Вот представьте себе маленький провинциальный город. Тысяч сто-двести населения. Может даже пятьсот. И вот на пустырях и по окраинам этих городов, во дворах и черт знает где еще есть гаражи. Кооперативные или просто самостройный шанхай. Эти уходящие за горизонт соты были построены еще в годы застоя. В них зачастую живет уже второе поколение хозяев. В этих гаражах они выросли, первый раз (стащив у отца ключи) покурили, выпили водки, трахнулись с одноклассницей. Эти гаражи представляют собой довольно занимательное сооружение, хорошо иллюстрирующее старую мысль о том, что "голь на выдумки хитра". Устроены они в два, а то и три уровня: собственно гараж и выкопанный в гараже огромный погреб, в котором стоят стеллажи для хранения солений-варений с шестисоточной дачи (тоже - отдельная песня), короб для картошки и бутыли с бурдой под названием "домашнее винцо из собственных яблочек", на поверку оказывающейся банальной брагой. Рядом пристроились трехлитровые банки самогона. Наверху в гараже валяется различный инструмент, б/у детали, метизы, машинное масло, коцаные крылья для "жигулей" и юзаные покрышки. Там же стоит и собственно "ласточка" - латаный-перелатаный жигуль или древняя иномарка-праворулька. В подвале стоит маленький столик, куросинка или газовая плитка с баллоном и большой старый диван со стеганным одеялом без пододеяльника.

Все свободное от работы (и прежде всего - выходные) время владельцы этих гаражей проводят здесь. Они приводят суда своих сыновей, внуков, затьёв, младших братанов и т.д. Женщины могут сюда попасть только по одной причине: под покровом ночи, тайно их привозят суда ебаться на старом диване. Женам здесь делать нечего, они это прекрасно понимают и не особо стремятся попасть в это мужское гетто, насквозь пропитанное атмосферой соленого мужского слова и наигранного цинизма. Это те народные университеты, которые проходит 90% русских мальчишек перед армией. Это та атмосфера, в которой он живет практически всю оставшуюся жизнь, за исключением вечернего ужина и палки, которую он бросает жене перед тем как захрапеть, и поездок на дачу. Неудивительно, что уже к шестнадцати годам каждый из них знает как устроен "жигуль" и может вслепую его разобрать и собрать. Поэтому никакого другого автомобиля он не признает и удивляется людям, которые ездят на сервис: зачем деньги тратить?

Но самое главное в этом Архипелаге "Гараж" не ремонт автомобиля и хранение припасов. Самое главное - это разговоры. Происходит это так: кто-то покопавшись для вида под капотом своего сокровища созывает соседей: "Я сала от бабки из деревни привез", или: "А вот первач с корицей! Я для эксперимента добавил. Заходи пробу снять", или: "Тут мне проставились на работе (я пиломатериал отпустил без накладной). Хуй его знает, название какое-то мудреное: "Схивас Рыгал". Давай попробуем эту рыгаловку ихнюю" и т.д. Тут же сковородка на плитку, жарится (на бабкином сале) картошка с луком, кто-то приносит соленые огурцы, кто круг вареной колбасы, собирается мужиков пять-семь, ребятишки мостятся вокруг отцов и старших братьев и понеслась душа в рай.

Разговоры строятся по одному и тому же канону и никогда не меняются: сначала нужно оценить напиток, который пьется в данный момент. Для собственного самогона или браги есть только одна оценка: "хорош(а) зараза!". Для импортный напитков тоже одна: "Хуйня какая-то. Че-то я не понял. Клопами воняет." Других оценок не допускается. Потом дело доходит до огурцов. Здесь тоже обязательно замечание: "А за границей огурцов не солят. Там только маринуют. Я недавно в магазе купил импортных. Так они, блядь, сладкие! Охуеть, уроды."

Постепенно, разговор переходит на более общие темы. Превалирует тема необычайной русской удали и мощи. Важно также в таком разговоре отметить, что русские в целом как нация очень здоровые и невероятно физически крепкие люди. Это доказывается двумя путями. Первый заключается в рассказах о том, сколько русский человек может выпить (как правило это рассказы из собственной жизни), второй - в том как много тяжести он может оторвать от земли просто так, на спор. Много также воспоминаний на эту тему черпается из армейского опыта. Потом начинается борьба на руках. Важно, что тут цензуры нет и дети слышат и матерок, и сальную шутку и вполне реалистичные рассказы о сексе. Причем рассказывают о всех известных в округе женщинах. О продавщице в соседнем магазине (я Майку пер вот на этом самом диване. У нее трусы рваные), об учительницах (разведеная, живет с физкультурником. Сиськи у нее - пиздец какие), об участковой врачихе (сама всех лечит, а соседа триппером заразила, сучка).

Разговоры о сексе прямо следуют за разговорами о необычайной силе русских и преследуют цель доказать друг другу еще одну важную особенность русских: их необычайную сексуальную привлекательность. Потом должна повиснуть пауза. К тому моменту каждый выпил грамм по триста. Дым коромыслом. Дальше идет тема - чурки. Здесь есть особенность: в компании всегда есть какой-нибудь кореец или татарин, грузин или казах. В зависимости от национальности инородца в данный момент делается для него исключение и разговор о чурках предваряется политкорректным замечанием: "Все чурки заебали. Чего нельзя сказать о казахах (чеченах, якутах и т.д.) - они, как раз, нормальные ребята."

Затем разговор переходит на более тонкие материи - евреи. Тут масса рассказов о необычайном коварстве и скупости евреев. И что самое главное: как они друг дружку тянут: "Как вода: только дырочку найдет - сразу все и затопит." Тут тоже важно сделать оговорку: "Есть жиды, а есть - евреи! Нужно понимать разницу." Ну про американцев само собой: хуй мы им просто так сдадимся. Они никогда по-настоящему не воевали. Пусть только сунутся! Ужо попробуют они русского кулака! Да они сдохнут на нашем морозе и т.д. Когда в них уже по пятьсот грамм они начинают друг другу рассказывать о своем патриотизме и готовности в любой момент умереть за Родину. Разумеется, что курс президента (раньше, при совке - партии и правительства) они поддерживают и т.д.

