Капитан Кондрашов сидел в приемной своего начальника недолго. Вызвал его Алексей Иванович почти сразу. И почти сразу, предложив присесть и осведомившись для приличия о здоровье матушки, приступил к делу.

- Переводим тебя, Трофим Сергеевич, в Бункер, - сказал Алексей Иванович. – Бункер, как ты, наверное, понял с большой буквы. – И для полной ясности он добавил. – В президентский Бункер. В Бункер №1.

Капитан Кондрашов молчал. Был он офицером очень дисциплинированным и с начальством старался разговаривать только путем ответов на прямые вопросы или аккуратно смеяться над шутками начальства, которое оно соизволит шутить.

Алексей Иванович в очередной раз с удовольствием оценил это качество своего подчиненного и продолжил.

- Но на этот раз ты туда отправишься не для дежурства. Президента сейчас и так охраняют лучше некуда. Справятся и без тебя, - Алексей Иванович улыбнулся и издал пару трескучих звуков. Кондрашов пару раз хихикнул в ответ, но видя, что минутка профессионального веселья закончилась, резко вернул на лицо сосредоточенное выражение.

Лицо же Алексея Ивановича тем временем и вовсе стало скорбным.

- Как ты знаешь, два месяца назад, в мае нашего Президента не стало, - тихо произнес он, с глубокой задумчивостью и печалью, глядя в окно. – Многие отщепенцы тогда обрадовались. Кто-то начал похрюкивать, кто-то - откровенно шакалить у иностранных посольств в надежде получить деньжат на какой-нибудь майдан. Но все это сразу прекратилось, когда мы – в целях стабилизации обстановки - объявили, что наши ученые успели полностью оцифровать сознание Президента и, более того, поместили его в высокотехнологичного человекообразного робота, обладающего полным функционалом необходимым для исполнения Президентом всех своих полномочий. Другими словами, Президент не только жив, но и готов в очередной раз пойти на выборы.

Алексей Иванович задумчиво покусал губу.

- Это все, конечно, хорошо. Даже, чего скромничать, отлично. Однако, сам понимаешь, цифровое сознание Президента – это, конечно, сознание Президента, но оно таком своем виде, да еще в теле робота…, - Алексей Иванович несколько замялся. –Подойдет ли оно для общения с народом. Над этим сейчас работают наши лучшие кибернетики-лингвисты, но нужен взгляд со стороны.

Алексей Иванович посмотрел на Кондрашова.

- И это будет, Трофим Сергеевич, твой взгляд. Понимаешь?

- Понимаю, - без промедления откликнулся капитан. – Но не совсем. Что именно мне надо будет делать?

- Ну, на первый взгляд, ничего сложного, - Алексей Иванович встал и начал прохаживаться по кабинету, отчего Кондрашову пришлось ерзать на стуле и крутить вслед за начальником головой. – Ты будешь встречаться с ним каждый день на час или два, беседовать на любые темы и писать об этом отчеты. Выражать свои общие и конкретные впечатления. И делать для себя выводы о том, похож ли наш нынешний цифровой Президент на того прежнего из плоти и крови. И если нет, то в чем это выражается.

Алексей Иванович снова грузно опустился в кресло.

- Но смотреть тебе на него надо будет с точки зрения простого обывателя, простого телезрителя, а не офицера госбезопасности. Не забывай, что ты не на допросе. – И Алексей Иванович вновь заскрипел своим начальственным смехом.

*

По мнению Кондрашова Президент выглядел теперь нелепо. Робот, в котором было заключено цифровое сознание, был похож на персонажа старых фантастических мультфильмов. Двигался он крайне неуклюже, говорил придурковатым механическим голосом и почему-то плохо слышал. Свое мнение Кондрашов дисциплинировано держал при себе, но один из курирующих проект кибернетиков, словно прочитав его мысли, уверил капитана, что это только первый и потому несколько “сырой” вариант.

- Но даже и это тело очень технологично, - вмешался другой инженер. – Стоит очень дорого. Не содержит практически ни одной металлической детали. Все из углепластика и некоторых других, пока секретных, материалов.

Когда Кондрашов остался с Президентом в его кабинете один на один, то сразу почувствовал волнение и некий ступор, но глава государства оказался прост и учтив.

- При-са-жи-вай-тесь, ка-пи-тан, - сказал он и указал на большое черное кресло. – Ско-ро вам при-не-сут ко-фе.

- Благодарю, господин Президент! – Выпалил Кондрашов и сел. Президент остался стоять. Кондрашову стало неловко.

“Может он не может сесть?” – подумал капитан, но Президент попятился и неловко плюхнулся на большой диван позади него. Похоже, что кибернетическое тело и впрямь было не очень тяжелым, так как диван издал вполне умеренный скрип и затих, а не начал трещать, как этого неосознанно ожидал Кондрашов.

Воцарилось молчание. Президент смотрел своими огромными, выпуклыми, похожими на плавательные очки и на фары игрушечного автомобиля, глазами на Кондрашова. Тот, в свою очередь, нерешительно смотрел на хозяина кабинета.

