>>2151
Не, будет не так.
Из бюджета выделят средства на кампании в СМИ о том, что россияне не нуждаются в собственном мебельном производстве. Блоггеры наперебой будут строчить твиты: Страна достаточно богатая для того, чтоб не заниматься такой ерундой и МСЭП покупать мебель у лучших итальянских мебельщиков. Для заботы о гражданах отменяются все пошлины на ввоз мебели из за рубежа.
Влошившиеся в локальные производства мебелей быстро разоряются, потому что даже в сраной Латвидже местные жители, узнав, что табуретку сделали поганые кривичи, устраивают на центральной площади им аутодафе каждый летний солнцеворот. Смешно прыгая в своих национальных костюмах через костёр в масках Путина и напевая "Kur tu teci, kur tu teci, Gailīti mans?". Соотечественники же, не смотря на постоянные призывы с телеэкранов поддержать отечественного производителя, начали выбирать или недорогую за счёт уже налаженного производства и доступа к дешевым деньгам польскую мебель, или заказывать себе что-нибудь стильное из Италии.
Потерявшие рабочие места на мебельных фабриках люди выйдут на забастовки, но после кампании в прессе ещё осталось несколько не освоенных миллиардов, на которые чутка поднимут зарплату Росгвардии, и требования о защите малого бизнеса так и не будут никем услышаны. Бизнесмены-организаторы распродадут на металл станки и поедут в крупные города устраиваться офисными сидельцами. Фабричные работники вспомнят армейских друзей и попросят их куда-нибудь пристроить - самые успешные поедут в ЧВК продвигать Русский Мир, середнячки пополнят Росгвардию, а бесперспективные, которых раньше пускали только мести стружку с пола - устроятся в ЧОП охранять студенческие общаги от самих себя.
Остальные граждане на первых порах порадуются тому, что перестали наконец-то кормить своих криворуких бездельников-мебельщиков, изделия которых не собирались без электрорубанка и дрели. Накупят себе кроватей Хулста да шкафов из вишнёвого дерева. Потом, правда, слегка удивятся, что соседский сын-столяр полгода не может найти работу и всерьез думает об армейской карьере. Узнают в "Одноклассниках", что знакомый из управления производством переквалифицировался в таможенника, поступив на госслужбу. И привычно отметят, что отдых в родной "нашей" Турции стал в этом году опять чуточку дороже, как и средний чек в супермаркете. Но не обратят на это внимания, ведь главное - это вывод страны на рыночные рельсы и забота о гражданах. Им именно так об этом сказали в телевизоре.

За окном, как известно, не только осень, но и экономический кризис. В разгар кризиса загрустившему от финансовых трудностей рядовому гражданину всегда приятно лишний раз вспомнить, что есть и другая жизнь. Что некоторые соотечественники сумели в этом году отдохнуть не возле огорода с картофаном, а в местах более экзотических и несколько более комфортных. Об этом гражданину рассказывает телевизор, соцсети, уважаемые коллеги, любимая женщина и много кто ещё. А на днях к этому нестройному восторженному хору присоединился Сбербанк. Ведомство Германа Грефа поделилось любопытными цифрами про широту души российского туриста — без уточнения имён и фамилий, разумеется.

Душа наибольшей широты среди клиентов Сбера принадлежит 39-летнему жителю города Санкт-Петербург. Гражданин родом из цитадели отечественной культуры потратил за вечерок в казино Монте-Карло 33 миллиона 300 тысяч сугубо трудовых рубликов.

Там же, в Монако, пытался кутить некий москвич. Сумма у него получилась значительно жиже — всего 895 тысяч рублей. Зато он ухитрился спустить её не в казино, не на скачках и не в борделе, а в фастфуде. Кто хорошо трудится, у того и на аппетит жалоб, как известно, нет. Другой гражданин с хорошим пищеварением завалился во французский ресторан и освоил продукции на 3 миллиона 100 тысяч. Хорошо, видать, готовят в заведении. Попробовал — и тут же подсел.