Ребятишки все это разинув рты слушают и мотают на ус. Приходит время и они тоже сядут в этих погребах и поведут те же разговоры в которых нет ни игры ума, ни реального житейского опыта и морального стержня. Это просто такой бессмысленный пиздеж, который им всем нравиться, поскольку рефреном звучит мысль: мы самые охуительные, наша жизнь не прошла (не идет) зря, все идет путем и мы легко можем все поменять, если посчитаем, что что-то идет не так. Но не меняем, потому, что все идет правильно.

Разумеется, что это ритуал. Что они никогда всерьез об этом не думали. Но так живут миллионы наших сограждан. Они никогда не были за границей. Они никогда не прочитали ни одной книжки о том, что реально думают и как живут евреи, американцы, чеченцы, папуасы. Они живут в этом замкнутом гаражном мирке, раскинувшимся от Калининграда до Владивостока и голосуют за Путина. Это наш с вами народ. Он такой. Я его люблю. И жалею. И не знаю, может им и так хорошо? Может им заебись? А мы тут лезем с какими-то чужими, неприятными мыслями и идеями...

Простите, но я не хочу быть императором, это не моя цель. Я не хочу никем править и никого завоёвывать, я хочу всем помогать: евреям, обездоленным, чёрным и белым.

Мы созданы, чтобы помогать друг-другу, это цель каждого человека. Мы должны радоваться человеческому счастью, а не наживаться на страдании. Мы не должны ненавидеть друг-друга, в этом мире найдётся место для каждого, наша Земля необъятна, она накормит каждого. Мы можем жить свободно и счастливо, но забыли как это делается. Человеческие души отравлены жадностью, мир полон ненависти, которая толкает нас на кровавый путь!...

...Мы изобрели быстроходные машины, но заперли в них свои души, изобретения не принесли нам желаемого богатства, наши знания превратили нас в циников, ум сделал нас злыми и жестокими. Мы слишком много думаем и слишком мало чувствуем. Мы нуждаемся не в открытиях, а в простой человечности, не в развитом уме, но в доброте и чуткости, без которых наша жизнь превратится в жестокую бессмысленную трату времени.

Нас сблизили самолёты и радио, которые должны стать средствами вселенской дружбы и пробуждать в нас доброту. Сейчас нас слышит весь мир, миллионы отчаявшихся мужчин, женщин и детей ставших жертвами системы, которая превращает человеческую жизнь в пытку и лишает невинных свободы.

И я говорю тем, кто меня слышит: не отчаивайтесь, мы преодолеем эту жестокость, жадность и злость тех кто боится и препятствует человеческому прогрессу.

Ненависть пройдёт, диктаторов не станет, а их власть перейдёт в руки простых людей. Покуда живёт человек, свобода не умрёт!

Солдаты, не подчиняйтесь жестокости! Тем, кто вам презирает и обращает в своих рабов, внушая как нужно жить, как нужно думать и что чувствовать, кто относится к вам как к скоту и использует как пушечное мясо, не отдавайте себя в руки этих злодеев, этих роботов с механическим сердцем и разумом! Вы не роботы, вы не скоты, вы — люди! И в вас живёт любовь к человечеству, вы не должны его ненавидеть. Ненависть неестественна для человека.

Солдаты! Не боритесь за рабство, сражайтесь за свободу! Святой Лука говорил: «В душе каждого есть Царство Божие»! Не у одного! Не у отдельной группы, у всех людей, у всех вас! У всех есть власть! Власть, чтобы сделать открытие! Власть, чтобы сделать других счастливыми и превратить жизнь в прекрасное приключение! Во имя демократии воспользуйтесь этой властью! Объединяйтесь и сражайтесь за новый мир, справедливый, в котором у каждого будет возможность трудиться. Где у молодых будет будущее, а у пожилых стабильность! Обещая всё это к власти пришли негодяи, но они нам солгали, они не выполнили обещаний! Никогда не выполнят! Диктаторы порабощают людей, так будем же бороться, чтобы эти обещания исполнились! Чтобы мир стал свободным, чтобы не было национальных границ, не было жадности, ненависти и нетерпимости! Давайте бороться за разумный мир, в котором наука и прогресс будут залогами всеобщего счастья!

Солдаты! Во имя демократии сплотитесь!!!

Сегодня остался без внимания один знаменательный праздник, возможно навсегда изменивший ход истории в Европе, громадный гиперсрач и эпик, повлекший за собой конституцию, права граждан и появление правых и левых. Именно сегодня состоялся день взятия Бастилии, именно с него началась Великая Французская Революция.

А как это собственно произошло? А вот так, монархия во Франции к концу XVIII века представляла из себя дичайший абсолютизм вперемешку с бюрократией и бесконечными празднованиями, который привел к опустению казны. Народ немного охуел от такого расклада, что, мол, мы голодаем, вводите дополнительные налоги, а вы там едите пирожное с мясом, да еще и своих кроете, освобождая от налогов. Видя какой пиздец творится в государстве и чем он грозит закончится, созываются Генеральные Штаты (некоторое подобие Думы, где депутаты, избранные из разных сословий, решают будущее страны). Там собрались все три сословия: первое — правящая элита, второе— духовенство, третье — народ. Однако, как оказалось король Людовик XVI не планировал на них обсуждать реформы, он созвал всех лишь чтоб обсудить как полонить казну. Третье сословие испытала когнитивный диссонанс, что вот надо давать свободу, единый налог для всех и прочую никому не нужную там лабудень. Они начали поднимать срачи на собраниях, и ВНЕЗАПНО к удивлению королю, начали перетаскивать на свою сторону единомышленников с первого и второго сословия. Чуя запах жареного, Людовик XVI решил не дать третьему сословию взять верх и закрыл зал Малых Забав под предлогом «ремонта». Когда пришли третьесословчане и увидели закрытые двери, у них так припекло, что они собрались в зале для игры в мяч, и пообещали не расходится до тех пор, пока не будет разработана конституция. Король в ахуе, нация приказывает ЕМУ что-либо делать, он приказывает им всем разойтись, на что Мирабо сказал, что вот «только штыки прогонят нас». Сказано сделано, но внезапно перед дверьми встал некто Лафайет, потролливший гвардию тем что, сейчас было принят декрет, по которому любой кто атакует депутата подлежит уголовной ответсвенности. И вот так все и шло, пока 11 июля Неккер, сочувствовавший третьему сословию, не был снят. Народ возмутился, на его место поставили министра готового «сжечь Париж» если потребуется для предотвращение переворота. Были введены жесткие правила правительством, стали появлятся стычки между народом и гвардии, появилась местная милиция. И вот 12 июля, перед унывшим народом в Пале-Рояль поднялся Камилль Демулен и сказал: «Неккера отправили в отставку! К оружию!». Все согласились, ограбили дом Инвалидов, и 14 июля подошли к стенам Бастилии. Местная охрана не понимала что происходит: с Королем не связаться, войска на стороне восставших. Начался штурм, в результате которого погибло 98 парижан, а у охранявших лишь один человек. И все это было ради 5 заключенных, среди которых был, кстати, Маркиз Де Сад.