- Я в кур-се ва-ше-го за-да-ни-я, - нарушил неловкую паузу Президент. – И го-тов вам по-мочь. Вы не вол-нуй-тесь. Да-вай-те про-сто по-го-во-рим.

Кондрашов открыл свою папку. Первой темой была внешнеполитическая обстановка.



Первый разговор с цифровым Президентом прошел для капитана Кондрашова как в тумане. Он внимательно слушал национального лидера, но ничего не мог понять. Ему только запомнилось выражение “геополитически законтачиться”, но к чему это относилось, он не запомнил. Зато он привык к механическому голосу Президента, и уже воспринимал его, как и любой другой, не замечая, как робот дробит слова на слоги и не ставит в них ударений.

Следующие три дня разговора прошли гораздо легче и спокойней. Президент с охотой высказывался обо всем, что предлагал обсудить его гость: о современной живописи, о кино, о безопасности в сети “ИНТЕРНЕТ”, о защите амурских тигров, о литературе. Его любимыми писателями оказались Достоевский, Омар Хайям, Иван Ильин и какой-то Мигель Серрано, о котором, к своему стыду, Кондрашов раньше не слышал, однако сразу подумал, что это наверняка какой-то нобелевский лауреат.

Все это время Президент вел себя естественно, дружелюбно, и психологическая дистанция между ними, как казалось Кондрашову, сокращалась.

- А почему Вы не сделаете себе нормальный голос? – Как-то осмелился спросить капитан.

- Нормальный? – Переспросил Президент.

- Ну, такой какой у вас был при жизни, - уточнил Кондрашов. – Это ведь технически возможно.

Президент ответил не сразу.

- Мы думали над этим, и я высказался против. К чему все эти попытки добиться поверхностного, внешнего узнавания. Чего они стоят? Напротив, пусть лучше народ почувствует меня внутреннего. Ведь пути развития России, которые я вижу, любовь к ней, понимание ее сакральной природы – все это внутри. И народ, я уверен, это почувствует. А те, кому нужна лишь внешняя схожесть, немного стоят. Такие сквозанут при первом же неблагоприятном развитии событий.

На следующий день Президент пустился в более пространные рассуждения.

- В конце концов, что такое личность? – Спросил он.

Кондрашов молчал, ожидая продолжения, пока не понял, что это был не риторический вопрос. Президента интересовало именно мнение его гостя.

- Личность? – Кондрашов несколько растерялся и начал судорожно соображать, пытаясь найти ответ на вопрос, который он сам себе никогда не задавал. – Ну, это сознание. Плюс привычки и навыки. Как-то так, в общих чертах.

- Личность – это модель, которую строит ваш мозг. Кстати, слово “личность” произошло от слова “личина”. То есть “маска”. Личность - это маска, которую мозг надевает на себя, чтобы вести социальную жизнь. Как вы заметили, сам великий русский язык нам на это намекает. Ваша личность - или шире самосознание – это модель, с помощью которой вы строите модель окружающей реальности. Потому что настоящая реальность нам недоступна. Это я понял еще на Афоне.

Кондрашов, не ожидавший от Президента, такой концепции, не нашелся, что ответить.

- И другие люди тоже модели. Мы встраиваем в своей голове модели их сознания, чтобы предугадывать их действия и понимать их переживания. Метарепрезентация. Так, кажется, это называется. Поэтому не важно, как я выгляжу. Главное то, какая модель моего внутреннего Я, сформируется в сознании народа. Вот вы лично, Трофим Сергеевич, верите, что я Президент?

- Верю, - мгновенно ответил Кондрашов.

- Вы это знаете, потому что вам так сказали. Но знание это директивно, поэтому неустойчиво. А вот ваш мозг во время нашего общения строит естественную, а значит более убедительную модель моего сознания. Вот в чем суть.

Вечером, сидя в теплой ванне и размышляя над дневным разговором, Кондрашов, в конце концов, понял, что имел в виду Президент.

“Я ведь действительно узнал его. Несмотря на внешность, я действительно узнал того человека, которого столько лет видел по телевизору”.

Во время одного из последних по плану “сеансов” общения, Президент рассуждал о будущем, а Кондрашов пил изумительно вкусный кофе и с интересом ловил каждое слово.

- Понимаете, Трофим Сергеевич, многие обвиняют меня в том, что я препятствую развитию “нормального” капитализма и не приемлю либерализм. Это смешно. Проблема не во мне. Само время уничтожает и капитализм, и либерализм. Представьте себе, что будет, когда автоматизированные алгоритмы будут лучше людей делать их работу, когда люди утратят свою рыночную и электоральную ценность. Придет время, когда искусственный интеллект тотально заменит человека, как работника и даже деятеля искусств и наук. Что останется человеку? Быть тупым потребителем благ? Но откуда он возьмет на это деньги, если все рабочие места будут заняты? И какой вес будет иметь цена электорального голоса того, кто является просто балластом в новой саморегулирующейся системе?

- Что же делать? – Спросил Кондрашов. От таких рассуждений ему стало тревожно.

