Обиженные всех стран соединяйтесь.
Оглядываясь на прожитую жизнь, я, семидесятилетний “совок”, должен признать: брежневский Советский Союз, в течение 60-80-х годов, был страной, где личные качества человека не играли особой роли, при определении его общественного положения.

После сталинских мельниц по перемолке даже крупинок человеческой инаковости, после рыхления, полученной муки, воздушными пузырями хрущевской оттепели кремлевские начальники решили, на старости лет, пожить сами и дать пожить изготовленной массе.

Да, брежневская советская власть – была моя власть, власть оптимальная для человека со способностями ниже средних, склонного к лени, трусливого, боящегося ответственности как огня, готового довольствоваться тем, что Бог послал и не более.

Ах, где же ты, утраченное счастье дремоты сознания, неотличимости и растворенности в среде себе подобных? У тебя “все как у людей” и одежка, и обувка, и кормежка, и крыша над головой. Ну и что, что неуклюжая, ну и что, что несытная, ну и что, что кривобокая – ведь у всех так. “В тесноте да не в обиде” и все при деле: что-то конструируют и строят, точат и сверлят, лудят и паяют как кто может. И ты, какой ни есть, к чему-то приставлен, к чему-то приложен.

Где-то есть гиганты науки, запускающие ракеты и спутники, где-то парит в танце воздушная Плисецкая, непостижимо точно складываются слова в голове Евтушенко и замечательно: от каждого по способностям, каждому по потребностям. А какие у тебя такие потребности, отличные от соседа? Да никаких, упаси Боже.

И всего-то, лет через 25, пришлось корявым, кое-как выученным на шестом десятке, английским объяснять новым западным коллегам, что и в несвободном СССР можно было быть свободным как птица, при соблюдении простых правил безопасности: не высовывайся и не чирикай.

Ты начальник, я дурак. Вот ты и заплетай извилины двоемыслием и троемыслием, вместе со своей КПСС, а мне все пох и пошли все нах, моя фига всегда в моем кармане и эта отвязанность от всякого ”материального” может, в сознании определенного типа людей, стоить гораздо больше всякой там недвижимости и собственности.

Впрочем, мировосприятие эдакого комбинированного Челкаша/Обломова – один вопрос.

Другой вопрос, что благодать отвязанного и безответственного существования, разрушалась элементарным соображением: вся эта красота может иметь место только в условиях наглухо закрытого, герметичного пространства и столкновение с окружающим миром может эту герметичность опасно нарушить.

...“Мы живем под собою не чуя страны”.... И Советский Союз вместо того чтобы пытаться хоть как-то осознать, что означает взятая на себя миссия – быть одиноким островом – прибежищем, надеждой обиженных и неудачливых, с упорством жука-навозника, продолжал нелепое строительство коммунизма во всем мире и, связанное с ним, “соревнование” – кто может сильнее стукнуть кулаком, кто громче топнуть сапогом?

С сильным не борись, с богатым не судись”
– говаривали умудренные жизнью предки. Господи, ну какие шансы в этом “соревновании” имели самозабвенно пьющие советские люди, которым переставляли ноги парткомы, завкомы, месткомы, за которых думала родная партия, против тех, кто с детства не был приучен отвечать сам за себя, кто всю жизнь был вынужден бежать, напрягая все силы?

А тут еще непрерывная “борьба за мир”, в результате которой один кризис сменял другой: корейский, Суэцкий, венгерский, Карибский, шестидневной войны, чехословацкий, кризис “Судного дня” – всех и не упомнить.

“Агрессивные” блоки НАТО, СЕНТО, СЕАТО, окружали по периметру, где-то в южных широтах маячил таинственный АНЗЮС, щерила злобную пасть израильская военщина. А рядом китайские товарищи, со своими революционными голодранцами и, вечно голодные, страны “народной демократии” в Азии и Африке...