А после? А после уже совсем другая история, начался мощнейший замес, главное событие в мире за всю историю, споры не утихают до сих пор, кто был прав, стоила ли игра свеч и тд. Но мы лишь можем просто вспомнить, сказать что они сражались за свободу, равенство и братство.

Не волнуйся насчёт трудоустройства в будущем, мой юный друг, так как есть настолько ущербные работы, что даже такое ничтожество, как ты, сможет на них работать. Все равно тебя больше никуда не возьмут. Краткий путеводитель:

Если ты парень:
1. Грузчик — прекрасная профессия, востребованная везде и всегда. Можно работать бухим и упоротым. Никаких особых навыков, дипломов и разрядов не нужно. Если тебе повезёт, то ты сможешь устроиться носильщиком на вокзал/в готель и въёбывать чуть меньше.
2. Разнорабочий на стройке/заводе — если у тебя всё же есть скиллы обработки напильником, укладки кафеля или размешивания раствора, ты сможешь совершить левел-ап и устроиться на завод или стройку, где благополучно сбухаешься годам к 30-ти, если до этого на голову не упадёт что-нибудь тяжёлое.
3. Вахтёр — на серьёзную работу в охране ты не попадёшь, так как в армии скорее всего не служил, а вот простым вахтёром в будке ты вполне сможешь стать. При должной сноровке ты даже сможешь совместить работу вахтёром и вахтёрить любимые статьи на /lm/.

Если ты девушка:
1. Панель — древнейший способ заработка, которым, скорее всего, зарабатывала твоя мать, доступен и для тебя. Лет с 13-ти и пока не испортится товарный вид, ты сможешь воплотить свою мечту продать себя подороже, причём многократно. Но поскольку ты, скорее всего, бревно, то на VIP-клиентов можешь не расчитывать. Дальнобойщики, дембеля и гастарбайтеры будут тебе рады.
2. Секретутка или иная офисная пизда — тоже своеобразный левел ап. Сможешь работать реже, а зарабатывать больше.
3. Официантка в общепите — может и получится никому не давать, но всё равно будут лапать за жопу. В общем, в отличие от кунов, дорога у тебя только одна, ну ты понела.
4. Ну и есть, конечно, еще уборщица (она же менеджер по экологии офиса). Это если даже все перечисленное не годится, например, в силу твоих внешних данных. Сюда же идут прочие черные работы, не требующие ни красоты, ни мозга — посудомойка, санитарка, пастушка, кухарка, шпалоукладчица, политическая активистка. Впрочем, ко всему кроме последнего порой могут быть выдвинуты требования или критерии.

Универсальные:
1. Курьер — в Замкадье могут получать побольше иных манагеров, но престиж сией работы стремится к нулю. Если в обязанности курьера в конкретном ООО не входит дистрибьютерство aka впаривание ненужной хуйни, то такая работа — лучший выбор распиздяя. Быстрого и выносливого.
2. Кассир в МакДаке — nuff said.
3. Колл-центр — ёбанное дно вселенной. Туда идут те, кто на все вышеперечисленные места не смог устроиться.
4. Онлайн копирайтер-спамер — если ты живёшь в настолько нищих ебенях, что запрлата в 3-6 тысяч в месяц для тебя является приемлимой, то можешь зарабатывать спамерством в сети под сеорастом, написанием комментариев, отзывов, твитов, либо же вводить капчу и лайкать за деньги. На фоне своих односельчан, работающих в макдаке кассиром либо грузчиком на вокзале напротив за те же деньги, будешь выглядеть как хозяин жизни.

В кавычках потому, что не важно кто говорит, важно что говорит. Поборка русофобских цитат. Требуется доставить моар.

Родиться в России. Это большое несчастье. Это наказание, сродни уголовному. Это заключение — вплоть до пожизненного. В этом смысле мне непонятно, как можно гордиться тем, что ты здесь рожден, или быть от этого счастливым. Это можно принять, с этим можно примириться, но гордость или счастье по этому поводу кажутся мне, по меньшей мере, странными. Точно так же может гордиться местом своего рождения тот, кто появился на свет в тюрьме или колонии от родителей-заключенных. Мысль эта в последнее время не дает мне покоя. Но, удивительным образом, если принять это как данность (то, что в России рождаются те, кто к ней приговорен), всё встаёт на свои места! Главное — ты перестаёшь испытывать иллюзии.
© Марина Королёва http://markorol.livejournal.com/140030.html

Разница есть, конечно. Хотя бы даже в отношении к природе. У вас это отношение европейское, у нас — испорченное кочевниками. Кочевники привыкли гадить, потому что они не сидят на местах: они завтра едут дальше. Можно не заботиться о чистоте. Подозреваю, что у русских это осталось со времен татарского ига.
© Андрей Макаревич

И сейчас Россия появилась, а она никому не нужна. (Смеется.) В мировом хозяйстве нет для нее места, не нужен ее алюминий, ее нефть. Россия только мешает, она цены обваливает со своим демпингом. Поэтому я думаю, что участь печальна, безусловно. Я думаю, для того чтобы отобрать у нас атомное оружие, достаточно парашютно-десантной дивизии. Однажды высадить и забрать все эти ракеты к чертовой матери… Россия никому не нужна (смеется), не нужна Россия никому (смеется), как вы не поймете! Я не понимаю, чего такого особого в России?
© Альфред Кох

Все, все обманывают великую и прекрасную Россию! Пусть ищут другие рынки сбыта! Я целиком поддерживаю эту позицию. Забыть бы всем про великую и прекрасную Россию поскорее как про кошмарный сон.
© Андрей Мальгин

Вообще Россия — страна удивительной, прямо-таки космической гармонии: в ней омерзительно абсолютно всё. Власть, оппозиция, климат, дороги, СМИ, экономика — ни единая деталь не портит картины, выламываясь из общего стиля.
© Юрий Нестеренко

