Хотел пересоздать тред, т.к. с разметкой обосралсяЮ ну пусть будет в этом треде

>>135456961
>>135456840
Вчера и сегодня мне пришло масса писем, где аноны таки клянчили мою библиотеку с времен пентька второго. Я сдал свой хард на восстановление, посмотрим что будет

В прошлых тредах я вспомнил о таком нехе как банник
От меня

>Банник - это дед, который живет в бане за печкой. Обязательное условие, баня ОБЯЗАНА быть черной, в белых банях не живут. Так вот, анон. Банник тот еще хитрец, он помогает мужикам в соблазнении баб, чаруя их. Поощряет пьянство в бане Чей дед не лил пиво в парилку, м?, блядство, оргии, но с обязательным условием - один мужчина и n+ 1 кол-во баб. Чем еще приметен тип этот? Ненавидит баб, лол. Ночью может женщину забить до смерти кочергой, упарить до смерти, забить до смерти веником.

Из книги
у русских и белорусов дух — обитатель бани. Живет за каменкой или под полком. Бывает невидим (по некоторым поверьям имеет шапку-невидимку) или показывается в виде человека с длинными волосами, голого старика, покрытого грязью и листьями от веников, собаки, кошки, белого зайца и др. Есть поверье, что Б. первый раз появляется в бане после того, как там побывает роженица. Считается, что Б. моется в бане и ему следует оставлять воду, мыло и веник, иначе он брызжет кипятком, кидает раскаленные камни, напускает угару. Входя в баню, принято было говорить: «Крещеный на полок, некрещеный с полка» (Смоленская губ.).

В. вредит тем, кто приходит в баню поздно, после захода солнца, ночью, или после двух-трёх смен парящихся: Б. душит их или сдирает кожу; Б. пугает заходящих в баню, прикидываясь человеком. Б. может подменить оставленного ребёнка. Подменыши бывают уродливыми: большеголовыми, пузатыми, не растут, не ходят, не говорят, живут так несколько лет, а потом умирают или превращаются в головешку, в банный веник. Б. иногда защищает от других демонических существ (овинника, мертвецов и др.).

Кстати, вот тут очень таки пересекается с моими воспоминаниями
Из других функций Б. следует отметить его участие в святочных гаданиях: в полночь девушки подходят снаружи к двери бани, задрав юбки; или подходят к челу каменки, или суют руку в дымник: если банник прикоснется мохнатой рукой — будет жених богатый, если голой рукой — бедный. Тем, кто, гадая, суёт руку в окно бани, Б. может сковать пальцы железными кольцами. Для того чтобы защищаться от вредоносных действий Б., задобрить его, приносят в новую баню хлеб и соль, хоронят под порогом задушенного чёрного петуха или курицу.

>>135457629
Из книги тут баенник, причем тут он видоизменился из духа - в нечисть. Чувствуется рука церкови. Не кошерно, но для общего ознакомления перепощу

Автор- Максимов

Укоры справедливы. Несмотря на то, что «баня парит, баня правит, баня все исправит», — она издревле признается нечистым местом, а после полуночи считается даже опасным и страшным: не всякий решается туда заглянуть, и каждый готов ожидать какой-нибудь неприятности, какой-нибудь случайной и неожиданной встречи. Такая встреча может произойти с тем нечистым духом из нежити, который, под именем баенника, поселяется во всякой бане за каменкой, всего же чаще под полком, на котором обычно парятся. Всему русскому люду известен он за злого недоброхота. «Нет злее банника, да нет его добрее», — говорят в коренной новгородчине под Белозерском; но здесь же твердо верят в его всегдашнюю готовность вредить и строго соблюдают правила угодничества и заискивания.
Верят, что баенник всегда моется после всех, обыкновенно разделяющихся на три очереди, а потому четвертой перемены или четвертого пара все боятся: «он» накинется — станет бросаться горячими камнями из каменки, плескаться кипятком; если не убежишь умеючи, т. е. задом наперед, он может совсем зашпарить. Этот час дух считает своим и позволяет мыться только чертям: для людей же банная пора в деревнях обыкновенно полагается около 5—7 часов пополудни.

После трех перемен посетителей, в бане моются черти, лешие, овинники и сами банники. Если кто-нибудь в это время пойдет париться в баню, то живым оттуда не выйдет: черти его задушат, а людям покажется, что тот человек угорел или запарился. Это поверье о четвертой роковой банной «смене» распространено на Руси повсеместно.
святая тройка

Ну и кулстори
Вообще, шутить с собой баенник не позволяет, но разрешает на святках приходить к нему завораживаться, причем самое гаданье происходит следующим образом: гадающий просовывает в двери бани голую спину, а баенник либо бьет его когтистой лапой (к беде), либо нежно гладит мохнатой и мягкой, как шелковая, большой ладонью (к счастью). Собрались о святках (около Кадникова, Вологод. губ.) девушки на беседу, а ребята на что-то рассердились на них, — и не пришли. Сделалось скучно, одна девка и говорит подругам:
— Пойдемте, девки, слушать к бане, что нам баенник скажет.
Две девки согласились и пошли. Одна и говорит:
— Сунь-ка, девка, руку в окно: банник-от насадит тебе золотых колец на пальцы.
— А ну-ка, девка, давай ты сначала сунь, а потом и я.
Та и сунула, а банник-от и говорит:
— Вот ты и попалась мне.
За руку схватил и колец насадил, да железных: все пальцы сковал в одно место, так что и разжать их нельзя было. Кое-как выдернула она из окна руку, прибежала домой впопыхах и в слезах, и лица на ней нет от боли. Едва собралась она с такими словами:
— Бог, девушки, смотрите, каких банник-от колец насажал. Как же я теперь буду жить с такой рукой? И какой банник-от страшный: весь мохнатый и рука-то у него такая большая и тоже мохнатая. Как насаживал он мне кольца, я все ревела. Теперь уж больше не пойду к баням слушать[2].
В сущности банник старается быть невидимым, хотя некоторые и уверяют, что видали его, и что он старик, как и все духи, ему сродные: недаром же они прожили на белом свете и в русском мире такое неисчислимое количество лет.
Впрочем, хотя этот дух и невидим, но движения его всегда можно слышать в ночной тишине — и под полком, и за каменкой, и в куче свежих неопаренных веников. Особенно чутки к подобным звукам роженицы, которых но этой причине никогда не оставляют в банях в одиночестве: всегда при них неотлучно находится какая-нибудь женщина, если не сама бабка-повитуха. Все твердо убеждены, что баенник очень любит, когда приходят к нему жить родильницы до третьего дня после родов, а тем паче на неделю, как это водится у богатых и добрых мужиков. Точно так же все бесспорно верят, что банища — места поганые и очень опасные, и если пожару придется освободить их и очистить, то ни один добрый хозяин не решится поставить тут избу и поселиться: либо одолеют клопы, либо обездолит мышь и испортит весь носильный скарб. В северных же лесных местах твердо убеждены, что баенник не даст покоя и передушит весь домашний скот: не поможет тогда ни закладка денег в углах избяного сруба, ни разводка муравейника среди двора и тому подобное.

