>>3202

> поедать его идеи и эмоции

Наверное, это как-то связано с твоим вируталом. Не хочу и не буду уточнять. Как-то раз, когда мы возвращались от бабушки мне в руки попалась газета. Там была написана статья про кризис среднего возраста. В ней было сказано, что человек живет обычной жизнью. Пока в один день он не "просыпается". И не начинает искать смысл жизни и т.д. Меня это не сильно тронуло. Но слова легли в память...
Много лет спустя я решил начать менять свою жизнь. Меня она не устраивала. Я понимал, что идея ненадежная, ибо при первой попытке четыре месяца назад все провалилось (хотя с 90 до 70 я за два месяца похудел, да). Я извинился перед теми кем хотел и закрыл свое прошлое. Я бросил все материальные удовольствия и понял, что что-то идет не так. Что мои дни просто сгорают в никуда. Вот я и решил написать мод на БЛ. Как раз после того как второй раз был у учителя. По первоначальному сценарию. Бтв, я его дописал и текст лежит у меня на фикбуке. Я писал и чувствовал, что моя жизнь не сгорает зря! У меня даже появились читатели. Два человека, за мной следивших. Бескорыстно. Они хвалили, но интереса не проявляли. А однажды перед сном (а все идеи перед сном я всегда довожу до конца) у меня появилась идея этой книги. Она представляла из себя метание по мирам. Божетсвенная комедия только на современный лад. Между слоями ада и рая. Знаю тупо, но плевать. Потом я написал две главы, прошел через первый нервный срыв и начал понимать, что я это делаю не просто ради популярности. Второй срыв, вторая глава... Которая пошла под нож в мае с удалением всех райских глав. Я не понимал для кого и зачем пишу книгу. Я думал, что для некой популярности и донесения идей, но понимал насколько это маловероятно. Поэтому... Я выговаривался. Наверняка. Потом конец книги и последний, самый тяжелый нервный срыв. Я понял, что мне нужно. Чтобы меня выслушали, приняли. И книга была написана ради этого. Теперь я понимаю что все зря. Выпущу её - и сам на себя прикручу ярлык писателя. Другие люди будут думать, что я смотрю на них как на говно. Еще одна группа будет безмерно восхищаться. Но они никак мне не помогут. А бросить её я просто не могу - мы теперь связаны сильнее чем иные люди. Я очень сильно люблю её, как бы пафосно это не звучало. Люблю и ненавижу. В вечер после написания я создал резервную копию, чтобы не удалить в порыве ярости. Я просто хотел чтобы со мной говорили. Чтобы я не был скучным. Но добился абсолютно обратного результата. Книга меня опустошила. И чуть не убила. Но я все равно люблю её. И буду любить до конца дней. Прости за нытье, но без него просто никак. Вот и решай для чего я её писал.
>>3205
Может пойдем туда? Я просто режим не хочу сбивать.