Я не люблю родину (Родину) давно и убежденно.
© Ксения Ларина, актриса, журнашлюха «Йэху Москвы»

Русская нация — раковая опухоль человечества.
© Валерия Новодворская. Nuff said

Это говнонаселение готово мать родную продать за поганые 750 рублей.
© Рустем Адагамов

Большая часть российского населения ни к чему не способна, перевоспитывать ее бессмысленно, она ничего не умеет и работать не хочет. Российское население неэффективно. Надо дать ему возможность спокойно спиться или вымереть от старости, пичкая соответствующими зрелищами.
© Дмитрий Быков

Российские люди во многом похожи на крупный рогатый скот.
© Евгения Чирикова

Вполне возможно, что проблемы многих из нас заключаются в том, что когда-то давно, в раннем детстве, нас не усыновила никакая американская семья. И даже, если бы нас использовали на органы, вполне возможно, что кто-то из нас был бы органом вполне добропорядочного человека. Не так уж и плохо, я считаю, чем быть каким-нибудь козлом на площади Курского вокзала и просить докурить чинарик.
© Лев Новожёнов

Видя грубые и жестокие поступки с ними всех главных должностных лиц и других начальников, они так же бесчеловечно поступают друг с другом, особенно со своими подчиненными и низшими, так что самый низкий и убогий крестьянин (как они называют простолюдина), унижающийся и ползающий перед дворянином, как собака, и облизывающий пыль у ног его, делается несносным тираном, как скоро получает над кем-нибудь верх. От этого бывает здесь множество грабежей и убийств. Жизнь человека считается ни по чем.

На рассвете, часа в четыре утра, без объявления претензий, стучится в скайп давний приятель, российский коллега по цеху — мол, что думаешь по части Олега Табакова? Отвечаю:
— Уже ничего...
— Как?! Совсем ничего?!
— Угу, убогость не позволяет...
— Ааа, значит, думаешь!
— Ну, ладно, думал..., правда, ничего конструктивного — сплошной мат.
— Понимаю..., я бы тоже обиделся. Но, согласись, и Булгаков не жаловал украинцев, стебался над вашим языком.
— Потому, что просто не знал его.
— Пусть так, но по вашим понятиям Булгаков вообще дезертир и предатель — был призван в армию УНР, а потом оказался в Белой армии, а после в Москву сбежал, когда Украину нагнули большевики.Но при этом в Киеве есть музей Булгакова!
— Предлагаешь открыть у нас музей Табакова?
— Ну зачем передергивать? ...Я ж просто рассуждаю! И вообще, хер с тем Табаковым... Просто он сказал то, о чем в России давно чешут на кухнях и православных митингах.
— Не новость, что в России популярны фашистские идеи...
— Ну, в какой-то мере.., да — про третьесортность украинцев, Матроскин явно перегнул. Но, опять же, давай объективно! ...Вот, тот же Булгаков, как считаешь — почему он писал именно на русском?
— Удиви!
— Слушай, без обид! Если серьезно — ведь, трудно спорить с тем, что русский язык ярче, богаче, выразительнее...
— Ну, если другого языка не знать, то да...
— Ха! Я знал, что ты так ответишь! Но смотри — ты, знаешь, как минимум, два языка, а пишешь, в основном, по-русски! ...Аргумент?
— Именно поэтому и могу утверждать: русский язык, как таковой — неприлично беден! По сути, это язык заимствований — гигантское эсперанто. А вся его яркость в уменьшительно-ласкательных суффиксах. Но несмотря на это — я люблю русский язык, как любят больного брата... Нежно и трепетно!
— Ууу... Ты еще скажи, что мы тут все вата!
— "Вата" — от немецкого "die Watte"...
— Ну, это просто шапкозакидательство!
— "Шапка" — от французского "шапу"...(chapeau).
— ...Ок, давай вернемся к сути предмета!
— "Предмет" — из польского "пшедмиот" (przedmiot).
— Не верю!
— И не надо — проверь, интернет под рукой...
ПАУЗА, СОПЕНИЕ..., НЕДОВОЛЬНОЕ ПОКАШЛИВАНИЕ.
— М-да, ты прав... из польского..., согласно Тредиаковскому и этимологическому словарю Макса Фасмера.
— Кстати, любимая, русская "водка" — тоже из польского...
— Это я в курсе. Ладно, тормози!
— "Курс" — от французского "cours". А "тормоз" из тюркского — "turmaz" (подкладка для колёс арбы).
— Слушай, не дави, я же с тобой, как коллега — как сценарист со сценаристом!
— "Коллега" и "сценарист" — вообще в ноль позаимствованы: первое (kolega) — из латыни, но пришло в русский опять же через Польшу, а второе из французского — "Scénariste".
— Стоп, стоп, стоп...! Дай сказать!
— Прости, не могу! ..."Стоп" — от английского "stop", производная из древне-английского "stoppian"... То есть, слово родившееся задолго до появления Московии. И, вообще, как можно называть русский — "великим и могучим" если он существует всего триста лет? Ускоренный рост — пестициды?
— Ладно, допустим, есть много заимствований, но, где их нет?! Например, тот же "стоп" — его что — нет в украинском?!
— Нет. У нас "стій" или "стояти" — от старо-славянского "стояти". Просто украинский язык не требовал такого количества заимствований, как русский, поскольку развивался сам, постепенно и долго. Более того, в украинском много вещей и понятий имеют по два равно употребительных названия.
— Ну, и...?
— Например, в русском языке нет своего слова обозначающего "горизонт" (если честно, не понимаю, как целый народ жил так долго, не имея даже соответствующего слова — наверное в пещере, где это слово просто не нужно). Так, вот: в украинском сразу два собственных слова обозначающих горизонт — "обрій" и "небокрай". А вот, еще: "петух" — в украинском "півень" или "когут". Более того, в некоторых случаях у нас есть и по четыре слова обозначающих одно и то же, но с важными нюансами...
— Это как?
— Сколько в русском языке обращений к отцу?
— ...Ну, отец, папа. ...Батюшка.
— Теперь считаем в украинском: батько, тато, нень и пан-отче, если к попу.
— Ну, "нень" — это говор!
— Ничего себе говор, который уже выучила вся Россия — забыл про "Неньку Украину"...? Или, думаешь, "ненька" сама по себе бывает?
— ...Братан, что-то ты мутишь. Не может так быть.
— Конечно, если верить Табакову!
— Да иди ты!