На индонезийском острове Мойо соотечественник оставил за проживание 8 миллионов 100 тысяч рублей. Возможно, арендовал остров целиком.

На Гавайях в торговом центре кто-то из наших затарился разными прикольными безделушками на 7 миллионов 300 тысяч. Ну, надо ж друзьям и коллегам магнитики для холодильников прикупить, гавайских рубашек, и тому подобного. А если ты вкалываешь за десятерых, то и верных друзей у тебя очень много. Поэтому без семи-восьми миллионов на шоппинг лучше не ходить — одно расстройство.

Подруга из Якутии тоже поставила рекорд — за минувшее лето воспользовалась сберовской картой в 26 странах. Учитывая, что лето — это всего 92 дня, на страну в среднем пришлось чуть больше трёх дней. Это вместе с переездами, перелётами и переплывами. Правильно, жизнь — это движение.

Больше всего российских туристических денег осело в Италии — 8 с половиной миллиардов рублей. Это не так много, как нашли у семьи полковника Захарченко, но рядом. Примерно столько же миллиардов уехало в Турцию — там наши деньги нужнее, чем на Родине. Испания приютила 6 миллиардов 750 миллионов — тоже неплохой результат.

Среди покупок за рубежом, по сведениям Сбербанка, нашим людям милее всего одежда. Добротные шмотки, на которые не успели сделать наценку барыги и перекупщики вдоль маршрута “Милан-Сызрань”, в понимании сограждан легко оправдывают и даже “окупают” поездку.

Речь, замечу, про несколько процентов населения страны. То есть, в количественном выражении — ничтожное меньшинство. Хорошо, что хоть кто-то у нас способен быть мобильным и эффективным, умеет очень хорошо работать. А потом, как водится у хороших работников, культурно отдыхать.

Этот текст написан Владимиром Яковлевым – журналистом, основателем и первым главным редактором ИД «Коммерсант», сыном известного советского журналиста Егора Яковлева.

Меня назвали в честь деда.
Мой дед, Владимир Яковлев, был убийца, кровавый палач, чекист. Среди многих его жертв были и его собственные родители.
Своего отца дед расстрелял за спекуляцию. Его мать, моя прабабушка, узнав об этом, повесилась.

Мои самые счастливые детские воспоминания связаны со старой, просторной квартирой на Новокузнецкой, которой в нашей семье очень гордились. Эта квартира, как я узнал позже, была не куплена и не построена, а реквизирована — то есть силой отобрана — у богатой замоскворецкой купеческой семьи.

Я помню старый резной буфет, в который я лазал за вареньем. И большой уютный диван, на котором мы с бабушкой по вечерам, укутавшись пледом, читали сказки. И два огромных кожаных кресла, которыми, по семейной традиции, пользовались только для самых важных разговоров.

Как я узнал позже, моя бабушка, которую я очень любил, большую часть жизни успешно проработала профессиональным агентом-провокатором. Урожденная дворянка, она пользовалась своим происхождением, чтобы налаживать связи и провоцировать знакомых на откровенность. По результатам бесед писала служебные донесения.

Диван, на котором я слушал сказки, и кресла, и буфет, и всю остальную мебель в квартире дед с бабушкой не покупали. Они просто выбрали их для себя на специальном складе, куда доставлялось имущество из квартир растрелянных москвичей.
С этого склада чекисты бесплатно обставляли свои квартиры.

Под тонкой пленкой неведения, мои счастливые детские воспоминания пропитаны духом грабежей, убийств, насилия и предательства. Пропитаны кровью.

Да что я, один такой?

Мы все, выросшие в России — внуки жертв и палачей. Все абсолютно, все без исключения. В вашей семье не было жертв? Значит, были палачи. Не было палачей? Значит, были жертвы. Не было ни жертв, ни палачей? Значит, есть тайны.

Даже не сомневайтесь!