Возможную сомнительность всей этой канители с борьбой-соревнованием наиболее отчетливо, видимо, ощущали те, кто по роду работы вынужден был иметь дело не с податливой глиной политэкономии, а с железными законами физики, математики, химии, нарушение которых немедленно каралось тем, что что-то ломалось, перегорало, взрывалось или просто не работало, в соответствии с требованиями Технических Условий.

Справочники Первых отделов по надежности, в которых наработка на отказ отечественных электронных элементов указывалась на уровне 105 часов, а их западных аналогов на 107, секретные или ДСП спецотчеты о зарубежных технологиях или выпуске новых материалов и комплектующих побуждали быть реалистами, прежде всего, научных работников и действующих инженеров оборонной “девятки”.

После того, как в 1973 году Египет попросил СССР на выход с вещами, показалось, что в головах кремлевских начальников появились зачатки адекватности: вместо борьбы – мирное сосуществование двух систем и разрядка, совместные полеты АППОЛОН-СОЮЗ, а уж Хельсинские, 1975 года, соглашения – образец вменяемости. Жаль, мало кто читал, но вот современным сторонникам государственной исключительности совсем неплохо бы перечитать разделы 1 и 2 Заключительного Акта этих соглашений.

А в общем, хорошие тогда наступили времена, а главное – ушел страх, что политические картежники поставят на кон жизнь твоих детей, ни за понюшку табаку.

Правда, вел СССР в 1976 году небольшую гибридную войнушку в Анголе, руками кубинских "добровольцев", так где та Ангола? А здесь: рыбалка-грибалка, и водочка с бормотушкой, иногда с докторской колбаской, и чувство уверенности в завтрашнем дне – знай себе живи да наблюдай, с чувством глубокого удовлетворения, как “сисимасиськи” растет яйценоскость да удойность, а также урожайность, в центнерах с гектара.

И даже, находящееся где-то на периферии сознания, понимание, что история твоей страны – сплошное преступление, а под фундаментом государственного здания – реки крови и слез, особо не беспокоило.

Да и Некрасова мы читали: ...“Дело прочно, когда под ним струится кровь”... В крайнем случае, стакашок "Агдама", ГОСТ 7208-70, быстро снимал беспокойство. Толковая была придумка – "Агдам" мозговую активность пресекал не хуже нынешнего российского TV.

Так и жили бы, не тужили, может еще не один десяток лет, посапывая в две дырки, кто со своими карманными фигами, кто в безоблачном полузабытьи, да пришла беда.

Толи, вовремя не отведенное, известное вещество ударило в коллективную головушку ленинского Политбюро, то ли мальчишеская физиономия президента Картера ввела в очередное, после Кеннеди, искушение но, уступая просьбам доведенных до отчаяния афганских дехкан, СССР послал "ограниченный воинский контингент" в афганские ущелья.

Ох, не забыть, до смерти, этот страшный день 27 декабря 1979 года, когда еще не логика, а какие-то вибрации подсознания подсказали: всё – доигрались престарелые гемморойщики, кремлевские чучела ходячие. Поверили, трубки клистирные, что СССР и впрямь сверхдержава, с неограниченными возможностями.

Столкнули, все-таки, первый камень, непонятно какой лавины. И теперь придется, вместо рыбалки с бормотухой, платить – непереплатить за беззаботно-растительную жизнь, а что достанется детям и думать жутко. Ох, грехи наши тяжкие, растуды их туды!

Дальнейшее известно. Начал Запад, неспешно, учить кремлевских вождей уму-разуму: “Не важно, что у вас много атомных бомб с ракетами и самая большая территория. Произвольно сорить самолетами, танками и личным составом где попало, за пределами вашего социалистического лагеря, не надо. Мы сами, без вас, насорим где угодно”.

И уже в 1983 году в Европе стояли американские "Першинги", а санкции КОКОМ начали свою неспешную разрушительную работу.