Стыдно, блин
>>3327
Огромное нескончаемое болото. Я пребывал на диване в положении полулёжа,
оперевшись на локоть, а одна нога свисала, периодически касаясь губительной жижи. Иногда
нога погружалась в болото по щиколотку и её начинало затягивать. В этот момент я быстро её
выдергивал, стряхивал капли, какие мог стряхнуть, и возвращал в исходное положение. Не
помню, сколько я уже лежу на этом дрейфующем диване, минуты, дни или годы - счёт
времени как будто бы остановился. Всё что меня окружает - топи, с маленькими-маленькими
земляными островками, всё свободное место на которых заняли умирающие деревья, чьи
стволы по форме напоминали хребет каких-то горбатых ведьм из фольклора. Небо здесь
всегда бело-серого цвета, а никаких знаков присутствия небесных светил нет, что становится
непонятно - то ли здесь всегда пасмурно, то ли это всё одна бесконечная белая ночь. Иногда
раздаётся странное клокотание не то птицы, не то какого-то жука, а иногда ухнет сова.
Поначалу это звуки пугали меня, но я достаточно быстро привык. Вот что странно. Вроде
буквально только что, ровно на этом же самом диване находился дома и что-то делал. Право,
не помню, что именно. Может, листал ленту или смотрел ролики на Youtube. В любом случае,
только когда у меня сел телефон, я заметил что-то неладное в окружающей меня обстановке.
Хотя все равно внутри сохранялось ощущение, будто бы ничего не изменилось, и что я всю
жизнь провёл на этом диване в окружении топей. Судя по всему, именно поэтому я и не начал
паниковать. Только, жаль, телефон сел.
Внезапно, из болотной гущи вылезла черная рука и резко схватила меня за ногу. Вот в
этот момент по-настоящему стало страшно. Я кричал, пытался отбиваться другой свободной
ногой, руками вцепившись в диван, но всё тщетно. С великой силой меня утянуло в трясину.
Какое-то время я ещё с закрытыми глазами и задержанным дыханием извивался, однако силы
спешили оставить меня. “Зачем вообще сопротивляться, если это бесполезно, и я лишь трачу
силы зря?” - как только эта последняя в жизни многих людей мысль посетила разум, голову
проштробила нестерпимая боль, словно кто-то пытался меня наказать за один факт того, что
нечто подобное пришло на ум. Я схватился за голову, открыл глаза и... Внезапно осознал, что
лежу на полу у себя дома. Заняв положение сидя и потирая ушибленное место, я попытался
оценить обстановку. Уже неразряженный телефон лежал на диване, проигрывая популярный
видеоконтент. Какой-то всем известный бизнесмен рассказывал о пути к успеху через семь
шагов, которые каждому человеку необходимо предпринять. Мне стало дурно, я поторопился
остановить воспроизведение. По-видимому, всё это время, проведённое “в топях” телефон
воспроизводил видеоролики, под один из них я и заснул.
“Ко скольки тебя ждать?” - увидел я вкладку с сообщением от Д., когда, наконец,
остановил видео. Точно, собирался же в бар к ребятам сегодня. Ну, как собирался, скорее, был
выдернут, причём практически насильно. Несмотря на то, что человек я ленивый, на уговоры,
всё же, достаточно податлив - Д. говорит, что это моя слабая черта. Якобы, другие часто этим
пользуются. Как видите, сам он также пользоваться этим не стесняется. Однако, я понимаю,
что он делает это несознательно, а если даже и сознательно, то исключительно из благих
побуждений.
“Ну, минут через 40 подскочу” - сообщение отправлено.

>>3351
А, ладно, Безымянный будет долго отвечать. Лови.

«Пролог на небе» – рекурсивный итог трагедии Гете, созданной по канону симультанной (одновременной) декорации. Ей присущи такие отличительные черты, как семантическая самодостаточность и аконтекстуальность (выделяемость из контекста). Гете удалось вместить многообразие обыденной жизни в христианский миф, дававший универсальное содержание. Мир уподобляется театральной сцене. Концепцию автора формирует религиозный мотив, воспринимаемый в образе постоянной метафизической тревоги.
Действие пролога начинается с появления Бога, архангелов и Мефистофеля. Гете подает эти образы весьма вольнодумно, а благодушно-терпимое обращение Господа к посланнику преисподней «К таким как ты вражды не ведал я» [7, с. 16] и вовсе вызвало бурную критику и протест со стороны церковных кругов.
Первая сцена начинается с отчета архангелов Господу о состоянии его владений, вселенной. Великолепен данный мир: по непреложным законам движутся в нем планеты, на земле регулярно происходит смена дня и ночи, приливов и отливов, бурь и затишья. Все противоречия здесь сливаются в единую гармонию. Однако процессию прерывают неблагозвучные слова Мефистофеля:
Мне нечего сказать о солнцах и мирах:
Я вижу лишь одни мученья человека [7, с. 14].
Удар оказался метким. «Мученья человека» [7, с. 14] – это факт, который опрокидывает версию о совершенном устройстве мира. Горько-ироническая реплика Мефистофеля высоко поднимает его образ над традиционными примитивными представлениями о духах зла. Уже здесь намечен образ «великого отрицателя», носителя критики, нередко верной и глубокой. И все же Мефистофель остается гением зла, его человеколюбие – только видимость.
Следуя его теории, мучения человека вызваны тем, что в отличие от животных ему дарована крупица разума. Она побуждает его стремиться к свету, но разум немощен, и попытки человека подняться над положенным ему уделом неизменно оканчиваются неудачей, что и делает его несчастным. Более того, разум, по мысли Мефистофеля, не только ничтожен, от него проистекают самые дурные, низменные поступки человека. Дарованную ему жалкую крупицу разума:
Он на одно лишь смог употребить –
Чтоб из скотов скотиной быть [7, с. 14].
Вкладывая в уста Мефистофеля яростное развенчание разума, Гете строит свою трагедию на проблеме, вокруг которой в то время шли острые дебаты между передовыми людьми и идеологами дворянской реакции. Это вопрос о том, был ли верен тот путь, каким до сих пор шли передовые люди, и о том, каким путем должно отныне идти человечество.
Развенчивая разум и представляя ничтожными искания человека, реакционеры полагают, что творят дело, угодное богу, но у Гете Господь видит в исканиях человека, даже ошибочных, положительное начало. Он уверен в том, что, опираясь на разум, который вовсе не ничтожен, человек способен самостоятельно, то есть без помощи свыше, преодолеть неизбежные ошибки и выйти на правильный путь. Господь из «Пролога на небесах» не только мудрый создатель совершенного механизма космоса, непреложных законов природы, но это бог гуманистов, крепко верящий в человека, носитель широчайших гуманных воззрений, чуждый религиозной догматике.
Вступая в спор с Мефистофелем, Господь указывает ему на Фауста. Однако Мефистофель считает, что Фауст – пример, подтверждающий его взгляды. Ведь Фауст испытывает страдания именно от несбыточности своих стремлений:
То с неба лучших звезд желает он,
То на земле всех высших наслаждений,
И в нем ничто, – ни близкое, ни даль, –
Не может утолить гнетущую печаль [7, с. 15].
Так возникает спор о человеке – центральная, хотя и не единственная тема трагедии «Фауст». Конфликт будет решен экспериментом, объект которого – Фауст. Условия постановки эксперимента очень четкие: Господь не будет мешать Мефистофелю, не будет помогать Фаусту. Противнику Господа дана полная возможность искушать Фауста. Весь вопрос в том, удастся ли посланцу ада погасить «ничтожный» [6, с. 21] разум Фауста, вернуть его к животному состоянию. В результате такого эксперимента будет получен ясный ответ, могуч или слаб человек разумом. «Пролог» имеет основания счастливого исхода эксперимента, однако искушения, которым подвергается Фауст, очень сильны. Фауст – человек, и ему присущи глубокие противоречия.