Оценивая масштаб трагедий российского прошлого, мы обычно считаем погибших. Но ведь для того, чтобы оценить масштаб влияния этих трагедий на психику будущих поколений, считать нужно не погибших, а — выживших.
Погибшие — погибли. Выжившие — стали нашими родителями и родителями наших родителей.

Выжившие — это овдовевшие, осиротевшие, потерявшие любимых, сосланные, раскулаченные, изгнанные из страны, убивавшие ради собственного спасения, ради идеи или ради побед, преданные и предавшие, разоренные, продавшие совесть, превращенных в палачей, пытанные и пытавшие, изнасилованные, изувеченные, ограбленные, вынужденные доносить, спившиеся от беспросветного горя, чувства вины или потерянной веры, униженные, прошедшие смертный голод, плен, оккупацию, лагеря.

Погибших — десятки миллионов. Выживших — сотни миллионов. Сотни миллионов тех, кто передал свой страх, свою боль, свое ощущение постоянной угрозы, исходящей от внешнего мира — детям, которые, в свою очередь, добавив к этой боли собственные страдания, передали этот страх нам нам.
Просто статистически сегодня в России — нет ни одной семьи, которая так или иначе не несла бы на себе тяжелейших последствий беспрецедентых по своим масштабам зверств, продолжавшийся в стране в течение столетия.

Задумывались ли вы когда-нибудь о том, до какой степени этот жизненый опыт трех подряд поколений ваших ПРЯМЫХ предков влияет на ваше личное, сегодняшнее восприятие мира? Вашу жену? Ваших детей?

Если нет, то задумайтесь.
Мне потребовались годы, на то, чтобы понять историю моей семьи. Но зато теперь я лучше знаю, откуда взялся мой извечный беспричинный страх. Или преувеличенная скрытность. Или абсолютная неспособность доверять и создавать близкие отношения.
Или постоянное чувство вины, которое преследует меня с детства, столько, сколько помню себя.

В школе нам рассказывали о зверствах немецких фашистов. В институте — о бесчинствах китайских хунвейбинов или камбоджийских красных кхмеров.
Нам только забыли сказать, что зоной самого страшного в истории человечества, беспрецедентного по масштабам и продолжительности геноцидана была не Германия, не Китай и не Комбоджа, а наша собственная страна.
И пережили этот ужас не далекие китайцы или корейцы, а три подряд поколения ЛИЧНО ВАШЕЙ семьи.

Нам часто кажется, что лучший способ защититься от прошлого, это не тревожить его, не копаться в истории семьи, не докапываться до ужасов, случившихся с нашими родными.
Нам кажется, что лучше не знать. На самом деле — хуже. Намного.
То, чего мы не знаем, продолжает влиять на нас, через детские воспоминания, через взаимоотношения с родителями. Просто, не зная, мы этого влияния не осознаем и поэтому бессильны ему противостоять.

Самое страшное последствие наследственной травмы — это неспособность ее осознать. И, как следствие — неспособность осознать то, до какой степени эта травма искажает наше сегодняшнее восприятие действительности.
Неважно, что именно для каждого из нас сегодня является олицетворением этого страха, кого именно каждый из нас сегодня видит в качестве угрозы — Америку, Кремль, Украину, гомосексуалистов или турков, «развратную» Европу, пятую колонну или просто начальника на работе или полицейского у входа в метро.

Важно — осознаем ли мы, до какой степени наши сегодняшние личные страхи, личное ощущение внешней угрозы — в реальности являются лишь призраками прошлого, существование которого мы так боимся признать?

P. S. В 19-ом, в разруху и голод, мой дед-убийца умирал от чахотки. Спас его от смерти Феликс Дзержинский, который приволок откуда-то, скорее всего с очередного «специального» склада, ящик французских сардин в масле. Дед питался ими месяц и, только благодаря этому, остался жив.
Означает ли это, что я своей жизнью обязан Дзержинскому?
И, если да, то как с этим жить?