Ссаняподсос всю ночь вертелся, весь вспотел и не находили себе места. Наконец, измученный он заснул или скорее забылся.

Но вот вдруг становится очень шумно: в тред заходят с криками, с песнями, с балалайками пьяные-препьяные большие такие мужики в красных и синих рубашках, с армяками внакидку. "Садись, все садись! -- кричит один, еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым, широким, как блин, лицом, -- щас озалуплю, садись!" Но тотчас же раздается смех и восклицанья:
-- Этака шпрота да озалупится!
-- Да ты, Серёжа, в уме, что ли: этаку маньку в такой озалуп затянул!
-- А ведь Ссашке-то беспременно лет двадцать шесть уж будет, братцы!
-- Садись, у всех на глазах озалуплю! -- опять кричит Сергуня, постит первый в тред, клеит скрин из архивача про пережаренный шашлык и начинает заливать ссане говно в штаны. -- Говномордый даве с Феней ушел, -- кричит он, -- а шпрота эта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и озалупил, даром пасты катает. Говорю садись! Подорву! На пуканной тяге пойдет! -- И он берет в руки пак со скринами, с наслаждением готовясь сечь ссаню.
-- Да садись, чего! -- хохочут в толпе. -- Слышь, на пуканной тяге пойдет!
-- Он на пуканной-то уж месяц, поди, не летал.
-- Полетит!
-- Не жалей, братцы, бери всяк фантазии, сгущай краски!
-- И то! Траллируй его!
Все лезут в Серёгин тред с хохотом и остротами. Налезло человек шесть, и еще можно посадить. Берут с собою одного анона, толстого и румяного. Он в кумачах, в кичке с бисером, на ногах коты, щелкает орешки, хочет похудеть к лету и посмеивается. Кругом в толпе тоже смеются, да и впрямь, как не смеяться: этака лядащая шпрота да с озалупа на пуканной тяге летать будет! Два парня в треде тотчас же берут по фантазии, чтобы помогать Сергуне. Раздается: "Латвия - Манястрана, а карумсы говно!", шпрота дергает изо всей силы, но не только на пуканной тяге, а даже и самоозалупом-то чуть-чуть может справиться, только семенит, желчь льёт и приседает от ударов трех анонов, сыплющихся на нее, как горох. Смех в треде и в толпе удвоивается, но Сегуня сердится и в ярости сечет учащенными озалупами шпроту, точно и впрямь полагает, что она на пуканной тяге пойдет. Менеджер пивного краника! Квартира во Львове! Конкурс 3,5 человека на престижное место!
-- Пусти и меня, братцы! -- кричит один разлакомившийся парень из толпы.
-- Садись! Все садись! -- кричит Сергуня, -- озалуплю. Засеку! -- И хлещет, хлещет, и уже не знает, чем и бить от остервенения. Дёргание лука, пешеблядь, спермопицца, шеф-чухан!
-- Коленька, Коленька, -- кричит ссаняподсос Кольке-хуесосу, -- Коленька, что они делают? Коленька, бедную шпроту бьют!
-- Пойдем, пойдем! -- говорит Колька-хуесос, -- ватники, шалят, дураки: пойдем, не смотри! -- и хочет увести его, но он вырывается из его рук и, не помня себя, бежит к шпроте. Но уж бедной шпроте плохо. Она захлёбывается в желчи, останавливается, опять выдавливает желчную пасту, чуть не падает.
-- Озалупливай до смерти! -- кричит Сергуня, -- на то пошло. Озалуплю!
-- Да что на тебе креста, что ли, нет, леший! -- кричит один колбасник из толпы.
-- Видано ль, чтобы така шпротка так долго на пуканной тяге летала, -- прибавляет другой.
-- Заморишь! -- кричит третий.
-- Не трожь! Мое добро! Что хочу, то и делаю. Садись еще! Все садись! Хочу, чтобы беспременно на пуканной тяге пошла!..
Вдруг хохот раздается залпом и покрывает всё: шпрота не вынесла учащенных ударов и в бессилии начала бредить про унию и кармический озалуп. Даже колбасник не выдержал и усмехнулся. И впрямь: этака лядащая шпротка, а еще огрызается!
Два парня из толпы достают еще по фантазии и бегут к шпроте сечь ее с боков. Каждый бежит с своей стороны.