>>135456288 (OP)
Ниц перед повелителем!

БАБА-ЯГА И ДЕД-КОЩЕЙ РОДОМ ИЗ НАШИХ МЕСТ ?!

С раннего детства, с брежневских времён с нами, с россиянами, идёт по жизни весёлая, но несколько странноватая песенка. Вспомним вместе:

У леса на опушке / Жила Зима в избушке,
Она снежки солила / В берёзовой кадушке,
Она сучила пряжу, / Она ткала холсты,
Ковала ледяные / По-над речкою мосты.

Припев: Потолок ледяной, / Дверь скрипучая,
За шершавой стеной / Тьма колючая,
Как шагнёшь за порог, / Всюду иней,
А из окон парок синий-синий…

Всё вроде бы красиво, всё складно: живёт Снегурочка у себя в лесу, кормит с рукавички снегирей и клестов, помогает Деду Морозу строить мосты изо льда. Вот только любой, даже начинающий этнограф Вам сразу скажет, что образа Снегурки русский фольклор не знает, что происхождения боевая подружка Деда Мороза литературно-драматургического, а путёвку в народ она получила в конце 1930-х, в связи с инсценировками детских новогодних праздников. Не знает фольклор и Деда Мороза в великоустюжской версии, а образы календарных дев ограничиваются в нашем случае смутными фигурами Весны-Красны да Лета-Красного, но никак не хозяйки снежного царства.
Зато куда как лучше представлена в российских сказках иная, губительная женская сущность – в цыганском, завязанном на затылке платке, облачённая в лохмотья и с кочергою в руке, злейший враг олимпийских мишек и Василис Прекрасных, соблазнительница киношных Маш и Вить. Низкий поклон и привет читателям от Бабы Яги, или, как в некоторых записанных собирателями устного народного творчества образцах, Яги-бабы, самого, пожалуй, загадочного российского сказочного образа. И песенка про Зиму в избушке написана и сочинена как нельзя лучше про неё, особенно если чуть-чуть подправить слова, как пели в далёком застойном детстве:

У леса на опушке / Жила Яга в избушке,
Она солила сопли, / И грузди, и волнушки.
Она рубила пальцы, / Копила черепа,
На шкурку любовалась / От распятого попа.

Припев: Потолок весь в крови, / Дверь шатается,
За шершавой стеной / Труп валяется,
Как войдёшь за порог, / Всюду кости,
А в окно Дед Кощей / Лезет в гости…

>>135459787
Долгое время образ Яги Ягишны, как уважительно именуют её имевшие счастье или несчастье столкнуться этой дамой сказочные герои, рассматривался российской фольклористикой исключительно в свете западноевропейских сказок о безобразных горбатых ведьмах, подругах эльфов, воровках детей, колдуньях и провидицах. Только в 1946 году замечательный ленинградский учёный Владимiр Яковлевич Пропп в своей книге «Исторические корни волшебной сказки» предложил точку зрения на Ягу, которая впоследствии сделалась настолько общепризнанной, что остаётся только удивляться, почему до столь очевидной и простой вещи наука не додумалась до Проппа. Докапываясь до сокрытого смысла отдельных проявлений феномена Яги, знаменитый фольклорист объяснил многое в её повадках и привычках, от которых маленькие детки до сих пор – у кого воображение поживее – заходятся громким плачем. Такие чувства легко объяснимы: Яга с бессмертным Кощеем, как и удачно вписавшийся в их компанию дедушка Ленин, как говорилось в одном из анекдотов застойной эпохи, умерли, но всё же живут, и очень любят детей. Они их отлавливают, похищают, мучают неразрешимыми загадками, бросают в горнило небывалых социальных экспериментов, а потом на лопату – и просто в печь. Впрочем, если найти к Яге подход, она может быть и полезной, одаривая паломников в Тридевятое Царство немаловажными в магической практике артефактами и сведениями.

В трёхтомнике «Народные русские сказки» А.Н.Афанасьева, второй век служащим в качестве источника для перепечатки оттуда во взрослые и детские книжки текстов, зловещая Яга-баба упоминается в 21 произведении. В разных сказках, записанных иногда на большом расстоянии одна от другой, образ Бабы Яги рисуется очень близко, часто почти одними и теми же словами. Во всех случаях Яга -- существо нерусское, противопоставляющее себя русским. Она говорит: «Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне сам пришёл». Чаще всего Баба Яга враждебна герою, в некоторых случаях она ведёт себя безразлично, а порою, если очень понравится, может даже пособить ему. Жилище Бабы Яги описано весьма лаконично и стандартно: «стоит избушка на курьих ножках», «в чистом поле стоит хатка на курьих лапках, на собачьих пятках», «стоит избушка на курьих ножках, на бараньих рожках». Как это выглядело в действительности, легче всего представлять не по детским мультикам эпохи победившего социализма, а по билибинским рисункам, где курьи ножки и волчьи черепа на кольях видны очень явственно.
В сказках довольно стандартно описывается положение Бабы Яги в тесном жилище: «Идёт мужик в избушку, а в ней Баба Яга: впереди голова, в одном углу нога, в другом другая»; «На печке лежит Баба Яга, костяная нога, из угла в угол, нос в потолок», «Лежит Баба Яга костяная нога из угла в угол, зубы на полку положила» . Дом Яги, к которому подбирается Василиса с колдовскими куколками под подолом, окружён кольями, на которые надеты людские и звериные черепа – остатки от прежних посетителей. В сказке «Марья Моревна» это сооружение выглядит следующим образом: «Стоит дом Бабы Яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человеческой голове, только один не занят». Подробная леденящая душу подробность один к одному списана с западноевропейских рыцарских романов – и там король-отец насаживает головы потерпевших фиаско в борьбе за руку и сердце любимой дочки рыцарей на зубцы городской стены – в назидание и устрашение всем грядущим потенциальным женихам. Обычно сюжет увенчивается тем, что приходит «тот самый» воин в доспехах, сносит с плеч мечом или саблей голову садиста-папаши, берёт в насильные жёны его наследницу и занимает согласно правилам феодальной этики собою престол. Даме при этом браке отводится роль махальщицы батистовым рукавом для участников поединка на длинных копьях.
Очень похоже выглядит в финском эпосе «Калевала» жилище злобной Лоухи, ведьмы из сумрачной страны Похъёлы:

«Ты послушай, что скажу я / К избам Похъёлы пойдёшь ты –
Там все колья на пригорке, / Огорожен двор столбами,
Лишь один пока не занят, / Для того, чтобы на этом
Голова твоя сидела».