Сейчас я вам расскажу, что случилось со мной в прошлую пятницу.
Хотите верьте, хотите нет, но дело было так.
В нашей группе учится девушка Саша. Но мы все зовем ее Шурочкой.
Хотя ей бы больше пошло имя Мальвина - большие голубые глаза, натуральная блондинка, красивая правильная фигура.
Приударяют за ней все. Но пока она неприступна.
И вот в прошлую пятницу дернуло меня написать ей смс. Неожиданно она ответила. Слово за слово, договорились встретиться в кафешке через час.
Кафешка у ее дома, а мне ехать через весь город. Я срочно готовиться, навожу марафет. И тут я чувствую, что хочется срать.
Не сильно так, самую малость... Но как-то хочется. А времени на посрать нет. Ну, думаю, хули, вернусь домой, посру.
Ловлю тачку еду в кафешку, заказываю кофе, еще кофе, еще кофе, о Шурка пришла, ей мартини, мне пиво, еще мартини, еще пиво.
Чувствую, что хочу уже и ссать. То есть и ссать и срать. Но не так сильно. И тут Шурка говорит: "А поехали ко мне, у меня бабушка дома вкуснятины наготовила.
Вот тут бы мне ее в жопу послать, но я еще не знал, чем это закончится. Ну говорю, погнали! А ссать хочется... И срать... Но неудобно сказать, типа погодь, я в туалет.
Приезжаем к ней. Бабуля такой божий одуванчик Вера Яковлевна. Накладывает мне котлеток, салатиков, компотика.... БЛЯТЬ, Я СРАТЬ ХОЧУ... ПРОСТО НЕ МОГУ!!!
А ССАТЬ ЕЩЕ БОЛЬШЕ. И вот бля картина маслом. Сижу я с кривой мордой и жру, рядом сидит Шура и гладит своей ручкой мне под столом ногу, бабуля сидит и байки травит.
А я не могу встать и в туалет пойти, что мне сказать? Простите, бля, ваш бред, бабуля, заипал? Нет. И Шура ногу гладит.
С чувством так. Гладит. Чувствую - эрекция. Бля, тебя родная не хватало.
Теперь я хочу ссать, срать, а еще и хрен стоит. Бабуля тут опомнилась и говорит, что ей сериал смотреть надо, а вы типа детки сидите. Уходит.
Не выдерживаю, натягиваю на перекошенное лицо улыбку и говорю Шуре, что надо в туалет. Да-да, конечно.
Прибегаю в парашу, а там... СРАТЬ, ССАТЬ И ЧЛЕН СТОИТ! С ЧЕГО НАЧАТЬ????
Ну я нагибаюсь и пытаюсь засунуть свой стояк в унитаз, чтобы поссать. Расслабляю мышцы и чувствую, что гавно начинает лезть из жопы.
СТОП! Лучше сяду, просрусь, пытаясь не обоссаться. Сел, зажал член, пытаюсь срать и одновременно начинаю ссать.
СТОП! Чуть не теряю сознания от дилемы СРАТЬ-ССАТЬ-СТОЯК.
Сидя на унитазе попытался опустить член между ног в унитаз, но стояк... Чуть не сломал его.
В это время на полу уже была небольшая лужа.
Я нагнулся, чтобы член был над унитазом, а жопа перпендикулярно, думал, что попаду. Хрен там, слегка обосрал унитаз.
У меня паника, все болит. Хочется срать, ссать, стоит член, из глаз слезы, в туалете уже воняет.
И ТУТ МЕНЯ ОСЕНИЛО! Посрать и поссать одновременно можно в ванной, а потом все смыть! Благо санузел у них совместный.
Сажусь в ванную и... посрал, поссал, а член так и стоит... Ну да ладно, пусть стоит, уже не мешает. В голове поют ангелы. Знаете мотив этот Халелуя, халелуя.
Беру душ и начинаю смывать гавно. А оно не пролазит, там бля решетка и не лезет. Я руками проталкивать не могу. Вонь страшная, ванная наполняется, гавно плавает.
СНОВА ПАНИКА. Тут стук в дверь. Голос Шурочки:
"Ты зачем душ включил?"
Млять
"Да вот душ решил принять"
"С ума сошел? Зачем? У меня бабушка дома!"
Мозг у меня помутнел и я сказал:
"Сексом думал заняться"
"ЧТО???? Я вхожу"
"Прошу тебя не заходи"
Вонь уже должно быть просочилась и за двери.
Шурочка открывает дверь и... картина маслом:
Стою я без трусов в ванной, со стоящим членом, с остатками фекалий по всему телу, ванная полная коричневой воды, в которой плавает гавно, пол обосран и обоссан.
Крик Шуры я не забуду никогда. Я схватил свои вещи, выбежал в коридор и ринулся к входной двери.
Последнее, что я помню - обезумевшие глаза бабушки Веры Яковлевны, спешащей на крик внучки из комнаты и увидевшей полуголого меня в гавне и со стоящим членом,
пингвинчиком бегущим корридоре ко входной двери.
В подъезде я быстро обтерся найденными там же газетами и поехал домой.
В универе я уже не был три дня и вряд ли появлюсь там снова...

Оборачиваясь я ожидал увидеть всё что угодно, особенно шуршание у меня асоциировалось со звуком женской одежды, если вы понимаете, о чём я. Но, вместо шликающей тян, я увидел двух быдлоидов, вваливающихся на берег из зарослей. Реакция у них была не менее живописная, чем у меня. Огромные глаза, аутично открытые рты. Слюна даже почудилась, ей богу. Действовать надо было быстро и решительно. Голосом, слегка охрипшим от свежсти я начал орать фразу «А ну пошли на хуй, уроды!», но голос сорвался в визг против моей воли. Вместо «пошли нахуй» получилось визжание. Овладев с голосом я вторично послать их нахуй не решился. И снова завизжал.

Вот ЭТО пожалуй на них подействовало. Как-то испугано, нелепо пятясь они скрылись из виду, так и не проронив ни слова. Хотя нет, один промычал «мы не спецом, тихо, тихо». Подруга не стесняясь валялась на песке, беззвучно ржа. Похоже я сделал её день сегодня. «Вылезай давай, одевайся. Идём на дискач, подруга» Слово «подруга» было сказано почти серьёзно. Выйдя из воды я ухмыльнулся, глядя на размер хуя — пеньше батарейки ААА в длину, и весь скрюченный такой. Голос из-за спины указывал: «И не вздумай трусы свои позорные одевать, выкинь». Я выкинул. Блядь, двач, знаешь как пиздато ИМ ходить в коротких юбчёнках на босу пизду? Ветерок задувает, ласкает гениталии и жопу, колготы приятно обтягивают яйца, такая лёгкость, ну просто не передать. Мы шли по зарослям по направлению к метро, я а даже думать не мог ни о чём, так было хорошо.