Мгновенный старт твердотопливного "Першинга" и пять минут подлетного времени превратили европейскую часть страны в подобие порохового погреба. И вернулся страх, страх за детей, неизбывный, как осенняя слякоть и ноющий, как больной зуб. Одно утешало: обитатели пороховых погребов ошибаются только раз, а расплата за ошибку мгновенна, без всякой лишней тягомотины.

Такой вот материалистическо-реалистический взгляд на вещи: просто ясно понимаешь, засыпая вечером, что утром можешь и не проснуться.

Кстати, нынешним тридцатилетним, любителям “смешить Искандеры” и бегать с Георгиевскими лентами и табличками “Можем повторить”, пора привыкать к простенькому соображению – Война не тождественна Победе и, заодно, к реалистичному восприятию жизни – удовольствие “нагибать” соседей включает риск увидеть смерть собственных детей. Да и мешочек сухарей, с десятком кусков хозяйственного мыла заиметь, про запас, не помешает...

“У нас в семье несчастье, мой муж инженер” – присказка тех лет.
Шоферы и шахтеры, ткачихи и поварихи могли и не понимать, что означает горькая эта шутка. Но товарищи начальники, с их надеждой, что орда 150-рублевых инженеров и МНС будет бесконечно долго обеспечивать военно-технический паритет страны, лишенной доступа к современным технологиям и оборудованию, были просто идиотами.

Между тем, старая проблема низкой надежности техники никуда не делась, вдобавок, нарастали проблемы с точностью и разрешающей способностью в производстве, которые проявлялись не только в курьезной невозможности без удара закрыть дверцу советского автомобиля, но и в невозможности организовать, например, автоматизированную сборку или производство сверхбольших интегральных схем. Дай Бог, если в электронном машиностроении удавалось добиться разрешающей способности 1-3 мкм.

Да что там микросхемы. Точность изготовления ствола танкового орудия была в 2-3 раза ниже чем у вероятных противников.

Трудно осознаваемый общественностью парадокс – производя такие сложнейшее изделия и комплексы, как ракетные двигатели или атомные подводные лодки, промышленность страны была не в состоянии обеспечить собственным оборудованием и технологией массовый выпуск надежных автоматических коробок передач или массовое, миллионами единиц, производство надежных жестких дисков для компьютеров.

Чем дальше, тем яснее каждый руководитель “почтового ящика” осознавал, что без японских обрабатывающих центров, швейцарских прецизионных станков, немецких (ФРГ) поточных линий, добытых через “заднее крыльцо” западных комплектующих, выполнение производственных заданий становится все более затруднительным.

И, если встать на полупустой прилавок советского Универсама, то на горизонте, словно на полотне Левитана “Над вечным покоем”, уже можно было разглядеть растущую свинцовую тучу грядущей “величайшей геополитической катастрофы 20 века”. Но крошечный огонек надежды все-таки еще теплился – а может пронесет?

Нет, с этими, не пронесет – стало ясно в чернобыльском, 1986 году.

Патологическая трусость и подлость власти проявилась во всей красе: со страху даже детей не пожалели – вытолкнули под радиоактивную пыль на первомайскую демонстрацию в Киеве.

А тут и “Забытая мелодия для флейты” в 1987 году подоспела, где гениальный Рязанов, на примере медсестры Лиды, ясно показал, как руководящие товарищи поступят с нами, в ближайшем будущем. Только не все поняли.

Величайшая геополитическая катастрофа
Если бы советский человек, оказавшись в соответствующей Лондонской библиотеке в 1990 году, заглянул в "Справочник Джейн" (секретный в СССР), то увидел бы небывалую картину достижений страны.

Флот, из 1340 боевых кораблей, включая 250 атомных лодок, мог превратить в суп с клецками любой океан, 13500 самолетов и вертолетов могли устроить солнечное затмение над Европой, 90 тысяч единиц бронетанковой техники, включая 63 тысячи основных танков, могли покрыть сплошным ковром какую-нибудь Данию, а 32 тысячи ядерных боеголовок на месте Земли зажечь сверхновую.

