>>2900337 (OP) Подвоха не ждите. Просто добропасту написал.
Уже три дня.
Евгений сидел на общей кухне коммуналки на старом стуле, облокатившись на спинку грудью. В окно, освещая помещение таинственным голубоватым светом, нагло смотрела полная луна, расковыривая рану на сердце, и обсыпая её солью.
- Три дня. Сегодня полнолуние, мы бы с тобой метались из ряда в ряд, крутили пятаки на парковках, выли бы в унисон...
Он едва держался. Колючий ком в горле не давал дышать, в носу щипало, лицо то и дело сводило в скорбную гримасу, но Женя всё ещё сопротивлялся. Он пообещал себе не рыдать. Снова, как вчера, как позавчера, как два дня назад, как тогда, стоя посреди дороги, смотря на уезжающий эвакуатор. И всё равно уже третью ночь подряд он приходил сюда, едва контролируя поток эмоций, садился на стул, говоря себе, что сейчас посидит и успокоится, чего тут рыдать-то? Подумаешь, кусок железа. Зато деньги теперь в семью понесу, Светику с дочуркой обновок купим, нарядные будут, красивые, на рынок поедем...
Голова Жени опустилась на едва успевшие словить её руки. Плечи задёргались в конвульсиях. Всё тело трясло в судорогах бесшумных рыданий.
- На чём я на рынок поеду-то?
Никто не должен видеть его таким. Он сильный, добытчик, культурист, глава семьи, отец и муж. Такие не плачут. Ну или никто не видит как. Или же видят, но никому не говорят об этом. Правда, Света? Евгений вытер слёзы с лица, шмыгнул носом, повернулся и спросил:
- Давно тут стоишь?
В двери кухни стояла Света.
- Я почувствовала как ты встал с кровати. Женя, почему ты мне не сказал, что так переживаешь?
- А разве это не очевидно? Вспомни, сколько труда я вложил в него. Сколько я нянчился с ним. Да хотя бы тот раз, когда я на ледяном асфальте лежал несколько часов, застудил себе почки и потянул плечо, запихивая снизу мотор, который всё равно разлетелся на куски? Я никогда не опускал руки, никогда не оставлял его, никогда не сдавался, и вот теперь у меня его просто забрали? Да как... Как...
Евгений бросился к супруге, заключив её в объятиях, и разразился потоком слёз. Света же, постояв пару секунд в нерешительности, прижала его к себе, и закрыла глаза. Через где-то полчаса, когда Женя начал успокаиваться, она спросила:
- А хочешь я тебя порадую?
- Нет, не сейчас. Доча спит, а кровать ещё скрипит, да и не сильно я в настроении.
- Я не об этом.
Она взяла его за руку и потянула в сторону их комнаты. Когда они зашли, она положила палец на его губы, прокралась к столу, взяла оттуда конверт, и шмыгнула в коридор, утащив Женю за собой. Плотно закрыв дверь, она включила свет в коридоре, и протянула конверт Жене.
- На. Я не вскрывала, но там что-то тяжёлое и металлическое.
Женя взял его в руки и тщательно осмотрел. Обычный конверт "Почты России", но вместо аккуратно заполненных полей "кому" и "куда", на всю лицевую сторону было написано "Серебрякову Е.".
- Ну раз я Серебряков Евгений, давай посмотрим что там.
Содержимым конверта оказались сложенный лист бумаги и какие-то ключи. На листе было написано: "Санкт-Петербург, ГК "Автолюбитель", №420".
Через несколько часов, первый Сапсан отправлялся из одной столицы в другую, увозя с собой нашего героя. Спустя несколько часов город дворов-колодцев услышал шаги Жени на своих мостовых. Несколько пересадок в метро, три остановки автобусом, семьсот метров пешком, и искомый гаражный кооператив предстал перед взором путешественника.
Слегка волнуясь, Евгений начал поиски того самого гаража. 128... 256... 322... 418, 419, 420. Рыжая от ржавчины и краски дверь выдавала частоту использования бокса. Хотя судя по примятой траве, его открывали, навскидку, ещё вчера-позавчера. Женя посмотрел по сторонам, ища людей с камерой, и, не найдя никого, кроме странного толстяка на Форде Фокус 2, перекладывавшего что-то в багажнике, он выдохнул, крутанул ключ в двери, и рванул её на себя.
Из темноты показались две узкие фары. Между ними была решётка с незнакомой эмблемой в виде льва, но не как у Пежо. За фарами и решёткой до конца гаража тянулось квадратное белое купе, вымытое и отполированное, что разительно отличало его от окружающей его обстановки - полки гаража никто не протирал лет пять. Разглядывая диковинную колесницу, Женя заглянул в салон через открытые окна. Там был лист А4 с большой надписью "Эй, Женёк!". Наш герой взял его и перевернул. На обороте принтером было напечатано следующее:
"Женя!
Пишет тебе коллектив того самого автача (автач от двач, ха-ха). Перед собой ты видишь Тойоту Соарер в очень хорошей комплектации (GT-Limited) и неплохом - для её-то лет! - состоянии. Кстати, если будешь чего на неё искать, это MZ21-HCMZZ. Также На заднем её сидении ты можешь заметить жёлтую папку. В этой папке находятся все документы, подтверждающие факт твоего обладания этой машиной."
Женя перевёл взгляд в салон - там и правда лежала тощая жёлтая папка с резинками. В глазах слегка потемнело, Женя вышел на воздух и продолжил читать.
"Давай так, ты можешь прямо сейчас забрать эту красавицу, но при одном условии - ты будешь шолговать не её. Мы, двенадцать Петербург-кунов, вложили в неё чёрти-сколько физического труда, кроме денег, которые собрали всем автачом. Мы обслужили все агрегаты, масло свежее даже в коробке и редукторе, даже кондиционер починили, и, честно, в процессе полюбили её, потому мы не хотим видеть как ты распилишь коллекционный пруль. Потому, не знаю, сконцентрируйся на семье, что ли, открой заново футбольный клуб, короче, возьмись за голову уже, хватит в стритрейсера играть. Но если прям настолько невмоготу, то ты, это, напиши нам, мы тебе что-нибудь организуем. Главное - не сдавайся никогда, ты вдохновил многих из нас на хорошие дела, и это - меньшее из того, что мы можем для тебя сделать.
Всегда твои, Автачеры."
Снизу уже ручкой было дописано:
"Кстати, ты напиши нам как получишь и как приедешь домой, мы волнуемся всё-таки. Хотели, конечно, лично вручать её тебе и встречать в Москве, но подумали, что испугаем. И ключи от гаража оставь у охранника, скажешь чтобы Антону передали. Счастливой дороги."
Последние слова Женя дочитал вслух. После чего он обернулся и посмотрел ещё раз. Белая краска поблёскивала на солнце, вышедшем из-за туч. Будто в тумане, нащупывая каждый шаг, Женя подошёл к машине. Своей новой машине. В замке торчали ключи. В папке позади оказались документы на его имя. В багажнике были банки с жижами "Зенум", а под капотом, очевидно мотор. На пластиковой крышке было написано: "Twin cam 24 valve Intercooler TURBO". Женя тихо закрыл капот сел на землю спиной к машине, и облокатился на бампер. Посидел так минут десять просто не думая ни о чём, затем достал телефон, сделал себяшку так, чтобы было видно эмблему, и зашёл на серо-оранжевые страницы анонимного форума имени Наривана Намазова. Отправил фотографию с лжим единственным словом "спасибо", спрятал телефон в карман, посидел ещё минут десять, встал, потянулся, и уселся за руль.
Его ждал долгий путь домой.