Перед дискотекой мы взяли по бутылке какой-то вишнёвой гадости, кажеться «лонгер». Я конечно больше пиво люблю, но, блядь, я кажеться вживался в роль блядины. Даже ни разу в метро ноги не раздвинул, причём рефлекторно. На дискач ворвались мы уже разгорячённые и хмельные. Фейс контроль прошли на отлично, и я был уверен что меня охранник лапнул за презервативную грудь, даром что не почувствовал. В общем дискотека была сборищем сраного быдла, гламурных кис и прочей шелухи, которую я призерал и люто ненавидел. Но музыка была хороша, алкоголь делал своё дело и я начал танцевать недалеко от танцпола. Блядь, мне было хорошо. Внезапно я увидел в редкой толпе свою несчасную сестричку! В тот момент она несчасной не казалась и колбасилась вместе со всеми. Я отошёл к диванчику и начал наблюдать.

Выделилось ещё две тёлки (я их видел в гостях, подруги очевидно) и три-четыре мальчика. Мальчикам было по 17-19 лет, они похабно двигались и так же похабно себя вели. Пока всё было спокойно. Но, блядь, как же я ненавижу, когда меня хватают за талию. На диване, сука, меня, блядь, за талию. Развернувшись увидел уверенного в себе пухленького подросточка, при противном спортивном костюме и сигарете. Сразу же захотелось его ёбнуть чем-то тяжелым. Однако скрюченные пальцы и моё тихое шипение «отрежу нахуй» его отрезвило в раз, и он тихонько свалил. Кажеться я начинал понимать суть быдла. Зато во время тесного контакта моя сестрёнка и Ко тоже переместились на соседний диван. Я расслабился и стал созерцать. Сестра — молодец. Одета со вкусом, не развратно. Юбка длиннее моей, шёлковый топик не на голую грудь (лучше бы на голую), умеренное количество косметики, серьги-колечки, а не тридцатисантиметровые, блядь, цепи.

Подруги были одеты развратнее, хотя запомнить внешность я не сумел, они какие-то одинаковые были, и это при том, что движение «арэндби гламур в сраку» ещё не набрало оборотов, и бляди ходили в чём хотели, а не в том, в чём ходят сиськи на музыкальных каналах. Я присмотрелся к мальчикам. Трое из поля зрения пропали сразу, а вот мальчик номер четыре приковал внимание рукой, которая похотливо гладила жопу моей сестрички. Переборов приступ ненависти я смотрел дальше. Пришла психо-тян с коктейлем, и мы уселись как две настоящие лесбиянки, потягивая гадость через трубочки. Сестра похоже не прочь была поебаться (а может показалось?), потому что руку не убирала, да и вобще, похоже, получала удовольствие. Парниша же её смотрел по сторонам. Одно из двух — либо он охуенный самец, или ему скучно с моей сестрой. Пару раз он встретился взглядом и со мной, причём смотрел пытливо, гад. В уме я уже затягивал тиски на его яйцах.

Моя спутница-проводник по развратной жизни потянула на танцпол. Ей, в отличии от меня, проделки быдло-мальчиков были не интересны, она хотела отдохнуть. Пошёл качественный транс, что редко можно было встретить на дискачах того времени, всё больше ебанутые клабхеды и вирусы с акулами. Буэ, аж протино. Я расслабился, под трансу (играл mauro picotto) я танцевать люблю. Сил смотреть на выёбывающихся мальчиков не было, я просто двигался, кажется даже глаза прикрыл. Алкоголь обыдляет. Песенка отиграла, гоп-диджей врубил медляк. Сраный «медляк», ну вы поняли. Я было уже резво пошёл к диванчику, как вдруг за руку меня схватил тот самый парнишка, жопоглад. — Можно вас пригласить? И аж блять весь такой нежный, весь лонгер чуть не оказался на нём. Но случай был отличный, я чуть было правда не взял его за талию, но вовремя спохватился.

С мужиком танцевать мне не доставило. Этот потный вертлявый ублюдок постоянно пытался потрогать мне задницу, хотя эти попытки я пресекал. Наверное задница ему понравилась, он на прощание аж за руку так подержал трогательно. Рвотные позывы усилились. Я прошёл к дивану опять. Навстречу мне горели два злых огонька-глаза сестры.

Ох же блядь и неудобно мне стало под этим взглядом… Я аж сьебстись захотел подальше. Но проблема была не в сестре, а в ёё ёбыре. Попудрить носик предложила сестра. И так меня бойко ухватила под локоток, я аж охуел, подумал раскусила. Направила она меня в женскую уборную, где за дверью и вылила на меня ушат грязных ругательств. Суть была в том, что я развратная блядь, проебала всю пизду с патлатыми свиньями, жопу проебла с хачами, а рот — с циганьём. Что мальчик — её, что они друг друга любят, а я блядь, сука и пизда. Я молчал. Моя сестричка начала выдыхаться, видно было что ей охуенно обидно. Я прозрел что каждый вечер она такая убитая из-за аналогичных ситуаций. Когда она замолчала я тихо сказал — «твой мальчик — вшивый кобель. Я его ненавижу.» Реакция сестры была странной.

Она захныкала у меня на груди. Эта маленькая девочка плакала в руках незнакомой бляди! Мне её стало невыносимо жалко. Одновременно меня взяла жуткая злость по поводу её пацаватого малчика. Тисков на яйцах было мало. Я представил, как вырываю ему прямую кишку и мне чуть полегчало. Сестричка чуть успокоилась и прохныкала «я его тоже ненавижу, он готов ебать любую корову». Я понял, что надо что-то делать. Мы отошли подальше от писающих дам и начали сюсюкаться.