И, заглянув в этот же английский справочник и сравнив, во сколько раз все перечисленное превышало то, что имели вероятные противники СССР, вместе взятые, человек мог бы задать простой вопрос: “Зачем? Зачем этот Монблан, в который вбиты триллионы человеко-часов труда, если он не может ни одеть, ни обуть, ни накормить, ни обиходить неухоженную страну?

Может только убивать или ржаветь, требуя новых денег. Ведь в 1941 году такая же гора оружия никого не спасла: то, на что была потрачена жизнь предвоенного поколения, превратилось в металлолом за несколько первых недель войны. Да и вообще...

Вон, в 1982 году, израильская военщина за пару-тройку дней разделала под орех, оснащенную советским оружием, сирийскую группировку ПВО в долине Бекаа. Завалила то ли 80, то ли 90 МИГов, в воздухе, и на земле оставила одни головешки, потеряв какой-то занюханный Скайхок.

А ведь миллионы наших женщин увяли и состарились, так и не поносив красивой одежды, не порадовав себя хорошей косметикой или приятной безделушкой, не познав, в коммуналках и тесных “хрущобах” радости от близости с родным человеком. “В СССР секса нет” – это же она говорила серьезно, участница известного телемоста.

Наши дети месяцами не видят свежих фруктов и овощей. Покупка десятка бананов превращается в семейное предание, а обычный ананас недоступен, словно кусок лунного грунта. И на том спасибо, если найдешь яблоко для ребенка.

В конце концов, главные завоевания “развитого социализма” – наш безбрежный пофигизм с кладбищенской стабильностью и уверенностью в завтрашнем дне, могут надежно прикрыть несколько полков СС-18, сработанных умельцами днепропетровского Южмаша.

Может перестать, наконец, совать нос в каждую дыру, вроде Афганистана, Никарагуа или Анголы и хоть немного заняться собой?

Но никакого "Справочника Джейна" не видал и ничего не спросил наш, самый читающий в мире, советский человек, поскольку искал, в могучей нашей сверхдержаве, где бы чего пожрать, да и к лишним вопросам не был приучен, так что, за исключением тонкой, образованной прослойки, ни масштаба, ни глубины, разверзнутой к началу 90-х годов пропасти оценить не мог. И это обстоятельство решительно определило весь дальнейший, трагический ход событий.

А вот бывший ставропольский комбайнер увидел лично и без всякого "Джейна", уже в 1985 или в 1986 годах, чудовищный силовой инструмент политического обеспечения “победы социализма во всем Мире”. И не только его самого, но и весь хозяйственный механизм его строительства, состоящий из несметного числа “почтовых ящиков”, их вспомогательных подразделений и десятков миллионов работников.

И этот механизм включал в себя большую часть народного хозяйства страны, с редкими вкраплениями легкой промышленности.

То, что вооруженную часть этой махины надо как-то попридержать, пока не произошло непоправимое, бывший комбайнер понял. Тут нет слов. Уже в 1989 году можно было ложиться спать, в уверенности, что следующим утром проснешься живой. Низкий поклон Вам за это, Михаил Сергеевич, и не Ваша вина, что дарованное нам счастье жить без страха разменяли мы, по глупости, на какое-то, извините, говно.

А вот как хозяйственный механизм, целенаправленно строившийся 70 лет ради массового производства оружия, безопасно остановить и перестроить в нечто более мирное, да так, чтоб миллионы его работников не оказались на обочине жизни, Горбачев представить себе не мог.

Справедливости ради, надо признать, что никто в мире не встречал столь грандиозной и необычной задачи.

Можно только, с достаточной долей уверенности, предположить: то, что создавалось десятилетиями целенаправленной работы государства, не могло быть безопасно преобразовано во что-либо путное, в краткие сроки и усилиями частных лиц.