- Никто не знает, что делать, - ответил Президент. – Более того, мало кто из сильных мира сего вообще об этом задумывается.

Президент замолчал, а потом веско заявил:

- Я знаю.

Кондрашов почувствовал радостное облегчение.

- Человек должен быть свободен от искушений цифрового ада, что рисуется нам сейчас как рай. И только труд освободит человека. Тяжелый и бессмысленный труд, который, тем не менее, не позволит нам стать бессмысленными биологическими придатками интеллектуальных машин и телефонных приложений…

Президент резко умолк, посмотрел на Кондрашова и замер. Еще через несколько секунд он резко схватил себя за голову и начал тянуть вверх, словно пытаясь ее оторвать.

- Господин Президент, вы чего? – Оторопело спросил Кондрашов, не зная, что предпринять.

Робот соскользнул с дивана и встал на колени, продолжая тянуть голову. Пару раз он с силой ударил себя по затылку.

Кондрашов вскочил и попятился к двери, не отрывая взгляда от свихнувшегося Президента, голова которого стала подаваться вверх и через пару секунд отлетела в сторону. Но на ее месте оказалось другая голова. Красная, потная, небритая. И, безо всяких сомнений, человеческая.

- Фу-уф, бля! – Тяжело дыша произнесла человеческая голова. – Чуть не задохнулся нахуй!

- Вы кто такой? – Ошарашенно спросил Кондрашов.

Голова никак не отреагировала на его вопрос. Вместо этого она уставилась с ненавистью в в одну из видеокамер под потолком и заорала:

- Податчик воздуха сдох! Куда вы, блядь, глядели?!

Через мгновение кабинет президента заполнился суетящимися людьми.



- ... Такая вот у нас страна, Трофим Сергеевич, - тяжело вздохнул Алексей Иванович. – Кругом бардак. Как нас еще пендосы не одолели?

- Зачем все это? – Безучастно спросил Кондрашов. На своего начальника он старался не смотреть.

- Да ты пойми, - словно пытаясь оправдаться, начал Алексей Иванович. – Денег много выделили. Идея была хорошая. Сам Президент ее еще давно при жизни одобрил. Но все, как обычно, попилили, куда надо откатили, кому надо занесли. Спиздили, короче говоря, все деньги. Но денег то было много, и не придешь потом к Президенту и не скажешь ему, что, мол, у нас тут деньги все закончились и давайте нам еще. Он ведь сразу бы все понял. Тем более, что деньги там были, мягко говоря, немалые. – Алексей Иванович тоскливо посмотрел в окно на заходящее солнце. – Вот и пришлось комедию эту ломать. Сначала перед Президентом, а теперь уж и перед всей страной.

Алексей Иванович помолчал и с гордостью добавил:

- Президенту, кстати, очень все понравилось. Хвалил нас за достижения в робототехнике и электрических этих невросетях.

Кондрашов слушал начальника без особого интереса. В его собственной голове не было не единой мысли, а все происходящее казалось нелепым сном.

- Ты пойми, Трофим Сергеевич, иного выхода нет. Нам в стране стабильность сейчас нужна. Во как нужна! - И Алексей Иванович провел большим пальцем поперек кадыка, показывая этим жестом, что стабильность ему нужна буквально позарез.

- Кто это был?

- Где? – Моргнул Алексей Иванович.

- В этом костюме робота.

- Да никто, - отмахнулся Алексей Иванович. – Мужик какой-то из глубинного народа. Его все Митричем зовут.

- Я с ним все это разговаривал?

- Да ты что! – Алексей Иванович жизнерадостно рассмеялся. – Ты разговаривал с несколькими специалистами. Филолог там был профессиональный. Еще известный современный философ. Не помню, как его зовут, но ты его по телевизору видел наверняка. У него борода как у Энгельса. Еще какой-то футуролог. Этот пидор стопроцентный. Очень мне не нравится, но лапшу на уши хорошо вешает. А Митрич нужен был только для того, чтобы двигаться. Ходить, головой вертеть, то-се.

Алексей Иванович помрачнел.

- Ну, вот видишь, как бывает. Какой-то полудурок-механик воздушные клапаны не проверил, и все пошло коту под хвост. Поэтому и тестируем, чтобы впредь таких оказий не случалось.

- И что теперь?

- Трофим Сергеевич, я тебя очень уважаю, ценю и даже по-товарищески люблю, но ты, прежде всего, офицер. И ты узнал такие факты, которые знать тебе не положено. Никто тебя ни в чем не обвиняет. Ты все делал правильно. Но обстоятельства иногда выше нас. Поэтому твоя Родина ждет от тебя правильного решения. Тем более, что решение это принято уже и без тебя.

Алексей Иванович поставил на стол перед Кондрашовым стакан с водой и положил рядом маленькую белую капсулу. Затем добавил к этим предметам сигарету, зажигалку и пепельницу.

И вышел.



Секретным указом Кондрашову Трофиму Сергеевичу была присуждена звезда Героя России. Посмертно.