Из вотерклозета мы вышли без тени ненависти друг к другу. Сестра умылась, поправила макияж, и выглядела непринужденно и весело. Мы искали мальчика. Вскоре он засветился с противной на вид, но разпустной сукой лет 25. Обождав окончания песни мы подошли к нему, и я мило улыбнулся, в то время как сестра представила меня подружкой Леной. Все вместе уже отправились за диван допивать отраву и дать отдых булкам. Я пару раз улыбнулся этому говну, и заметил что он пялится на меня почти непрерывно. Пришла пора действовать. Я и сестра пошли на танцпол, мальчик тоже. Сестрица обхватила его за пояс, а я провел рукой по его груди. Возможно он даже кончил.

Желание у этого ёбыря в глазах читалось просто. Всё таки мужик в похоти противное создание, убил бы. Сестра непринужденно так спросила, а есть ли машина? Сученыш замялся, видно папа копейку в тот вечер не дал. Сразу видно стало, как заработала его мысль, куда бы отвести двух блядей при отсутствии машины. — а может пойдем в уборную? Сестрица выглядела такой стервой, хорошо наш козлик смотрел на меня, а то б спугнули. — Да-да, это всё что он выдавил из себя. Меня это аж расстроило. Развел на поебаться, а двух слов связать не может. Так мы и дошли до туалета. Близилось утро, и поток ссущих поуменьшился, мы фактически остались одни. — Раздевайся, я пытался говорить ласково.

Живу я в самой обычной однокомнатной квартирке самого обычного провинциального городка. Не самое захолустье, но и сходить особо некуда. Девушки нет, друзей немного, и те скорее приятели, да знакомые. Единственным моим лучшим другом, пожалуй, стал мой кот. Кто-нибудь, возможно, посчитает, что это прискорбно, но это так и менять мне ничего не хотелось.

Кот был старый, на днях ему исполнилось аж восемнадцать полных лет. Эту дату мы скромно отпраздновали, он деликатесным вискасом, я бутылкой дешевого пива. Как-то повелось, что я величал своего питомца просто - Кот. Давным давно я пытался дать ему кличку, но морда котенка принимала такое известное всем кошатникам довольное выражение только когда его величали Котом и никак по другому. Так или иначе, но прошли мы с Котом через многие неприятности и понимал он меня казалось с полуслова, чтобы не сказать с полувзгляда. В основном о нем и пойдет речь дальше.

Одним непогожим вечером я возвращался с работы домой. Работал я тогда, к слову, сторожем при автостоянке, работа не сложная, но приходилось просиживать штаны в сторожке сутки через сутки, так как сторожей было всего двое.В кармане у меня лежал пакетик кошачьего корма, дождь лил даже не как из ведра, а скорее как из множества пожарных брандспойтов, поэтому по дороге я вымок как собака и продрог насквозь. Зайдя в подъезд дрожащими от холода руками я открыл замок и вошел в дом.

Как сейчас помню - первое что меня поразило - тишина. Обычно мой приход после суток отсутствия знаменуется радостным мявканьем и прыжком пушистого комка со шкафа мне на плечи.Сейчас - ничего. Только милицейская сирена завывает на улице. Безуспешно попытавшись отогнать дурные мысли я прошел в единственную комнату. Подумаешь, спит может животное. Никого. С тяжелым сердцем я прошел на кухню и увидел кота, неестественно распластавшегося, в углу, под столом. Разбрасывая немногочисленную мебель я бросился к нему, в надежде, что это новая игра, и кот сейчас подпрыгнет, одарив меня хитрым торжествующим взглядом - "Ага, напугал!". Но нет. Когда я поднял пушистое тельце, его голова безвольно откинулась. Мёртв. Я упал на колени и зарыдал. Нет, я никогда не был особенно слезливым.Когда ушел отец - я не плакал. Когда меня уволили с работы - я не плакал. Но сейчас я сидел на коленях, и рыдал навзрыд, как маленький ребенок, баюкая мёртвого кота, как младенца. Не помню сколько я так просидел. Через некоторое время меня будто выключило, я взял лопату, старую коробку из-под обуви и пошел хоронить своего лучшего и единственного друга.

Жил я на самой окраине, поэтому долго до лесополосы идти не пришлось. Вырыв небольшую могилку, я положил туда кота. Соорудив нечто вроде небольшого креста из прутиков, и обложив могилку камнями я поплелся домой. Там я не раздеваясь упал в постель и уснул беспокойным сном. Помню несколько раз за ночь просыпался и чувствовал, будто рядом со мной, как раньше, спал свернувшись кот. Но раз за разом, когда сон уходил, я ощущал пустоту рядом, и сердце моё сжималось от нестерпимой боли утраты.

Проснувшись уже под утро, я услышал легкое цоканье в коридоре. Так звучали шаги моего кота, когда он шел по голому полу. Цок-цок-цок, маленькие коготки по дереву. Цок-цок-цок. Я привычно шикнул на кота, перевернулся на другой бок, и вдруг меня прошиб озноб. Я же вчера похоронил его! Вскочив с постели, со смешанным чувством радости и ужаса я бросился в коридор. Никого. Можно удивиться, как сильно на меня повлияла утрата домашнего животного. Но Кот не был простым питомцем. Он был моим другом.

Следующий день я провел бездумно уставясь в телевизор. Под вечер спустился в магазин, купил там бутылку дешевой водки и выпил её в одиночестве, будто поминая ушедшего друга. Когда передачи сменились белым шумом, я выключил телевизор и двинулся в сторону кровати. Раздевшись до трусов, я уже был готов нырнуть под теплое одеяло, как вдруг услышал тихое мяуканье. Вдоль позвоночника пробежала струйка холодного пота. Дверь закрыта, окна и форточки тоже, ввиду мерзкой погоды. Значит уличный кошак проникнуть ко мне не мог. На негнущихся ногах я прошел к выключателю. Щелк. Электрическая лампочка осветила комнату, оставив в углах длинные тени. Снова никого. Посетовав на паленую водку, я протянул руку чтобы выключить свет, как вдруг увидел в углу характерный блеск кошачьих глаз, отразивших луч света. Тут-то меня и парализовало. Забыв дышать я смотрел в горящие кошачьи глаза в углу. Когда легкие начали гореть от нехватки воздуха раздалось довольное кошачье урчание и блеск исчез, будто невидимый мне кот повернул голову от света, или просто закрыл глаза. Дрожащей рукой я потянулся за фонариком, который держу недалеко от выключателя, на случай перебоев со светом, которые в нашем районе не редкость. Нащупав гладкую пластиковую ручку, я щелкнул кнопкой и луч света ударил в угол, прогоняя тени. Развеивая мои робкие надежды увидеть в углу уличную кошку, луч выхватил старые обшарпанные обои, край дивана... и больше ничего. Тихо выматерившись я выключил фонарик.

kevin_hart
Тема: Бухта Кэндл местная детская передача?
боже мой, собиратель кожи. что за детскую такую передачу мы с вами смотрели? я честно не мог смотреть на экран когда показывали собирателя кожи. он просто спускался ниоткуда на своих нитках, просто грязный скелет в коричневом цилиндре и плаще. и еще его стеклянные глаза, которые были гораздо больше чем нужно для его черепа. господи боже.