Впрочем, аналогичную по масштабу и сложности проблему, Россия решала на рубеже 19-20 веков. Задержавшись на несколько десятилетий с отменой крепостного права, Россия вынужденно и срочно меняла жизненный уклад десятков миллионов крестьян, включаясь в индустриальную эпоху. Тогда мгновенный, по историческим меркам, отрыв от земли обернулся, в крестьянской стране, страшной трагедией революции и Гражданской войны.

Чем оборачивается нынешнее, тоже вынужденное, разрушение жизненного уклада более чем 100 миллионов человек в донельзя индустриализированном, пропитанном коллективизмом, постсоветском пространстве, при переходе к постиндустриальному миру, думать без содрогания невозможно.

Партия – наш рулевой.
Дело прошлое, но больше 20 лет мучает мысль: а что если бы на месте КПСС оказалась не трусливая шайка приспособленцев, проходимцев и просто придурков, а ответственная руководящая сила?

Может быть, набравшись мужества, сказала бы народу: “Товарищи, жизнь оказалась сложнее теорий 140-летней давности.

Несмотря на все наши усилия, не случилось победы социализма во всем Мире, следовательно, главный источник человеческого несчастья и наша самая смертельная угроза – возможность сопоставлять и сравнивать, никуда не делись.

Уравняв умных и глупых, активных и ленивых, мы пошли против законов Природы, закономерно потеряли способность к саморазвитию и превратились в богадельню, тотально зависящую от развитого мира во множестве смыслов.

Потенциал индустриализации, проведенной в 30-е годы ценой страшных жертв, не только не нарастает, наоборот, размывается и нам все труднее обеспечивать технологическое и военное соперничество. Мы даже прокормить себя толком не можем, несмотря на свои черноземы и самое большое в мире число тракторов и комбайнов на душу населения.

Поэтому не будет никакого коммунизма ни у нас, ни во всемирном масштабе. Об этом надо забыть и срочно заканчивать войну, которую мы, в разных формах, ведем с 17 сентября 1939 года.

Но самое главное: осознать, мы почти ничего не можем и не умеем делать из того, что востребовано в мире, в условиях невоенной жизни. Разве что оружие, для развивающихся стран, да в области космоса и атомной энергетики имеем некоторые технологические заделы.

И сейчас самое страшное для нас – быстро и бездумно открыться этому миру, ибо почти вся наша социалистическая индустрия немедленно превратится в индустриальный хлам, а вы, товарищи, в никому не нужный мусор и ветер станет вас гонять по холодным улицам, а режиссер Кончаловский снимет фильм “ Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына ”, про вашу маету.

Уж так получилось, что мы превратили вас, извините за прямоту, в маленькие, серые, безответные и бессловесные приложения к заводам и колхозам, малопригодные к самостоятельной жизни. И полет Гагарина эту реальность не отменяет.

Поэтому, придется нам, пока, делать для себя то, что умеем: еду и одежку, какую можем, ездить на отечественных “Жигулях”, смотреть свои “Горизонты” и “Радуги”, лить танковые башни, но без пушек и собирать трактора ЧТЗ для продажи на металл. Обидно, но такова правда, таков итог 70 лет наших свершений. А шикарные машины и красивые телевизоры – продукт совсем другой жизни и не факт, что вам всем в ней найдется место.

Это тяжелый, почти нестерпимый, удар по самолюбию и у нас, грубо говоря, есть два выхода.

асплата за политическую трусость.
А СССР, никогда не умевший и не желавший называть вещи своими именами, совершил последнюю свою ошибку 6 сентября 1991 года, признав независимость Прибалтики. Не в том ошибка, что признал.

Это, важнейшее для сохранения мира на остальной территории СССР, признание надо было сделать году эдак в 1989, в рамках завершения Второй Мировой войны.

Ошибка в том – как признал. Как обычно, трусливо, без объяснения причин, без проведения всей сопутствующей необходимой работы.

И дело не только в том, что были подставлены несколько сот тысяч некоренных жителей Прибалтики, а в небрежности и неаккуратности свершения важнейших государственных актов. Чем генерал Дудаев хуже писателя Акаева, не знаете? Ну-ну.