>>135459907
Карело-финны явно заимствовали изображение внешнего вида нехорошей деревеньки у соседей – либо у русских с нашей Бабой Ягой, либо у шведов с их рыцарскими замками.

В.Я.Пропп в самой известной из своих книг высказывает точку зрения, что избушка Бабы Яги потому такая странная, что стоит она на грани между мiрами живых и мёртвых, на пути в то самое Тридевятое Царство, вернуться откуда могут лишь сильные харизматические личности, вроде Ивана-царевича и Шрэка с его верной Фионой. Расположена она далеко в лесу, к лесу передом, к нежданому гостю задом, и поворотиться дверью в нужную сторону может лишь после произнесения соответствующего магического заклинания. Для тех, кто его не знает, не только выход, но и вход в Царство Смерти закрыт.
По мнению того же учёного, жилплощадь Яги оказалась в такой глуши потому… что её в отсутствие бабушки, видимо, использовали для инициаций. У многих первобытных племён в древности было так заведено, что когда молодому человеку исполнялось лет 14-16, чтобы заслужить право считаться мужчиной и, соответственно, получить доступ к алкоголю и женщинам, он должен был пройти ряд болезненных и мучительных испытаний. Голландский учёный Ван Геннеп написал об этих испытаниях целую книгу, ставшую классикой мiровой этнографии, она называется «Обряды перехода». Юношей заводили в лес, лишали пищи и сна, им могли нанести раны и татуировки, заставить выщипать бородку, отрезать себе крайнюю плоть, выбить передние зубы, проколоть уши и нос. Попутно шаманы и колдуны проводили с молодыми инициатами своеобразные политзанятия, обучая их магическим приёмам, запретным для женской половины племени. На период нахождения в лесу участники инициаций считались ни живыми, ни мёртвыми (это было надо для того, чтобы организаторам акции не оправдываться перед старейшинами, если кто-нибудь, не выдержав испытаний, умрёт), так что домик на границе с Тридевятым Царством был для них самым подходящим местечком. Этнографы и фольклористы, обнаружив подобные сказания у других народов – предположили, что в тайных ритуалах мужских обществ в лесной избушке юношей встречало их тотемное животное – например, пеликан – которое как бы проглатывало детей и выплёвывало взрослых. Потому-то у бабушкиного домика курячьи (собачьи, бараньи) ножки. В одной из легенд индейцев Северной Америки описывается уединённое лесное жилище шаманов и колдунов, где дверь была волком, а балки – змеями. Чтобы заставить всю эту живность повернуться к себе и проглотить себя, без чего таинство преображения не могло состояться, молодой индеец должен был произнести вслух личное имя домика. В.Я.Пропп в подтверждение своей версии цитирует одну из сказок из сборника Афанасьева: «Возле этого дома был дремучий лес, и в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга, никого она к себе не подпускала, и ела людей, как цыплят». Вот как замысловато, оказывается, расшифровается странная тяга Бабы Яги к юному мясу.
Сама же Баба Яга была под стать своему чину оживотворённым покойником, навроде дедушки Ленина – и не живым, и не мёртвым. Отметим про себя, что покойником полуистлевшим, вот почему у неё костяная нога – просто за долгое время лежания бабкиной плотью успели полакомиться мухи и черви. От Яги, надо думать, исходило невыносимое зловоние – сама же она его не замечала, помарщиваясь от… запаха мужского пота.
-- Фу, фу, фу ! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится ! – такими словами встречает полусгнившая бабка Ивана Царевича в одной из сказок сборника Афанасьева.
Эта феноменальная фраза в своё время удостоилась целого научного изыскания – статьи чеха Поливки, опубликованной в 17-м выпуске трудов чехословацких этнографов за 1924 год . Дело в том, что очень похожие высказывания позволяли себе скандинавские тролли, британские людоеды, немецкие великаны. “ Fi, fy, fo, fum ! I feel the smell of an Englishman !” («Я чувствую запах англичанина») – в похожих обстоятельствах приговаривали отрицательные герои добрых английских сказок. «Русський дух ко мне в лес зашол !» – восклицает Баба Яга в сказке из сборника И.В.Карнауховой «Сказки и предания северного края» . «Фу, как русска кость воня» – морщится злая старуха в другой сказке, сохранённой Афанасьевым. Понятно, что табельная нация здесь не причём; нюх Яги-покойницы будоражит не столько пот русского, сколько живого человека. Логика тут железная – как живому непереносим режущий глаза смрад непогребённого тела, так и для мёртвых отвратителен аромат пока ещё живого человека, невесть как забредшего на блокпост Тридевятого Царства. В одной северноамериканской легенде духи, явившись во сне предсказателю, высказываются типа «Он очень воняет, он не мёртв», а когда шаман пытается затесаться в хоровод покойников, вскоре он оказывается вытолкнутым в центр круга – никто не хочет замараться о живого. Колдуны канадского племени квакиутль, образцово изученного американским этнографом Францем Боасом, перед тем, как решиться вызвать духа покойного, на месяц уходили от жилищ живых, уединяясь на природе – лишь по истечении этого срока их тела признавались достаточно «чистыми», чтобы не тревожить своим присутствием мертвецов.
Русские сказки, видимо, щадя чувства аудитории, избегают описывать внешность Яги, одновременно полусгнившей, сексуально привлекательной и ужасно фригидной – вместо них это делают поэтические жанры фольклора. В той самой детской песенке-переделке про избушку на опушке, с которой начинается настоящая статья, Кощей, не получив от Яги желаемого, в сердцах укоряет её:

«Погляди на себя, / Бабка старая,
Нос торчком и крючком, / Грудь гитарою,
У тебя в волосах / Словно иней,
А под глазом синяк / Синий-синий…»