-- Мамка-шлюха, прыщавая карлица, плешивец! -- кричит Сегуня.
-- Песню, братцы! -- кричит кто-то с телеги, и все в телеге подхватывают. Раздается "Принимай нас Суоми-красавица", брякает бубен, в припевах свист. Анончик-жиробас щелкает орешки и посмеивается.
...Ссаняподсос бежит подле шпроты, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам фошистскими скринами с Дитеровского фейсбука, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к колбаснику, который качает головой и осуждает всё это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к шпроте. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лить желчь и детектить невпопад.
-- А чтобы те леший! -- вскрикивает в ярости Сергуня. Он бросает пак со скринами, нагибается и вытаскивает со дна своей души длинную и толстую выдумку, берет ее за конец в обе руки и с усилием размахивается над ссанькой.
-- Озалупит! -- кричат кругом.
-- Убьет!
-- Мое добро! -- кричит Сергуня и смакуя детали пишет как шпротосемейство предыдущий ёбарь выставил на мороз. Раздается треск пердака.
-- Секи еге, секи! Что стали! -- кричат голоса из толпы.
А Сергуня намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаху ложится на спину несчастной клячи: Инка-то лысеет, а у ссани нет зимних ботинок. Шпрота вся оседает всем задом, но вспрыгивает и катает желчную пасту, катает из всех последних сил не попадая по клавитуре, чтобы вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть смычков, а фантазия снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, с размаха. Хрипящий Дитер на мамке! Шпалоукладчик-креозот! Сергуня в бешенстве, что не может с одного удара озалупить.
-- Живуч! -- кричат кругом.
-- Сейчас беспременно падет, братцы, тут ему и конец! -- кричит из толпы один любитель.
-- Разбить таблетку ему, чего! Покончить с ним разом, -- кричит третий.
-- Эх, ешь те комары! Расступись! -- неистово вскрикивает Сергуня, бросает зимние ботинки, снова нагибается в фантазии и вытаскивает новую. -- Берегись! -- кричит он и что есть силы огорошивает с размаху бедную шпротушку. Выебанный пёс! Удар рухнул; шпрота зашаталась, осела, хотела было излить желчь, но озалуп снова со всего размаху ложится ей на спину. Бросил ротвейлера в Латвии! И шпрота падает на землю, точно её отлиберировали все четыре ватника разом.
-- Добивай! -- кричит Сергуня и ныряет, словно себя не помня, под личину анонимного быдла. Несколько парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало -- фантазии, краски, фотографии, и бегут к озалупленной шпроте. Сергуня становится сбоку и начинает семёнить. Шпрота протягивает руку к бутылке пивка, тяжело вздыхает и пропадает из треда.
-- Озалупил! -- кричат в толпе.
-- А зачем на пуканной тяге не шла!
-- Мое добро! -- кричит Сергуня, с выдумками в руках и с налитыми кровью глазами. Он стоит будто жалея, что уж некого больше озалупливать.
-- Ну и впрямь, знать, креста на тебе нет! -- кричат из толпы уже многие голоса.
Но бедный шпротоподсос уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к ссанечке, обхватывает его порванную, окровавленную сраку и целует ее, целует ее в пульсирующий анус, делает буравчик... Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с своими кулачонками на Сергуню. В этот миг Колька-отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его наконец и выносит из треда.
-- Пойдем! пойдем! -- говорит он ему, -- домой пойдем!
-- Коленька! За что они... бедную шпроту... озалупили! -- всхлипывает он, но дыханье ему захватывает, и слова криками вырываются из его стесненной груди.
-- Ватники, шалят, не наше дело, пойдем! -- говорит Колька-хуесос. Шпротоподсос обхватывает хуесоса руками, но грудь ему теснит, теснит. Он хочет перевести дыхание, вскрикнуть, и просыпается.