Если этим можно, почему тем нельзя? И понеслись по сторонам, еще недавно осуждавшие прибалтийский сепаратизм, среднеазиатские хлопкоробы, белорусские свекловоды, украинские горняки с металлургами, а впереди всех, похватав 345 моногородов, тысячи Уралвагонзаводов и их обитателей, неслась Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика.

Ура, товарищи, ура! В связи с успешным завершением борьбы за права трудящихся во всем мире, начинаем борьбу за права русскоязычного населения. Приставим к этой 25-миллионной “скрепе”, разбросанной на постсоветском пространстве, тов. К.Ф Затулина, чтоб периодически вскрикивал: “Вместе с Россией!”. Пусть живут, пока, язычные, но помнят: в случае экстренной геополитической надобности настигнет их, всюду, отеческая забота Российского государства. Соотечественнички, ядрена вошь!

Вот так тысячелетняя мечта человечества о разумном и справедливом жизнеустройстве, попавшая в дурную голову и кривые руки, оказалась посмешищем, вывалянной в крови и грязи тряпкой, которую на постсоветском пространстве выкинули без раздумий и сожалений. Бросаться такими вещами – все равно, что трепать имя Божье всуе. Поставил себе заметочку Всевышний, поставил...

Мечту-то выкинули, разбежались 250-милионоым детским домом, кто куда, но вериги социалистической экономики просто так не скинешь.

Это Прибалтика, особо не отягощенная социалистической промышленностью, упорхнула налегке, причем знала куда шла, знала что ждут и помогут – невелики масштабы.

И то не без проблем – многим работникам крупных предприятий, особенно союзного подчинения, пришлось ох, как несладко. И обиды 20-летней давности помнятся до сих пор, витают огнеопасным эфиром. А, отдельные, впечатлительные товарищи всё еще вспоминают – какие замечательные заводы построил СССР неблагодарной Прибалтике.

Действительно, хорошие были заводы, с трудовыми коллективами и первыми отделами, ОРСами и ОКСами, детскими садами, санаториями – профилакториями и прочим скарбом.

Но, вот беда – будучи эффективными инструментами обеспечения занятости населения, экономической ценности, как таковые, не представляли почти никакой. Их продукция, за редким исключением, оказалась на открытом рынке в положении “Москвича 412” на Парижском автосалоне. Ну и судьба, соответственно, аналогична судьбе АЗЛК.

В целом же, два-три десятка таких предприятий, на всю Прибалтику, совсем не то, что тысячи уралвагонзаводов и запорожсталей, сотни шахт и разрезов, доставшихся РФ, Украине и Белоруссии, с десятками миллионов работников, которых никто нигде не ждал.

Ждать-то никто не ждал, но, за углом, поджидала она, приватизация.
“Разграбление России”, “национальное предательство”, “момент истины”, “Страшный Суд”, “становление класса собственников” – каждый видит в этом акте что-то свое, но одно бесспорно: вдруг выяснилось, что в огромном механизме социалистической собственности есть детали безусловно высокой ценности и ликвидности, а есть детали – так себе. Вроде красивая и сложная вещь, а для чего применить – непонятно.

Производители универсальных ценностей: природных ресурсов, низкопередельной продукции общего назначения были разобраны влет, вместе с персоналом. Справедливо или нет – другой вопрос.

Но вот какой-нибудь, условный завод "Электросигнал", хватил горюшка. Выпускал этот условный "Электросигнал" серийно, например, Преобразователь Тока Статический для питания гироскопов на ракетах, а в нагрузку – телевизор типа “Темп”.

Ну и какому собственнику он нужен, этот завод, если ракеты пачками идут под пресс, по причине разоружения?

Ладно, можно “Темпы” с видаками выпускать. Да на хрен он кому нужен, этот Темп, с мутненьким, зеленовато-синеватым экраном? Вон рядом стоят, сверкают всеми красками, Самсунги с Хитачи, надежные как скала, только тряпочкой экран протри.