>>3382
Рассматривай это не как художественное произведение с кольцевой композицией, а как последовательный научный анализ, идущий шаг за шагом.

>Тут мы видим главный вопрос после которого спор и начинается, а именно - нужен ли человеку разум.

Нет, это позиция Мефистофеля, а не Гёте или Бога.

>А это - позиция Господа, если я правильно понял. Следствием этого и был конфликт. Корень проблемы лежит в этом.

Нет, здесь описаны реакционеры - гуманисты-протестанты, литературным проявлением которых стало немецкое второй половины 18 века "Буря и натиск". Грубо говоря, немцы пошли по пути противостояния человека и Бога; они считают разум человека более развитым, чем разум Господа. Если ещё сильнее углубиться, то разум человека у части гуманистов является сплавов разумов Бога и Дьявола.

>А это - позиция Господа

Господь и у Гёте, и у реакционеров одобряет всё это движение, т.к., снова грубо говоря, всё же любит человека и желает ему развития.
Я подробно описывал это в одной из прошлых глав. Смотри:

Исключительный интерес к народному сказанию о Фаусте приходится на эпоху Просвещения, период формирования основ немецкой классической литературы. Первым, кто обратился к фаустовской теме, был Лессинг. Он увидел в Фаусте не только воплощение просветительских идеалов, но и подлинно национальную немецкую драму. Для Лессинга история Фауста – трагедия исканий свободной человеческой мысли, являющейся благороднейшим из стремлений, дарованных человеку во благо. «Искание истины – удел человека»; «философ, ищущий истину, заслуживает именоваться любимцем Бога» [9, с 157] – пишет поэт в одном из своих полемических сочинений. И Лессинг был первым, кто оправдывает Фауста. Его пьеса, дошедшая до нас в отрывках, оканчивается спасительным возгласом свыше: «Вам не победить!» [9, с. 261].
Без преувеличения можно сказать, что с этого момента фаустовская тема становится магистралью развития немецкой литературы. Вслед за Лессингом к ней активно обращаются представители «Бури и натиска». Фауст – человек, бросивший вызов самому Господу Богу, чернокнижник, замысливший проникнуть в тайны мироздания, оказался идеальным воплощением штюрмерских представлений о герое.