая его фраза, действие и мотивация.

И неожиданно для самого себя Холден Колфилд сталкивается с непреодолимым желание. Наверное это субьективно, но я тоже неоднократно возвращаюсь к этому желанию. Вижу в нем выход. Решение всех проблем. Просто сбежать. Куда нибудь далеко. Работать за мелкий прайс и жить одному. Ни перед кем не отчитыватся. Не нужно ничего никому обьяснять. Завести новых друзей и тд и тп. Холден Колфилд не решается, что-то гложит его, хоть он и не видит обьективных причин оставатся там где он есть.

И весь цимес в том что взрослый мужик - Сэлинджер дает ответ стоит ли оно того. "Пропасть в которую я лечу - ужасная пропасть, опасная. Тот, кто в нее падает, никогда не почувствует дна. Я падаю, падаю без конца. Это бывает с теми людьми, которые в какой-то момент своей жизни стали искать то, чего им не может дать их привычное окружение. Вернее, они думали, что в их привычном окружении они ничего для себя найти не смогут. Я тоже так думаю. Я перестаю искать. Скоро я перестану делать попытки что-нибудь найти. Вы следите за моей мыслью?" - говорит Холден Колфилд. Позже он отказывается от своей затеии ради младшей сестры.

Если спросите про "Кафка на пляже" - то это тот же хуй в другой руке. Разница в том что Сэлинджер хотел сбежать, а Мураками сбежал. Спойлер: В той "пропасти" Мураками ничего не обнаружил и вернулся назад..