>>135459967
Здесь неизвестные шутники над советской эстрадой эпохи Магомаева и Лещенко оказались совершенно правы и в этнографическом плане: поскольку Баба Яга, как мы уже видели, представляет собою непогребённую покойницу, поставленную охранять вход в Загробный Мiр, её кожа должна быть синего трупного оттенка. Напрямую об этом говорят скандинавские саги – повелительница мёртвых Хель (её имя однокоренное с английским словом hell «ад») показана там синевато-чёрной, цвета китовой кожи .
Впрочем, как выясняется при ещё более внимательном изучении темы, поглядеть на себя Баба-Яга не может, потому что она, вдобавок ко всему ещё и… слепа. В русских сказках на это внимание на акцентируется, однако германские аналоги Бабы-Яги показаны слепыми, ориентирующимися в окружающей действительности в основном по нюху. Как же может сторожиха из приграничной избушки быть лишённой зрения ? В.Я.Пропп пишет, что здесь дело в фокусах не фольклора, а языка – в эпоху нерасчленённости мышления, слово “слепой” могло обозначать также и “недоступный для видения”, т.е. “невидимый”. В латинской и немецкой фразеологии очень тёмная, хоть глаз выколи, ночь именуется “слепой” (caeca nox, blinde Nacht). Оказывается, наши предки, верившие в Бабу Ягу, всерьёз считали, что духи мёртвых не видят живых, а лишь ощущают их присутствие по интуиции и по запаху. Ярче всего это поверье отражено в легенде о Вие, который является колдуном-шаманом, первейшим среди чертей и ведьм: если ему поднять веки, только он может узреть живого человека и указать на него своим подручным – равно как земной шаман утверждает, что он видит либо чувствует жильцов с того света.
Колоритная получается бабушка, не правда ли ? Вдобавок к слепоте, острому нюху, костяной ноге и относительной неподвижности, эта сказочная старушка ещё олицетворяет собою функции лесной повелительницы – тотемного предка лесных зверей. Одна из сказок специально подчёркивает, что у Яги «сопли через порог висят, титьки на крюку замотаны, сама зубы точит». Чем это хуже «груди гитарою» ?

Былинный герой, столкнувшийся с Бабой Ягой в своём странствовании, оказался умным малым, и, чтобы полуиздохшая старуха не натворила ему зла, попытался сразу же обезопасить себя от происков мёртвой дамы наиболее рациональным способом – попросил её дать ему поесть пищи мертвецов. Мне очень нравится, как воспела встречу Бабы Яги и Ильи Муромца панк-рок-группа «Сектор газовой атаки» в одной из своих рок-опер. Их Илья с гитарой в руках впрямую наседает на бабку:

«Давай вина, давай жратвы, / Крутись, старуха, веселей,
Я щас проткну тебя насквозь, / Ещё для храбрости налей,
Давай вина, давай жратвы / И баньку мигом истопи,
Когда пожру, тогда всажу / Пока же мóзги не крути !»

Видимо, только так и надо разговаривать с ягами, только этого они и домогаются от героев. Похотливая бабка выставляет ему угощение, отведав которого, герой становится как бы «своим» в Тридевятом Царстве и заслуживает лишь помощи и совета, но никак не противодействия. Вкусить от пищи мертвецов, приобщиться к мiру духов считалось у знающей публики опасным во все времена. Многие традиции подчёркивали, что тот, кто вкусит её хоть однажды, не вернётся на этот свет никогда. Мастерски этот сюжет был обыгран талантливым японским аниматором Хайяо Миядзаки в прекрасном мультипликационном фильме «Унесённые призраками», где отведавшие еды духов родители девочки Тихиро тотчас же превращаются в свиней. Для обычных людей, таким образом, трапеза у Бабы Яги, должна была быть началом конца – для действительно же сильной личности – пропуском через пограничье.
Замечательно в нашей русской Яге и то, что она изображается фольклором лишь в двух ипостасях – либо она лежит на печи, либо летит в ступе (в последнем случае мы имеем контаминацию российской Яги с западноевропейской ведьмой; недаром летающими ведьм показывает в основном фольклор Украины и Беларуси, испытывавший многовековое польское влияние). Просто ходить, переставляя свои костяные ноги, она не способна: скончалась и отходилась. Лежать она может также на лавке и просто на полу, «нос в потолок врос». Как правило, Яга занимает собою всю избёнку, причём это не она велика, а её избушка-домовина весьма тесна. Избушка на курьих ножках – это как бы сруб на могиле, где хоронят неприбранное тело или оставляют умирать полуживого язычника.
Ещё одним фокусом мерзкой бабки является оборотничество -- способность подменять собою на брачном ложе живую невесту в первую брачную ночь. Желая навеки отворотить мужа от жены, древние колдуны напускали особый вид порчи – в ночи мужу начинало чудиться, что от молоденькой жены несло мертвечиной; естественно, при таких обстоятельствах нормальная эрекция была невозможна. Лучше всего известен в литературе летописный случай, когда московский князь Симеон Гордый, дедушка Дмитрия Донского, был околдован на свадьбе, и с первой же ночи супруга благородных кровей «якобы труп бысть». Не в силах преодолеть внушённого ему отвращения, через пару лет Симеон, нуждавшийся в наследнике, всё же отослал несчастную женщину в монастырь, женившись на другой. Мне кажется, что тут явно дело не обошлось без козней Бабы-Яги и её пока ещё живых коллег по магическому цеху.
*

