>>11491 (OP)
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек,
Я другой такой страны не знаю,
Что так много населяет недочеловек.

Просто посмотрите на то, как общество, а особенно его мужская часть, отреагировало на убийство девушки из Бауманки. Это уже просто какая-то максимальная концентрация всего того гноя, из которого состоят патриархат и хуедауны. В социальных сетях и на форумах вся эта зверомасса сейчас занимается танцами на костях. Они радуются тому, что «шлюха сдохла!!», сочувствуют «бедному парню», роются в личной жизни и фотографиях умершей девушки и перемывают ей кости. И это абсолютно везде, чтобы увидеть весь этот цирк уродцев, достаточно зайти в... да в любой тематический тред за пределами фемсообществ.

Давненько я не видела такого яркого примера того, каким безнадежным биомусором является мужло. Нет, ну правда, даже без всякой «феминацисткой пропаганды» у любой более-менее вменяемой читательницы, которая увидит их высеры, хоть как возникнет вопрос — откуда берется вся эта толпа недолюдей? А ответ прост: ниоткуда. Это самые обычные хуедауны, которые ходят с вами по одним улицам. Чьи-то папаши, парни, мужья, друзья. Нет никакой отдельной касты Плохих Людей, с которыми можно просто не общаться и жить нормально. Это совершенно рандомные индивиды, которые в жизни улыбаются в лицо и говорят добрые слова тем, с кем им выгодно поддерживать хорошие отношения. И результаты такой случайной выборки весьма красноречивы: мужчина — это унтерменш, неспособный на эмпатию и человеческое поведение там, где его не сдерживают никакие рамки. И ведь у этого же скама еще потом хватает наглости носиться со скриншотами из радфемсообществ, где женщины начинают иронизировать над дохлыми мужиками в качестве ответной психологической реакции на творящийся пиздец.

Секта Свидетелей Нитакусиков наверняка и здесь попытается высказать свою (сверх)ценную идею того, что мужчины не все такие. Но, согласитесь, что на фоне происходящего это будет выглядеть совсем уж как детский лепет. Где они, нитакие-то? Где хотя бы примерно сопоставимое по объему количество адекватности в информационном поле на эту тему? Или что, хорошие мужчины есть, но они просто молчат? Они что, настолько чмошники, что боятся высказать свое мнение? Зайдите в любое место, где это событие сейчас активно обсуждается. Вы найдете там только глумление над погибшей девушкой и смакование подробностей происшедшего. Максимум нитаковости, который можно обнаружить — это «ну бля, убивать конечно плохо, но девушка сама виновата, френдзонила несчастного парнишку и вообще вы ее фотки в интернете видели?!!!».

Животные-с.

>>11491 (OP)
Она объявила мне, что у нее есть любовник 19 декабря, при страшном морозе и вечерней тусклой лампочке в нашей лексингтоновской трагической квартире. Я, потрясенный и униженный, сказал ей тогда -- "Спи с кем хочешь, я люблю тебя дико, мне лишь бы жить вместе с тобой и заботиться о тебе" и поцеловал ее неприкрытые халатом колени. И мы стали жить.
Она и это мое решение объяснила моей слабостью, а не любовью. Вначале после 19 декабря она еще заставляла себя и пыталась не отказывать мне в любви, делать со мной любовь, по какому-то свойству моего организма мне тогда ее всякий день хотелось, у меня постоянно стоял хуй. В своем дневнике, если я отваживаюсь заглянуть туда, я обнаруживаю короткие радостные записи, что я делал с ней любовь четыре раза, или два, или один. Но она все более и более наглела, и постепенно наши "соития", -- иного слова не подберешь, именно соития -- так они были торжественны для меня -- стали очень редкими.
Наконец, она совсем перестала делать со мной любовь и открыто вслух всякий раз говорила, что хочет со мной расстаться. Я бродил в сумерках своего подсознания, мастурбировал по ночам в ванной комнате, надев ее, только что пришедшей и уже спящей, еще теплые колготки и трусики, часто и то и другое было в пятнах спермы, чужой, разумеется, и хотел я одного только счастья, -- выебать свою собственную жену. Так во мне постепенно родилась бредовая идея -- изнасиловать Елену.
В солнечный-пресолнечный морозный день у интеллигентного сэйлсмена с бородкой в магазине на Бродвее я купил наручники. Они были... ну, все знают, какие наручники продаются на Бродвее за семь долларов. Пришел я домой уже в полной истерике от этой покупки. Попробовав и внимательно рассмотрев наручники, я с ужасом обнаружил, что они оказались с кнопкой для открывания без помощи ключа, то есть и стальные и будто бы крепкие, но для игры, для детей. Даже было написано, что не менее трех лет дети могут играть такими наручниками. Жалкая история, очень жалкая.
От жалости к себе и своему телу, которое, чтобы добиться ласки, вынуждено прибегать к таким кошмарным методам, я разрыдался. И даже в попытке насилия у меня случилась неудача. Я выл, плакал очень долго, а потом, задыхаясь и плача, все-таки нашел выход -- взял столовый нож с зазубринами и в полчаса, не переставая при этом плакать, спилил открывающие кнопки-рычажки с наручников, и они стали настоящими, открывались теперь только с помощью ключа. Делая это, я видел себя со стороны, и как писатель решил, что эта жуткая сцена годится для Голливуда: Лимонов, плачущий от горя над наручниками для своей любимой и стачивающий столовым ножом кнопку-предохранитель.
Наручники я так и не пустил в дело, как и веревку. Мечта изнасиловать Елену шла бок о бок с мечтой убить ее. Недели за две до покупки наручников, я, уже сумасшедший, поднял ковер, нелепый розовый ковер в нашей спальной комнате и пристроил под ковром веревку-удавку, один конец ее закрепив за трубу в углу комнаты, из второго я сделал затягивающуюся петлю, чтобы в самом крайнем случае, когда станет совсем невмоготу, легко и бесшумно удавить ее. Потом я думал убить себя, способом... способы самоубийства все время менялись в моем воображении. Веревка пролежала там довольно долго, иногда мне кажется, что именно она спасла меня и Елену от гибели. Лежа рядом с Еленой ночами, чужие люди, соседи, всякий под своим одеялом, вдыхая исходящий от нее запах алкоголя и курева, тогда она пристрастилась к марихуане, кокаину и прочим прелестям, лежа, она чуть всхрапывала во сне, уставшая от оргазмов с ненавистными мне американскими мужчинами (вот почему я никогда не смогу уже любить тебя, Америка!), я все же успокаивался, вспоминая про веревку. Я все же знал, что протяни я руку под свою подушку -- конец веревки окажется в моих руках, набросить петлю на рядом лежащую маленькую головку моей мучительницы ничего не стоило. Эта легкость и возможность все прекратить утешала меня, и может быть потому я миновал взрывы, которые могли привести к убийству, ведь я был уверен, что всегда могу убить ее, в любое время смогу. Благодаря веревке из меня постепенно вышла какая-то часть злости и безумия и я понял, что #этонеповодубить