Он проснулся весь в поту, с мокрыми от поту волосами, задыхаясь, и приподнялся в ужасе.

В Латвии агрессивный бобр взял в плен мужчину

В середине апреля в латвийском городе Даугавпилс бобр напал на человека. То, что происходило в тот день, напоминает жуткий триллер.

13 апреля примерно в час ночи мужчина по имени Сергей возвращался домой после встречи с друзьями. Вдруг он увидел, как прямо на него бежит бобр. Мужчина попытался отпугнуть его, но «кыш-кыш» животное не остановило, и оно впилось в его левую ногу. Началась драка: Сергей отбросил бобра и попытался его ударить. Бобр не сдавался и смог повалить мужчину на землю.

После этого животное не стало добивать человека, а взяло его в плен: пока Сергей лежал на земле, бобр его не трогал и просто сидел рядом, но вгрызался в ногу каждый раз, когда мужчина пытался подняться. Лежа на земле, Сергей позвонил в службу спасения, но там не поверили в историю с нападением бобра и положили трубку. Тогда мужчина дозвонился до своего друга — тот тоже сначала не поверил в его рассказ, но согласился приехать.

Но друга по пути остановила дорожная полиция. Когда он рассказал, что мчится спасать товарища от бобра, полицейские попросили его подуть в трубочку. Убедившись, что друг Сергея трезв, полицейские поехали вместе с ним и спасли человека, вызвав скорую. Мужчине зашили ногу и назначили курс уколов, наступать на левую ногу он пока не может.

В службе спасения заявили, что звонка от Сергея не поступало. По словам представителя пожарно-спасательной службы, зафиксирован лишь звонок от полицейских. После этого на место происшествия выехали спасатели, нашли бобра и выпустили его в некий водоем.

Директор Латгальского зоосада, биолог Михаил Путиньш предупредил: бобры — не такие милые, как кажутся. Это животные весом до 40 килограммов с острыми зубами, которые не любят, когда их трогают или на их пути оказывается препятствие. По словам Путиньша, при встрече с бобром надо убегать: «Бобер достаточно быстро бегает, но на длинной дистанции ваши шансы возрастают. Причем убегать лучше петляя, пытаясь запутать его и скрыться из виду. Вскарабкаться на дерево — тоже хороший вариант. Бобер не ест людей. Его пища — деревья. Так что у него не сработает в голове сценарий „перегрызть ствол дерева, на котором сидит человек, чтобы добыть человека“».

>>3330975

>Русским людям же. Им же приписывают тягу к справедливости любой ценой.

Ничего несправедливого в том, чтобы улитса называлась в честь дивизии нет.

>Ето же не норм

Проходя по етой улитсе никто гимнов не поёт, в граните на домах ничего не высечено. Название не указывает напрямую на "тех" Панфиловцев. Если где есть памятники, то при желании жителей их поправят/демонтируют нах.

>>Вон даже Войковскую недавно переименовать ниасилили

>Да, ето печально конечно. У немтсев вот хватило чего-то (яиц?), чтобы не оставлять Адольф Хитлер Гассе или Доктор Гёббельс Штрассе

Вероятно, потому что времени с появления этих топонимов до переименования прошло не так много. Тут две волны было - "десталинизация" при Хруще и "перестройка/гласность/развал СССР". Что попало под горячую руку - переименовали. А каждый раз этим заниматься при открытии фактов столетней давности - так надо специальное Министерство Правды под эти цели создавать. В случае Войковской аж статью в русской вики запилили, такое-то ломание копий и бугурчение на ровном месте.

>Теперь тут Бен Гурион Ринг

А жаль. Плохие пацаны, или хорошие - это история страны. Которая была написана победителями, о чём тоже надо помнить при оценке их действий.

>иначе учил бы имена героев-панфиловцев на зубок как каждый школьник Советского Союза

Школьники много всякой хуйни мифотворческого характера учили. Я запомнил только лагерную пейсню:

Кружилась в поле злая осень,
Шумела поздняя листва.
Их было только двадцать восемь,
А за спиной была Москва.

На них чудовища стальные
Ползли, смыкая полукруг.
“Так защитим Москву, родные!” -
Сказал гвардейцам политрук.

Летят бутылки и гранаты,
Последний бой всегда суров.
“Так за Москву, за нас, ребята!” -
Последний раз кричит Клочков.

Не пропустили вражьи танки
Герои Родины своей.
В сырой земле лежат останки,
Лежат тела богатырей.

Кружилась в поле злая осень;
Опала поздняя листва.
Их было только двадцать восемь,
А за спиной была Москва.

Пейсня красивая, кто такой Клочков яхз, а подобные эпизоды наверняка были.

>ну обидно же должно быть. Не обидно?

Обидно, накормили мифом, дальше-то что?

>я против выдуманных нинастоящих хероев

>и способность системы и людей официально признавать факты лжи в своей истории.

Есть отличное решение "с этого момента считаем улицу Панфиловцев названной не в честь "тех", а в честь дивизии целиком", не требующее огромных затрат ресурсов. И ето хорошо.