>>135460109
Мужской коррелят Яги – «бессмертный Кощей из одних костей / который не любит ни каши, ни щей / ни шоколада, ни мармелада, / а только маленьких детей» -- как пел под гитару во время «тихого часа» в детском саду герой советского игрового фильма «Усатый нянь» -- соотносится с нею как колдун с ведьмой – по хорошо известному всем интересующимся магией «закону креста», согласно которому мужчины предназначены оказывать магическое воздействие на женщин, и наоборот. Если Яга крутит шашни с Иваном Царевичем и Ильёй Муромцем, изматывая их своею ненасытной похотью (скажите на милость, переспать с вонючей мумией – чем не подвиг ?), то Кощей в основном специализируется на похищении царевен и просто девушек привлекательной внешости – не для секса, а просто для коллекции, для самоудовлетворения. Имя его происходит от слова «кость», обозначало по-древнерусски «скелет» (научное слово «скелет» греческое и проникло на Русь достаточно поздно). Магии, которой Кощей учит молодых ведьмочек, народ дал имя «кощунство», т.е., колдовство с останками мёртвых. Позже это слово стало обозначать любые противоправные манипуляции с трупами, а ещё позже – вообще всякое осквернение памяти предков. Кроме половой, разницу между «сладкой парочкой» я лично вижу в том, что Яга представляет собою скорее всего подсушенную на солнце мумию, а Кощей – голый скелет, словно на шарнирах, держащийся на сухожилиях. Если исторически Яга является стражем ворот Загробного Мiра, то Кощей Бессмертный – его патриарх и владыка, мертвец без души в теле (она у него, за отсутствием плоти, спрятана в другом надёжном месте). В некоторых районах Руси деревенские жители называли «кощеями» первых покойников, похороненных на новом кладбище; их могилы помнили, их поминали в молитвах, а при извращении языческой религии в православную, они стали считаться как бы заступниками за всех покойных своего кладбища перед высшими силами.
В западнорусских районах Кощею Бессмертному приписывается роль предводителя «призрачной охоты» -- скачущего на вороном коне воина-скелета, бессмертного воплощения разучившегося умирать колдуна. В англо-саксонской культуре этот архетип, иногда называемый «всадником без головы», прекрасно обыгран в новелле Вашингтона Ирвинга «Легенда Сонной Лощины», откуда, как считают литературоведы, Дж.Р.Р.Толкиен во многом позаимствовал образ рыцарей Тьмы – назгулов. В славянской, прежде всего, в белорусской и польской, традиции, Кощей ведёт по лесам и полям «дикую охоту» – отряд не до конца мёртвых покойников, творящих месть живым. Этот круг легенд талантливо обыграл белорусский писатель Владимiр Короткевич в повести «Дикая охота короля Стаха», лучше известной публике по фильму, чем по книге. Яга на помеле, ведьма в ступе, их подручные гуси-лебеди с железными клювами (это в прошлом духи умерших проклятыми маленьких детей, превращёнными нечистью в птиц – какая-то умная голова с кондитерской фабрики додумалась так назвать шоколадные конфеты), и, наконец, сам дед Кощей на вороном коне догоняют покойников, бежавших из царства мёртвых в мiр живых и возвращают их обратно: их целью является не допустить проникновение сокровенного знания мёртвых к живым людям. Обычным же человекам, не ищущим магического знания и не лезущим на приграничье с пеклом, ни Баба Яга, ни Кощей Бессмертный были не страшны, хотя во все века на Руси полицейскими Загробного Царства матери пугали маленьких детей. Легенда о Кощее, собирающем злато, русскому фольклору не свойственна и проникла в сказки из романтических стихотворений и новелл пушкинской эпохи, основывающихся на западноевропейском архетипе Скупого Рыцаря.

*

>>135460164
Теперь, когда читатель освежил свои познания в сфере славянской демонологии, посмотрим, какую связь Яга и Кощей имеют с нашими родными местами. Нижегородская область является уникальным местом стыка культур, своеобразным средневековым приграничьем, где бок-о-бок с русскими жили мордва и черемисы, а также летописная мурома, давшая имя городу Мурому и жившая по Оке от Павлова до Шацка. Несколько севернее, на территории Ярославской, Вологодской и Костромской областей, с нашими предками контактировали другие впоследствии ассимилировавшиеся финно-угорские племена – весь и меря. Где, как не у нас, на русско-инородческом приграничье, в преддверии татарского ханства, поселиться былинным дедушке Кощею и бабушке Яге ? Эту мысль я вынашивал уже давно, и окончательно укрепился в ней, ознакомившись со статьёй К.А.Смирнова, опубликованной в № 2 журнала «Советская археология» за 1990 год.
Археологи, работавшие в Подмосковье, по Клязьме и Оке, в Верхневолжье, не раз вскрывали своими раскопками странные погребальные сооружения инородцев-язычников. Так, П.Н.Третьяков, в 1934 году раскопавший городище Березняки на реке Санохте под Ярославлем, расчистил «маленький квадратный домик размером всего лишь 2.25 х 2.25 м., рубленный из дубовых и сосновых брёвен… Когда умирал кто-либо из жителей, кого надлежало хоронить в «домике», за пределами посёлка раскладывался большой костёр, на котором сжигалось тело умершего. Остатки пережжённых костей собирались, приносились в посёлок и складывались в маленьком домике вдоль его южной или северной стены. Вместе с ними клались кое-какие вещи: орудия и украшения…». Похорониться без закапывания в землю имели право редкие индивиды – судя по размеру поселения, у них должно было бы быть немалое «обычное» кладбище, которое археологи не нашли. Кости складывали на лавки в домике судя по всему, не навалом, а в несохранившихся туесах или коробах из коры. Археологи посчитали поселение принадлежавшим народу меря и датировали его примерно 500 годом н.э.
Долгое время домик из Березняков был единственным, пока в 1966 г. братья Красновы, раскапывавшие городище под Звенигородом, не нашли остатки дрвгого домика, центр которого занимал очаг, вокруг которого ставились горшки с пережжёнными на кострах человеческими костями от не менее, чем двадцати четырёх особей. Здесь учёные сошлись на датировке примерно 750 годом. Находилось это сооружение на достаточном удалении от посёлка, и вероятно, содержало прах членов жреческого или шаманского рода, так как обычный обряд погребения племён дьяковской культуры, предместников славян в заселении Подмосковья, был совершенно иным.
Волго-Окское междуречье заселялось славянами-кривичами постепенно и мирным путём; несомненно, долгое время славянские деревни соседствовали с инородческими, представители обоих этносов свободно общались, перенимали друг у друга культурные реалии. Не случайно обычаи наших далёких предков вызывали изумление даже у живших в других регионах Руси их соплеменниках. Анонимный автор киевской «Повести временных лет», как этнографический курьёз, упоминает, что кривичи после тризны «творяху кладу (т.е. помост) велику, и възложахуть и (т.е. их) на кладу, мертвеза сожжаху, и по семь (т.е. затем) собравше кости вложаху в судину (т.е. в горшок, в посудину) малу, и поставляху на столпь на путях». Древнерусское слово столпь обозначало не обязательно столб, но скорее небольшой сруб, келью. Недавние атеисты просвещали советский народ в своих книжках, что преподобный Симеон Столпник просидел «на столпе» три десятка лет, от чего и сделался святым. Будучи ребёнком, как и многие, я представлял себе, что этот ушлый монах залез на опору уличного освещения, чтобы быть на пяток метров поближе к богу, и там сидел днём и ночью, в мороз, жару и дождь, проводя время в бесполезных молитвах. Лишь намного позже я понял, что его «столп» на самом деле был крохотной избушкой, где, как говаривал Чацкий, «ни встать, ни сесть», где можно было спать лишь скрючившись, а молиться на коленях. Примерно такой, в которой Иван Царевич навестил Бабу Ягу. В таких же срубах сожгли Аввакума и его напарника в Пустозёрске.

>>135460236
Не подлежит сомнению, что заселяя земли мери, муромы, мордвы, славяне-кривичи наталкивались в священных языческих рощах на лесные избушки местного населения, полные костей, а то и содержавшие в себе распространявшие зловоние трупы. Думаю, что для суеверных охотников и земледельцев этих впечатлений вполне хватало для того, чтобы поселить демонов мрака на дальних куличках (лесных полянках) «где черти водятся», где лешие в шутку перебрасываются сухими костями. При случае такие, как бы сказали мы, кладбищенские сторожки, могли использоваться русскими и не совсем по назначению, как мы видим в одной из легенд о начале Москвы.
Однажды князь Данило, сказывают, поехал на охоту с сыновьями боярина Кучки, имя которого носила древняя Москва («Кучково, Москва тож» – первое название по владельцу, второе – по реке). Подговорённые женой Кучки, княгиней Улитой, они попытались убить Данилу и вместо зверя, принялись преследовать его. Спасаясь от погони, князь углубился в чащу «и по прилучаю (т.е. случайно) наиде в той дебри струбец мал стоящ, под ним же преж погребён был ту (т.е. там) некоторый мертвый человек. Князь же влезе в струбец той, закрывся в нем, забыв страх от мертвого». Иными словами, преследуемый убийцами князь спрятался в лесном погребальном домике, поджав ноги к подбородку; догонявшие его люди не учли, что такое возможно, и проскакали мимо. Не найдя Данилы, убийцы спустили с цепи любимого княжеского пса и поехали за ним следом, в рассчёте, что пёс приведёт их к хозяину. Так и вышло: «и добежав до того струбца упокойнаго, где ухоронився князь, и забив пес главу свою в струбец, а сам весь пёс в струбец не вместился». Князя вынули и добавили к уже имевшемуся мертвецу. Таким образом, в XII веке в Подмосковье, а тем более у нас, по лесам стояли многочисленные избушки на курьих ножках, «полные костей и всяких нечистот». В одной из них и жила бабушка Яга.
Арабский путешественник Ибн Фадлан, посетивший Поволжье тысячу лет назад, писал, что мордва «делают для него (т.е. покойника) ящик из дерева хаданга (т.е. белого тополя), кладут его внутрь него, заколачивают его над ним и кладут вместе с ним три лепёшки и кружку с водой. Они ставят для него три куска дерева наподобие дышел, подвешивают его между ними и говорят: «Мы помещаем его между небом и землёй, его постигнут дождь и солнце… И он останется подвешенным, пока не износит его время и не развеют ветры».

К югу от Арзамаса есть такое местечко, как Ивановские Бугры. Некогда там были, якобы, захоронены тела казнённых разинцев, в последующие века каждую Пасху там организованно проводились панихиды с участием духовенства и большим стечением жителей города. Там же стояло большое количество часовенок всевозможных размеров, прозванных в народе “божьими домиками” . В 1894 г. писатель В.Г.Короленко так описывал это место: “Подойдя поближе, я увидел четыре крохотных домика из старинного кирпича, с двускатными крышами, сильно обомшелыми и поросшими лишаями… На верхушках старых, почти игрушечных хижинок стоят кресты, а в стены вделаны тёмные доски икон, на которых лики давно свеяны ветрами и смыты дождями. Мне говорили в Арзамасе, что сравнительно недавно отлогость горы была густо покрыта этими странными домиками, точно целый город карликов раскинулся против настоящего города… Народ звал это место “божиим городком”, а теперь, когда городок постепенно исчез, остатки зовёт “божиими городами”. Далее писатель перессказывает легенду, что якобы, сразу после казни восставших, проезжал по дороге между виселицами один купец. У него было плохое настроение, и он с бранью хлестнул кнутом одного из распятых “разбойников”. Тотчас же со всех крестов и вешалок пососкакивали полусгнившие тела, окружили кощунника и стали предъявлять к нему претензии: дескать, за что ты нас бьёшь, мы своё уже получили, а вот по тебе, по прожжённому мошеннику, твоя верёвка ещё плачет. Вспомнил тогда купец, скольких бедных вокруг пальца обвёл, убоялся, что мертвецы вызовут чертей из ада, бухнулся на колени и дал страшный зарок на неправедно нажитые деньги поставить часовенку, а также за свой счёт похоронить тела казнённых – когда они вдоволь нависятся – в братской могиле. Слово своё он сдержал и возвёл четыре “домика” над четырьмя ямами – все трупы в одну никак не уместились.

>>135460294
По воспоминаниям старожилов, последняя “божедомка” на Ивановских Буграх разрушилась от ветхости или была разобрана на кирпич в 1930-х гг. Советская власть не признавала никаких археологически не подтверждённых древних могил, поэтому это место до сих пор никак не отмечено мемориально. Ввиду вышеизложенного читатель без труда разберётся, что христианский культ на Ивановских Буграх под Арзамасом вторичен, а настоящая история этого местечка восходит ещё к тем временам, когда в окрестностях этого города русские жили вперемешку с мордвой. Я был на этих буграх, и видел, как они обезображены недавними бульдозерными раскопками (местная промышленность устроила там песчаные карьеры). Если бы кости там были, они бы давным-давно попали в руки профессора Мартьянова из АГПИ и его коллег. Следовательно, попы столетиями служили панихиды на пустом месте – а от разинских могил остаётся лишь легенда.

Позже, когда под влиянием христианства наши предки прекратили сжигать мертвецов, а усопшие тела принялись закапывать в землю, а не оставлять наверху, как чукотского шамана, обычай устраивать над могилами деревянные срубы держался ещё много веков, в сильно видоизменённом виде дойдя и до наших дней. Теперь там, где этого до сих пор придерживаются (в Борском, Семёновском, Ардатовском, Арзамасском, Спасском районах), народ осознаёт архитектурные сооружения на могилах не как избушки на курьих ножках, а как часовенки и их макеты – якобы, это как-то помогает удержаться на земле душе покойного, освящяет место захоронения. Что касается Нижнего Новгорода, то самая любопытная из них установлена на кладбище «Красная Этна», где в одной ограде как минимум два десятка лет высится немаленький деревянный макет церкви. Особенно мне запомнилась железная модель местного храма на могиле одной бабушки, скончавшейся в 1970 году, из ардатовского села Стёксова. Я думаю, что строют такие архитектурно-кладбищенские излишества наши земляки в порыве благочестия, никак не помышляя о том, что по сути дела, если обломать кресты на главках, они строят… избушки для бабушки Яги, вместо курьих ножек поднимая их на небольшой столб. Попробуйте переубедить меня в обратном. В литературе встречаются сведения о том, что срубчики-домики в два-три венца высотой не ленится устраивать и население отдельных деревень соседних с нами областей – Ярославской, Владимiрской, Московской. Заволжские старообрядцы также часто украшают могилы своих усопших деревянными часовенками, куда ставятся иконки и свечи, и где очень любят вить гнёзда мелкие птахи. Ведают ли они, КАКИЕ традиции они невольно продолжают ?
Не до конца изгладилась память о лесных избушках и у соседствующих с нами финно-угров. Ещё до войны в некоторых сёлах Мордовии, а в XIX веке и Мари Эл, на гробах стариков углём или насечкой изображали двери и окна, а этнограф Н.Ф.Мокшин, опубликовавший в 1968 году книгу о языческих верованиях мордвы, даже описывает один случай, когда по просьбе старика ему в гробу по особому заказу сделали… самую настоящую застеклённую оконницу. Среди марийцев правом похорониться в гробу со стеклом напротив лица в позапрошлом веке пользовались лишь люди уважаемые – старики-аксакалы и сельские старейшины.
По материалам, собранным моим коллегой, молодым нижегородским краеведом Д.В.Карабельниковым, специально изучавший реликты финно-угорских погребальных обрядов на юге нашей области , мордва Сергачского района (с. Акузово), закладывая около двух столетий назад новое (теперь единственное) кладбище, похоронила там первых мужчину и женщину… в позе охранителей погоста и стражей границы Загробного Царства – без гробов, стоя, с посохами в руках. По словам местных жителей, они для них символизировали Колмазыря («хозяина могил») и его жену. Хотя впоследствии точное место могил оказалось потерянным, имена «кощеев» -- Тимофея и девицы Натальи – акузовцы до сих пор помнят, упоминая их в своих домашних молениях. Такое бывало и у древних кельтов: великого воина Конна однажды погребли стоймя с мечом в руке на приграничье, где при жизни он нёс сторожевую вахту – пусть и после смерти защищает свою «половину» от нападений «рабов с севера».