Skyshale033
Тема: Бухта Кэндл местная детская передача?
Ведь его цилиндр и плащ были дико сшиты? Это должна была быть детская кожа??

mike_painter65
Тема: Re: Бухта Кэндл местная детская передача?
думаю да. помните его рот не открывался, а его челюсть просто скользила взад и вперед. я помню маленькая девочка сказала "почему твой рот так двигается" и собиратель кожи не посмотрел на нее, а посмотрел в камеру и сказал "ЧТОБЫ СОДРАТЬ ТВОЮ КОЖУ"

Skyshale033
Тема: Бухта Кэндл местная детская передача?
Такое облегчение, что не только я помню эту кошмарную передачу.

У меня сохранилось ужасное воспоминание, это дурной сон. когда начальный джингл заканчивался, передача появлялась из темноты и все герои там были и камера просто перескакивала с одного лица на другое, а они просто кричали, и все куклы и марионетки бились в спазмах и тоже кричали и кричали. Девочка просто стонала и плакала, как будто она уже в таком состоянии несколько часов. Я просыпалась много раз от этого кошмара и даже писалась в кровать.

kevin_hart
Тема: Бухта Кэндл местная детская передача?
я не думаю что это был сон. я помню это. я помню что это был эпизод.

Skyshale033
Тема: Бухта Кэндл местная детская передача?
Нет нет нет, не может быть. В этом нет вообще никакого содержания, подумайте сами просто стоять на одном месте, плакать и кричать всю передачу.

kevin_hart
Тема: Бухта Кэндл местная детская передача?
возможно мой разум выдумавает это после ваших слов, но я клянусь богом что видел то что вы описали. они просто кричали.

Jaren_2005
Тема: Бухта Кэндл местная детская передача?
О Боже. Да. Маленькая девочка, Джэнис, я помню ее шок. И Собиратель Кожи кричит сквозь свои скрежещущие зубы, его челюсть двигалась так быстро, что мне казалось, она вот-вот сорвется со своих проволочных петель. Я выключил телевизор и это был последний раз, когда я смотрел эту передачу. Я побежал рассказать своему брату и нам не хватило храбрости включить это снова.

mike_painter65
Тема: Re: Бухта Кэндл местная детская передача?
я навещал свою маму сегодня в санатории. я спросил ее, когда я был маленький в начале 70х, когда мне было 8 или 9, помнит ли она детскую передачу бухта кэндл. она сказала что очень удивлена тем, что я помню это и я спросил почему, и она сказала "потомучто я думала, что это так странно когда ты говорил 'мам, я иду смотреть бухту кэндл' и после ты включал телевизор на канал, где ничего не шло и смотрел на экранные помехи 30 минут. у тебя была богатая фантазия с твоей маленькой пиратской передачей."

Директор Александр Станиславович мирно сидел в своем кабинете и готовился подписывать квартальный отчет горсовету, как вдруг почувствовал запах говна.

«Блядь, я не обосрался случаем?» — испуганно подумал он, ерзая жирными ягодицами и принюхиваясь.

Тут дверь кабинета распахнулась.

ТАКОГО Александр Станиславович еще не видел никогда. Голый, вымазанный дерьмом и уличной грязью, весь в кровоподтеках, некий малолетний паршивец стоял на его ковре.

Потеряв дар речи, директор просто молча слушал оскорбленные маты уличных рабочих и ржач толпы на заднем фоне.

— А… что произошло… — медленно соображал Александр Станиславович, уже, впрочем, протягивая руку к телефону и папке с личными данными учеников пятого «Б» класса — сказывалось безошибочное чутье.

— Анна Владимировна? — медленно начал директор, соображая, как бы поделикатнее донести эту новость до Васиной мамы.

— Тут, видите ли… как бы выразиться… ваш сын голый и избит. Неизвестно кто избил. Нет, свидетелей нет. Да, подъезжайте! Поскорее причем. У меня тут весь ковер в говне, я извиняюсь за подробности… — мрачно закончил разговор Александр Станиславович, с омерзением принюхиваясь к непередаваемому аромату Лешиного кала и уже предвкушая переезд в тесный кабинет завуча минимум на месяц — пока запах не выветрится.

«Этот гондон у меня до самого одиннадцатого класса будет колы иметь по всем предметам» — с яростью думал директор, глотая валидол.

Вы думаете, Васю больше не били? Ошибаетесь! Замарав все сиденье в вызванном его мамой такси, он вызвал такой родительский гнев, что орал от боли, пока жирная рассвирепевшая бабища хлестала его ремнем с армейской пряжкой.

— Подонок!!! Я ради тебя с работы отпросилась!! Что ж ты творишь, стервец!! Лучше бы я аборт сделала! — визжала она, проходясь ремнем по заднице своего непутевого сына. Вася выл в тональности Ля-минор очень необычным тембром — одним из пинков взбешенный Борян выбил ему правый клык.

Визжал он, впрочем не столько от боли, сколько от радостного смеха старшего брата и тяжелого взгляда отца. Отцу тоже пришлость сегодня отпрашиваться с работы, и он был в бешенстве, хоть и не показывал этого.

— Ты что творишь, паскудник? — медленно и тихо начал он, не двигаясь с места.

— Ты думаешь, мы твои выходки терпеть будем? Ошибаешься. У нас есть способы. — как-то загадочно завершил свою угрозу отец и странно улыбнулся. Вася ничего не понял.

Уже вечером, когда Вася в темноте лежал в кровати, все еще ощущая привкус говна во рту, он услышал звонок телефона. Вслед за этим последовал неразборчивый бубнеж и изумленное «ЧТО?», выкрикнутое матерью.

Дверь в комнату распахнулась, шумно ударившись об стену. Щелкнул выключатель, и свет ударил Васе в глаза.

— Ты. Хоть. Понимаешь. