>>78952 (OP)
Я часто развлекаю друзей историей о том, как ежедневно до 11 лет ездил до школы в другой город. Нет, я никогда не был жителем Подмосковья, к счастью, дело в другом.

Вся соль истории заключалась не в труднодоступности образовательного учреждения, а в способе передвижения.

Многие ли из вас, преодолевая расстояние между двумя населёнными пунктами, любовались при этом лесными и равнинными видами из окна трамвая? Да, да, не электрички, не автобуса, не машины, а именно трамвая.

Несмотря на крохотность городка, где я провёл своё детство — его население едва насчитывало пятнадцать тысяч жителей — в нём каким-то чудом сохранилась единственная трамвайная ветка.

Пронизывая весь город насквозь, она продолжала плестись сначала мимо редких, покосившихся дач, затем ныряла в лес, преодолевала луг длиной в пару километров и оканчивалась тупиком депо в соседнем поселении.

Каждое утро я тратил целый час на эту поездку. По началу, необходимость вставать раньше моих товарищей страшно расстраивала меня — получалось, что я был единственным кто не ходил в местную школу.

Но, возможно, не без помощи родителей, очень скоро я обнаружил сразу два преимущества своего положения. В такой ранний час ехали в основном одни взрослые на работу — значит, и я в полной мере мог считать себя большим парнем с серьёзными делами в другом городе. Это обстоятельство очень выгодно отличало меня от остальной малышни, которую не пускали без конвоя даже в соседний двор.

Переживаниями от радости, которую приносила вторая выгода междугороднего путешествия, я особо не делился со сверстниками, боясь стать жертвой насмешек. Я мог бесконечно любоваться весенними, зимними, осенними видами из окна трамвая, будто специально неспешного настолько, чтобы пассажир смог разглядеть каждую деталь восхитительного пейзажа.

Обычно, такие мелочи, как грязные разводы и трещины на стёклах, дребезжащих в рамах трамвая, мало отвлекали меня от происходящего за ними. Сами окна я принимался разглядывать лишь в том случае, когда зимой на них намерзали причудливые узоры, закрывая обзор, они одновременно становились самым интересными объектом для созерцания в убогом интерьере.

Но как-то раз, привычно глазея на деревца за окном, я почувствовал, как глаз будто «цепляется» за что-то, за какую-то назойливую и неуместную мелочь. Распознать причину, вызвавшую это ощущение оказалось нетрудно, достаточно было перевести внимание от видов на прозрачную преграду. На стекле, возле стоящего перед моим сидения, была трещина. Она расходилась лучами от небольшой, размером, может, с монетку в пять рублей, дырочки.

Отверстие было не слишком заметным, так как прилегало к резиновой прослойке, отделяющей стекло от рамы. С ним явно было что-то не так. Утро за окном было ясными, солнечным и золотистым — середина сентября. А в той самой дырочке мельтешило в такт размеренному ритму движения трамвая что-то мрачно-серое, совсем не похожее на цвета осеннего леса.

Будь я постарше, сразу бы сообразил — отверстие просто заткнули какой-то пробкой.

Но я был мал, а ум мой ещё был пытлив. Поэтому я дождался, когда сидение освободится, переместился поближе к трещине и осторожно выглянул через неё наружу.

Всё верно — мы монотонно проносились мимо леса.

Сначала я даже разочаровался, словно зритель, которому фокусник обещал кролика, а показал пустую шляпу. Затем, отстранившись от окна, подивился причудливой игрой света. И лишь, когда напоследок глянул в трещину, меня настигло запоздалое понимание — лес был чёрно-белым.

Не смея сделать вздох, я осторожно просунул палец в отверстие на стекле и не увидел, как он появляется с обратной стороны. В вагоне мой палец был, а там за стеклом продолжала разворачиваться радующая глаз осенняя картина без каких-либо посторонних элементов. Я глупо испугался, что палец отрезало, и быстро отдернул руку.

Ещё раз сравнив обстановку НА стекле и ЗА стеклом, я в конец убедился — зрение меня не обманывает — изображение разнилось.

В детстве всё необычное воспринимается куда проще, не шокирует и довольно быстро становиться обыденным, вписываясь в общий шаблон. Естественно, утреннее происшествие стало главным событиям дня.

Сомнений не было — в трамвае вместо окон были экраны.

Остановок на пути из нашего города в соседний не было — значит весь путь лежал через… А через, что собственно? Мне удалось разглядеть лишь странные, словно сошедшие со старых чёрно-белых фото, цвета этой зоны.

С горящими глазами я делился открытием с друзьями в школе и дворовыми пацанами. За что быстро заслужил прозвище «Гонза». Родители тоже не проявили особого сочувствия к моей «выдумке».

Самое обидное, что у меня существовало очень мало возможностей убедить других в моей правоте: въезд на лесную территорию, начинавшуюся за дачами, был отгорожен высокой, метра в четыре, стеной с колючей проволокой и нагоняющими страх табличками «Осторожно! Высокое напряжение».

Раньше я никогда не задумывался, почему, если поломка или обесточивание приводили к вынужденной остановке, водитель трамвая никогда не открывала дверей салона для желающих проветриться. Теперь, во время очередной аварийной стоянки пытался разузнать о мире по ту сторону стекла хоть малость, которую можно было бы продемонстрировать другим и восстановить своё доброе имя.

Возможно, я зря сейчас завожу этот разговор — но мне это удалось. Я видел достаточно, чтобы не вспоминать этот эпизод моего детства лишь как плод разыгравшейся фантазии.

Трамвай встал на полпути до соседнего городка. Было утро, и вагон разве только не трещал по швам от спешащих на работе пассажиров. Никто не заметил ребёнка прижавшегося к окошку кабины водителя, заклеенному календарём с полуголой филиппинкой.

Плакат был старый, ободранный по краям, и открывал достаточно пространства для наблюдения.

Кудрявая очкастая тётя-водитель в оранжевом жилете, которую я специально внимательно разглядел сегодня, обязательно должна выйти наружу при любой поломке трамвая, а сделать это она сможет только открыв дверь.

Тут-то я и надеялся подглядеть. К сожалению, мой план провалился с треском — вагон постоял и тронулся дальше самостоятельно — в каморке с приборами не было ни дверей, ни водителя.