>>2930580
Текст:

Я сидел на автаче Автаче
Автаче что от два че
Треды сагал и скрывал
Нулевую обновлял
Жиденький и тёплый кал
На литсо кота кидал
Баржетреды бамповал

Тут откуда ни возьмись
К нам нарисовался Волк
Сразу стало зашибись
В тредах появился толк
Раз два три четыре пять
Главное не забывать
Треды перекатывать

И пошло из нити в нить:
Чудеса до энурезу!
Был и руль на поксиполе
Лонжерон на саморезах.
И обвес из флагов с пеной
И азот системы "Вольф".
Но он был медленней чем гольф.

А потом рванул мотор,
А потом рванул второй,
Но Евген Серебряков
Не такой пацан простой.
Распилил свою альмеру
Распилил он БМВ
А потом СЛИЯЛ их две.

Силовые вёдра с краской
Между бэхой и ниссаном
Сварка электродом-тройкой
Переезд пришёл нежданно
Женя быстро доварил
Свой божественный распил
И на нём он укатил.

Взял он бампер от Мустанга,
На капот вварил капот,
Чтобы прокормить Волчару
Сменил парочку работ
Наконец-то всё доделал
И на гонки покатил
Даже долг он заплатил.

Но пришёл тот грустный час,
Час прощанья, милый друг.
Не порвал Серебряков
Альмеровский кредитный круг.
В Реутов приехал банк.
Волка он конфисковал
И уже его продал.

Но Женёк не унывает.
Он качается, рыбачит,
Но и Волка не забросил,
И мотор какой-то тащит.
Это был не хэппи-энд
И теперь мы вместе ждём
Разных новостей о нём.

Этой песней я хотел бы,
От лица всех саморезов,
От простого анонима
До вонючего Черчеса,
Поблагодарить тебя,
Умелого Евгения,
Мы навек тебе друзья.

А, и прости за кресло.