- Крок, иди кушать!
С кухни донесся мамин голос. Он, как всегда, был ласковым и привычным.
- Крок!
Только это была не мама.
Настоящая мама сидела за компьютером с неестественно прямой, напряженной спиной. Я видел ее щеку, очень бледную, светло-серую. Ее правая рука медленно, почти незаметно сдвинула мышку и указательный палец дважды судорожно дернулся, кликнув по иконке с песней на рабочем столе. Выставленный на максимальную громкость динамик взревел, заглушая голос с кухни. Мама обернулась ко мне и вымучено улыбнулась дрожащими губами:
- Опять показалось.
Это началось давно. Помню, мама позвала меня кушать, я пошел, но на выходе из комнаты столкнулся с ней. С очень бледной мамой. Она двигалась странно и выглядела очень испуганной. Мама взяла меня за руку, отвела к себе на кровать, села в дальний угол и обняла меня, крепко-крепко прижимая к себе. К себе на кровать меня не пустили, я так и уснул, прижавшись к ней. Как в детстве.
По ночам мир умирает. Мира нет. Есть только я и комната, в которой я лежу. Ну и они.
По ночам мне мерещатся всякие страшилки. Например, из-за угла под потолком выглядывает чье-то лицо, без глаз и носа, с нечеткими очертаниями и с широким тонким ртом. Выглядывает и висит там долго и недвижимо. И я лежу долго и недвижимо. Нельзя шевелиться, вспоминаю я. Но не помню, почему. Голова уже кажется белым воздушным шаром, моим подарком младшему братику на его день рождения. Да, думаю я, это шар, и облегченно вздыхаю. Но после моего движения она плавно скрывается за углом и так же медленно высовывается в полуметре ниже. И я вспоминаю, что у меня нет младшего брата.
Или другое.
Возле двери в комнату появляется ребенок. Он стоит неподвижно и смотрит на меня. Его глаза я вижу отчетливо, лицо тоже, а все остальное вокруг темно-серое, размытое.
Иногда я засыпаю под этим давящим взглядом, измотавшись от ожидания, но чаще от стены сзади него тянутся черные руки, сотни рук делают вид, что хотят его схватить. Но я знаю, что они хотят схватить не ребенка. Руки тянутся мимо него, ко мне, но отдергиваются, не касаются. И тогда я слышу тихий голос из окна. Он зовет меня, он хочет, чтобы я открыл окно и пошел к нему. Но после того, как я рассказал маме о голосе, она закрыла окна в квартире на ключ.
Я не люблю ходить в душ, но мама заставляет, говорит, что я должен мыться каждый день. В зеркальной стене душевой кабинки мне мерещится кто-то, стоящий за моей спиной. Я ладонью убираю капельки с черной зеркальной поверхости, и всматриваюсь. Но никого не вижу. Отводя взгляд, я каждый раз слышу на грани слуха едва заметный смешок.
Тщательно помывшись, я встаю под теплую струю воды и стою долго, не дыша. Вода течет по моему лицу, по зажмуренным глазам. Я не хочу открывать глаза. Не хочу. Не хочу, не хочу, не хочу. Я чувствую, что рядом кто-то есть, но этот кто-то меня не трогает, пока мои глаза закрыты и я его не вижу. Я понимаю, что зря зажмурился. Нельзя было этого делать.
Я на ощупь выключаю воду, открываю двери душевой кабинки и тянусь к полотенцу. Этого момента я боюсь особенно дико, до ужасной дрожи. Полотенце висит далеко, но до него можно дотянуться, не выходя из кабинки. Рука тянется долго. Я боюсь, что мою кисть что-нибудь схватит, или пальцы коснутся не мягкой и пушистой ткани, а чьей-то мокрой холодной кожи.
Пальцы касаются полотенца, быстро хватают его и рвутся обратно, за закрывающиеся створки душевой кабинки. И вот я стою, сжимая ткань в побелевших пальцах. С усилием отрываю правую руку от полотенца и провожу по стене кабинки, поворачиваюсь, не отрываю от нее руки, пока не сделаю полный круг. После этого я понимаю, что кроме меня в кабинке никого нет, открываю глаза и вижу следы маленьких детских ног, цепочкой уходящие к двери. Следы начинаются чуть в стороне от места, где висит полотенце. Еще бы немного левее, и моя рука наткнулась бы... на что?.. на кого?..
Мне страшно. Сердце замирает, а по голове и спине бегут мурашки.
Мне снятся ужасные сны. Начинаются они с того, как я чувствую, что остался один. Совсем один. Сначала приходит облегчение, даже радость, а потом - волна дикого страха, от того, что я слышу далекие, медленные, но уверенные шаги. И они становятся ближе.
Я прячусь под кровать, надеясь, что меня там ему не найти. Дурак.
Он подходит к кровати, долго стоит (я вижу измазанные грязью старые, рассохшиеся ботинки), а затем одной рукой приподнимает кровать. Дальше происходит что-то страшное, но что именно, я не помню. Не помню его лица.
Я называю его Свопиром.
Когда очень не хочется видеть Свопира, я бегу к окну, открываю его и прыгаю на улицу. Несколько секунд леденящего полета, и я просыпаюсь в постели, снова ощущая взгляд чужих глаз, холодных и ненавидящих. Это хороший конец.
Но иногда окно оказывается заперто. И я прячусь под кровать.
Днем мама уходит, и мне становится особенно страшно. Я бегу от двери к окну на кухне, чувствуя, как за спиной появляются они. Я добегаю до окна и стою, смотрю на улицу. Они переговариваются за спиной. Они шепчут. Часто я слышу злой детский смех и стук в открытую дверь кухни. Нельзя оборачиваться, вспоминаю я. Но не помню, почему.
Бывает так, что сзади, очень-очень близко, я слышу мамин веселый голос, зовущий кушать. Это не настоящая мама. Я никогда ее не видел и не хочу ее видеть.
Вторая мама подходит ко мне, кладет руки мне на плечи и молчит. Я закрываю глаза, не желая видеть ее рук. Из закрытых глаз текут слезы.
Еще я не люблю смотреть в зеркала. Мне кажется, что в зеркале не я. Я не умею так криво улыбаться, когда улыбка похожа скорее на открытую рану, чем на улыбку. И мне кажется, что глаза у меня не такие холодные.
На прошлой неделе мама водила меня к доктору. Мы остались с ним одни в большой светлой комнате. Он дал мне коробку с красивыми игрушками, сказал, что я могу играть и разговаривать с ним, а я сказал, что уже не маленький. Он согласился. Он долго говорил, что я могу ему все рассказать. Он убедил меня, я рассказал ему все. Про ужастиков, про вторую маму и даже про Свопира. Настоящей маме я не рассказывал про Свопира.
Доктор был хорошим дяденькой, с добрыми глазами и белым халатом. Он сказал, что ужастики не страшные и на самом деле их нет.
Когда мама повела меня к нему во второй раз, то его не оказалось на работе. Ей сказали, что с ним произошел "разрыв сердца".
Я знаю, это все Свопир. Он жестокий.
Я понял, что он приходит ко всем, кому я рассказываю о нем.
Поиграем?