>>135460362
Ещё сто-двести лет назад мордвины могли хоронить отдельных из своих умерших – за особые заслуги или по их желанию -- подвешивая с помощью ремней гробы-колоды на деревьях. В других районах так поступали только зимой, жалея сил долбить могилы в мёрзлом грунте; как только земля оттаивала, гробы с телами, не вскрывая, предавали ей, иногда не на «летнем» кладбище, а прямо под берёзами, где некогда висели трупы. Следы такой жутковатой обрядности мы видим и в традиционно включаемой в хрестоматии мордовской сказке о девушке по имени Дуболго Пичай, злодейски убитой завистливыми невестками (её во сне облили расплавленным воском). В назидание прочим и в память о трагическом происшествии старейшины постановили похоронить тело несчастной… в гробу на подставках в чаще леса, вокруг которого поставили предназначавшиеся задобрить душу покойной лукошки, полные пшеницы. До распространения православия традиции наземного либо надземного (на помосте) захоронения встречалась также у некоторых народов Сибири – алтайцев, якутов, орочей, нганасанов, у индейцев Северной Америки и папуасов Новой Гвинеи. Интересно, что когда в 1687 году немирные дауры долго осаждали казачий Албазинский острог на Амуре, всех скончавшихся за время осады защитников не зарывали в землю, а сложили в большой амбар – одного в гробу, всех остальных в рогожках, головами в одну сторону, положив рядом с ними несколько глиняных горшков с погребальной кутьёй. Тела лежали на открытом воздухе настолько долго, что многие из них разложились, и черепа откатились от скелетов. Впоследствии, когда амбар оказался заполнен, его подпоры были подрублены, и накрывшая останки покойных кровля из толстых дубовых плах похоронила кости уже под землёй – покуда в начале 1990-х гг. на это место случайно не наткнулись строители, пригласившие археологов для научных раскопок могильника .

Я думаю, что всего вышесказанного вполне достаточно, чтобы мы могли, как в Великом Устюге Деда Мороза, занести Бабу Ягу и Кощея Бессмертного, случайно встреченных русскими в лесных инородческих могилах, в списки знаменитых нижегородцев, датировав их существование, допустим, эпохой царя Гороха. Причём, при таком раскладе, они были бы самыми первыми из наших земляков, кого мы знаем по именам. Впрочем, вклад этих двух сказочных персонажей в историю Отечества небесспорен, поэтому культа Бабы Яги я пока предлагаю не создавать… по крайней мере пока этого не попросит население.
А в целом, согласитесь, неплохо было бы объявить Нижний не только столицей ополчения 1611 года, но и родиной загробных деда с бабкой ?! Красивые выходят парочки – Минин с Пожарским, Скляров с Лебедевым, Яга с Кощеем, не правда ли ? Одним словом, нам есть кем и чем гордиться.

Не переживай, это все. Пока всё.

>>135461312
На тебе про банника, раз уж про Кощея и Ягу не хочешь, жопа.

Б а н н и к

В русской бане должен был жить баенник или банник: на мой взгляд, самое страшное из сверхъестественных существ. Если чёрта можно было как-то обхитрить, да и не всегда чёрт убивал насмерть – баенник, зачастую в компании с бесами, действовал по большей части безжалостно.
Десятками можно насчитать побасёнки, в которых пьяные парни на спор за полночь пытались вытащить из каменки кирпич (украсть ковшик) – и чрезмерно часто с летальным исходом. То же иногда с подвохом предлагалось сделать стихийному атеисту, уверявшему товарищей, что «нет чертей». Заходить в баню от заката до рассвета, даже если оттуда слышались звуки гармошки, шёл дым, сыпались искры, а из трубы торчал коровий хвост, было строжайше запрещено: чертям ничего не стоило сунуть нарушителя границ мордой в бадью – так, чтобы он захлебнулся. «Черти парятся» – судачили деревенские жители. Иногда, не желая попусту убивать, бесы могли лишь свистнуть – и Аника-воин тотчас убеждался, что они воистину есть. Чтобы убедить в этом и прочих, бывали случаи, что все бесы усаживались ночному гостю на спину, заставляя его везти на себе всю нечистую компанию на коленках, по снегу, до родного дома. С таким грузом на закорках это редко удавалось сделать быстрее, чем раньше рассвета. В наказание за безверие такой молодой человек зачастую получал обидную кличку, вроде «Чертогон», прилипавшую к нему до конца жизни.
Существует целая группа быличек, в которых парень, которого в шутку припёрли в бане до утра, ночью оказывается пойманным длинной зелёной рукой, вырастающей из печки. Оказывается, черти прячут в бане проклятых матерями детей: в люльку суют обгорелое полено, придавая ему внешний облик ребёнка, а настоящую дочь до поры до времени укрывают в бане. Как только она достигает брачного возраста, ей полагается самой отловить себе жениха. Понятно, что шанс поймать ночью в бане живого парня у каждой из них был не весьма велик. Ему в лоб задавался вопрос: берёт ведьму в жёны или нет ? Если он соглашался, уродина под венцом превращалась в красавицу, если же нет – парня незамедлительно душили.
«Однажды ночью ночевали мы в бане, в доме тараканов морозили, -- рассказывала фольклористам одна бабушка из д. Заключная Перевозского района. – Вдруг слышим – двери открываются. Входят люди – все чёрные и глаза горят. Мать говорит: «Господи, спаси меня». Тогда стены бани раздвинулись, они и говорят: «Эх, ведь догадалась ты !» – и ушли. Вообще-то, когда морозили тараканов, уходить ночевать полагалось к соседке.
Не раз и не два попадается в быличках сюжет, когда любительницу ночного пара бесы попросту освежёвывали, вешая шкуру на каменку. Было и так: укрываясь от родительского взора, в бане заночёвывали парень с девушкой. В наказание за нарушение морально-этических норм поутру их ободранные тушки складывались в предбаннике, кожи же исчезали. Говорят, такие сушёные кожи блудников (и самоубийц) черти накидывают на проклятых детей, собираясь незаметно подменить их поленом, головёшкой или куклой.
Был такой случай, что в одном доме невесть чем заболела дочка. Остановился на постой один «знаткой» человек. Родители девочки обратились к нему за советом. Тот отнёсся к делу серьёзно: велел в полночь накрыть на кладбище стол – всё, как положено, белая скатерть, две рюмки и бутылка водки.
-- Батя, баня у тебя не на месте, -- раздался голос из темноты, когда одна из рюмок сама собой опустела.
Баню разобрали, перенесли, и девочка тотчас выздоровела.

