>>5561

>Ну, для него математика это почти весь мир, как я понял. Так что ничего неожиданного.

Провидец в треде, все по Таро.

>Почему поехавшими? Просто умными и самодостаточными.

Не поверишь, но среди ученых, достаточно шизофреников, к тому же даже, у которых набиты имена. Не удивлюсь, если тот же Эйнштейн был шизофреником.
>>5562

>Если уж пошла тема, то проблема в фанатизме, он же радикализм

Да, причина в ней, вера во что-то как следствие. Но хуже всего конечно же, это потусторонние миры.
О потусторонниках

Однажды и Заратустра устремил мечту свою по ту сторону
человека, подобно всем потусторонникам. Актом страдающего и
измученного Бога показался тогда мне мир.
Сном показался тогда мне мир и поэтическим творением Бога:
разноцветным дымом пред очами божественного недовольника.
Добро и зло, и радость и страдание, и я и ты -- все
показалось мне разноцветным дымом пред очами Творца. Отвратить
взор свой от себя захотел Творец -- и тогда создал он мир.
Опьяняющей радостью служит для страдающего -- отвратить
взор от страдания своего и забыться. Опьяняющей радостью и
самозабвением казался мне некогда мир.
Этот мир, вечно несовершенный, отражение вечного
противоречия и несовершенный образ -- опьяняющая радость для
его несовершенного Творца, -- таким казался мне некогда мир.
Итак, однажды устремил и я свою мечту по ту сторону
человека, подобно всем потусторонникам. Правда ли, по ту
сторону человека?
Ах, братья мои, этот Бог, которого я создал, был
человеческим творением и человеческим безумием, подобно всем
богам!
Человеком был он, и притом лишь бедной частью человека и
моего Я: из моего собственного праха и пламени явился он
мне, этот призрак! И поистине, не из потустороннего мира явился
он мне!
Что же случилось, братья мои? Я преодолел себя,
страдающего, я отнес свой собственный прах на гору, более
светлое пламя обрел я себе. И вот! Призрак удалился от
меня!
Теперь это было бы для меня страданием и мукой для
выздоровевшего -- верить в подобные призраки; теперь это было
бы для меня страданием и унижением. Так говорю я
потусторонникам.
Страданием и бессилием созданы все потусторонние миры, и
тем коротким безумием счастья, которое испытывает только
страдающий больше всех.
Усталость, желающая одним скачком, скачком смерти,
достигнуть конца, бедная усталость неведения, не желающая
больше хотеть: ею созданы все боги и потусторонние миры.
Верьте мне, братья мои! Тело, отчаявшееся в теле,
ощупывало пальцами обманутого духа последние стены.
Верьте мне, братья мои! Тело, отчаявшееся в земле,
слышало, как вещало чрево бытия.
И тогда захотело оно пробиться головою сквозь последние
стены, и не только головою, -- и перейти в "другой мир".
Но "другой мир" вполне сокрыт от человека, этот
обесчеловеченный, бесчеловечный мир, составляющий небесное
Ничто; и чрево бытия не вещает человеку иначе, как голосом
человека.
Поистине, трудно доказать всякое бытие и трудно заставить
его вещать. Скажите мне, братья мои, разве самая дивная из всех
вещей не доказана еще лучшим образом?
Да, это Я и его противоречие и путаница говорит
самым правдивым образом о своем бытии, это созидающее, хотящее
и оценивающее Я, которое есть мера и ценность вещей.
И это самое правдивое бытие -- Я -- говорит о теле
и стремится к телу, даже когда оно творит и предается мечтам и
бьется разбитыми крыльями.
Все правдивее научается оно говорить, это Я; и чем
больше оно научается, тем больше находит оно слов, чтобы
хвалить тело и землю.
Новой гордости научило меня мое Я, которой учу я
людей: не прятать больше головы в песок небесных вещей, а гордо
держать ее, земную голову, которая создает смысл земли!
Новой воле учу я людей: идти той дорогой, которой слепо
шел человек, и хвалить ее, и не уклоняться от нее больше в
сторону, подобно больным и умирающим!
Больными и умирающими были те, кто презирали тело и землю
и изобрели небо и искупительные капли крови; но даже и эти
сладкие и мрачные яды брали они у тела и земли!
Своей нищеты хотели они избежать, а звезды были для них
слишком далеки. Тогда вздыхали они: "О, если б существовали
небесные пути, чтобы прокрасться в другое бытие и счастье!" --
тогда изобрели они свою выдумку и кровавое пойло!
Эти неблагодарные -- они грезили, что отреклись от своего
тела и от этой земли. Но кому же обязаны они судорогами и
блаженством своего отречения? Своему телу и этой земле.
Снисходителен Заратустра к больным. Поистине, он не
сердится на их способы утешения и на их неблагодарность. Пусть
будут они выздоравливающими и преодолевающими и пусть создадут
себе высшее тело!
Не сердится Заратустра и на выздоравливающего, когда он с
нежностью взирает на свою мечту и в полночь крадется к могиле
своего Бога; но болезнью и больным телом остаются для меня его
слезы.
Много больного народу встречалось всегда среди тех, кто
предается грезам и одержим Богом; яростно ненавидят они
познающего и ту самую младшую из добродетелей, которая зовется
-- правдивость.
Они смотрят всегда назад, в темные времена: тогда поистине
мечта и вера были другими вещами, неистовство разума было
богоподобием, а сомнение грехом.
Слишком хорошо знаю я этих богоподобных: они хотят, чтобы
в них верили и чтобы сомнение было грехом. Слишком хорошо знаю
я также, во что сами они верят больше всего.
Поистине, не в потусторонние миры и искупительные капли
крови, но в тело больше всего верят они, и на свое собственное
тело смотрят они как на вещь в себе.
Но болезненной вещью является оно для них -- и они охотно
вышли бы из кожи вон. Поэтому они прислушиваются к
проповедникам смерти и сами проповедуют потусторонние миры.
Лучше слушайтесь, братья мои, голоса здорового тела: это
-- более правдивый и чистый голос.
Более правдиво и чище говорит здоровое тело, совершенное и
прямоугольное; и оно говорит о смысле земли. --
Так говорил Заратустра.