Конверсию надо! Надо чтоб “Темп” стал не хуже “Хитачи”, а ПТС в каждый сельский дом, для резервного питания!

Только кто же эту конверсию будет делать: униженные безденежьем и перепиленные женами, инженеры с мэнэсами побросали свои кульманы и паяльники с осциллографами, разбежались, кто куда, у кого в голове что-то было. Но если было что в голове, так не было иллюзий насчет конверсии "Темпа" в "Хитачи". А с остальных трудящихся какой спрос? Разве что соцсоревнование организовать.

Так что реальная цена "Электросигналу" и тысячам его товарищей по несчастью – стоимость металлолома из производственного оборудования и цеховых металлоконструкций, минус расходы на демонтаж. Это с точки зрения деловой целесообразности.

“Такой завод просрали” – точка зрения слесарей-сборщиков и бывших монтажниц, многие из которых, возможно, разделили судьбу той несчастной женщины, с прошлогодней донецкой фотографии.

И никогда не забудется миллионами людей то потрясение и страх, который они однажды испытали, ощутив, вдруг, что казавшиеся вечными и несокрушимыми стены родных цехов – просто фикция, мираж. Еще вчера им льстиво объясняли, что они “соль земли”, “гегемон”, на который равняется колхозное крестьянство, и трудовая интеллигенция и все “прогрессивное человечество”, а сегодня, они оказались никому не нужной человеческой массой, у разбитого индустриального корыта.

Может впервые, включив сознание, эти миллионы людей осознали – кто они, на самом деле, и эта правда, вернее незначительная ее часть, была так ужасна и неприглядна, что даже их дети, теперь, совершенно искренне ненавидят все эти демократии, перестройки, разоружения, да и сам этот мир, с его голубями и оливковыми ветвями.

Зачем он, этот мир, если в нем, за тобой, маленьким человеком, практически лишенным какой-либо субъектности, а потому остро нуждающемуся в “особости”, не признается роль участника Большого Дела, Великой Миссии, носителя истины и справедливости?

Вот и замыкается колечко. Здравствуй родная гавань, здравствуйте, любимые враги-соперники наши! Не можем мы без вас, оказывается – смысл жизни теряется.

И кто виноват, что стране неуютно, что сам мир, вдруг, стал ей противнее, чем война? Чубайс с Гайдаром?

А те, кто десятилетиями строил страну по принципу: Жизнь – ничто, Борьба – всё, они ни при чем?

Кто в ответе за “Время секонд хенд”, о жути, которого, кричит несчастная С. Алексиевич? Читать невыносимо, словно “Колымские рассказы” Шаламова, а ведь это все о живых людях, чьих-то детях, родившихся совсем не для таких мучений.

Вот товарищ Зюганов, например, со своей шутовской партией – пародией на КПСС, он ни перед кем, ни в чем не виноват?

Счастливо избежавший серьезного спроса за продолжение “дела” КПСС, хлопает заплывшими глазками, валяет себе дурку, как ни в чем не бывало.

Дзержинского со Сталиным на постаменты тащит. Важно плетет какую то околесицу про “производство” вместе с мудаками из Изборского клуба, да показывает пальцем на “дерьмократов” с “либерастами”, которые 25 лет назад так опрометчиво, не зная брода, бросились на подкинутую наживку – принялись реанимировать полуживую, искромсанную страну.

Лет 7 всего-то и “поураганили”, но с тех пор, уже семнадцатый годок, и дня не проходит без проклятий в адрес незадачливых демократов.

Кстати, за семнадцать-то лет поборник справедливости – товарищ Зюганов мог бы камня на камне не оставить от наследия проклятых девяностых, ан нет... Припал к “наследию”, ровно телок к коровьему вымени. И, судя по упитанности товарища коммуниста, “наследие” оказалось весьма калорийным.