>>135462785

>нихуя оригиналы человеческих детенышей не используют

П р о к л я т ы е д е т и

Следущая группа быличек рассказывает нам о приключениях проклятых детей. Магия доказывает, что бесы, невидимой толпой окружающие нас, только и ждут возможности кого-нибудь побрать. Сами собою (без соизволения божьего – добавит верующий человек) они этого сделать не могут; чтобы дать аду над собою власть, человек должен шагнуть навстречу пеклу: повеситься или утопиться. Поскольку слишком малые дети этого сделать по несознательности не могут, бесы овладевают теми, кого прокляли родители.
Среди проклятий можно выделить проклятия-отречения: «Не моя ты дочь !», «Выродок какой-то !» – в таком случае ребёнок, как правило, остаётся жить с родителями, но становится колдуном, ведьмой или сатанистом, посвящает жизнь служению пеклу – и оказывается во власти бесов лишь после кончины. Если проклинают словами: «Иди к чёрту !», «Черти бы тебя побрали !», то дети поступают в ведение ада немедленно (особенно если они, к тому же, некрещёные). Проще всего проклясть грудного ребёнка – причём на ад обрекает лишь чёрное слово, произнесённое его биологическими отцом или матерью, но не чужим человеком, хотя упоминать в одной фразе детей и чертей (вроде: «Ах ты, чёртово дитя !» на Руси настоятельно никому не рекомендовалось). Бесы могли подменить ребёнка на что-нибудь неживое (куклу, полено, головёшку), воспитывая до 18 лет, до совершеннолетия, настоящее тело в бане. Тот, кто проклял свое рожёное дитя, может, конечно, проклятие со временем снять и тем спасти сына или дочь от кончины самоубийцы, но значительно изменить ему или ей судьбу никто не в состоянии.
Чтобы лишиться ребёнка, не обязательно было его проклинать, достаточно было запродать демонам душу. В голодном 1919 году по деревням лесной части Сосновского района ходили двое чёрных мужчин, покупали детей, только чтобы не старше года. Родители слезами умывались, а продавали: иначе все с голоду перемрут. Мужчины – а это были черти – дули детям в рот и в уши и оставляли их батькам-мамкам. Только недолго те радовались: дети вскоре высыхали, а головы у них делались как большие арбузы. После этого они, естественно, гибли.
В одном месте прокляла мать грудного ребёнка – больно голосист был. Через некоторое время видит: заколыхалась зыбка и из неё вылезла чёртовка, схватила вилку, нож, мясо со стола, обгрызла кость и опять в зыбку притулилась.
Позвали шестерых мужиков. Выхватили они ребёнка из зыбки, распластали на столе, решили ножом резать. Вдруг дверь отворяется, и в избу входит сама Чёртова Бабушка (она же Баба-Яга), непоследний персонаж русского демонологического фольклора, точный аналог украинского Вия, только в юбке:
-- Ты моего ребёнка недокармливала, недопаивала, да ещё и бить вздумала ! Вот твой – забирай. А это мой ! – и исчезла.
Стоило матери в сердцах сказать чёрное слово, как черти младенцев подменили.

Рассказывают и такое: женился молодой парень, взяли к себе бабку женину. Лёг он однажды спать, и слышит сквозь сон, разговаривают бабушка со внучкой:
-- Внученька, мы с тобой давно-о не ели мяска свеженького.
По следикам чем-то помазали, обернулись обе сороками, выпорхнули в трубу. Долго ли, коротко летали, ребёнка притащили. Сидят и обсуждают: вот как удачно ребёнка из зыбки вытащили, а головёшку, попутно из печки прихваченную, в пелёнки всадили.
Вывод из этой истории делался парадоксальный: «Дак вот эти головёшки-то вроде нельзя… Если она в печке не догорела, ты её как-нибудь поколоти, чтобы она сгорела. Не выбрасывай на улицу…». Видимо, так в заволжских деревнях одновременно боролись и с порчей, и с угаром…

Подменышей, не пригодившихся в пекле, черти могут отпускать назад в мiр, с условием, что жить они будут не по правилам людей. «Водилась в наших лесах проклята девка, -- рассказывают в д. Тугарино Борского р-на, -- досадила она чем-то матери. Та выругала её по-матерному, выгнала в сенцы и прокляла. С тех тор та девка и пропала. И выходила она в разных местах леса. Никто её не видел, только слышали стон. Идёшь вот в Плотинки и слышишь, как она стонет. Видно, мучалась всё время».
Раннее безумие – такова была судьба тех, кого прокляли не в колыбели, а в раннем детстве. Порою такие дети были инфернально красивы: «сама баская, волосы белые», они испытывали тягу к хождению голышом и громким крикам. Или же наоборот: вырастая, проклятые детишки скрючиваются, киснут, хворают. «Её кормят, а она назад выплёвывает еду», -- вспоминали об одной из них. Некоторые из них лишаются права на погребение: однажды в жизни они просто исчезают без вести и пропадают.
В некоторых местах психические болезни отдельных людей народ объяснял именно так: видно, отец спьяну проклял, да и запамятовал. Ребёнок вырос, заголился, начал бегать по топям. Помер, его на кладбище класть посовестились, положили у перекрёстка, где по ночам нечисть топчется. «Была проклята дева. Тут её у дороги схоронили. По ночам она из могилы выходила. А кто увидит её, из того сразу дух вон», -- рассказывали в селе Ключищи Шатковского района.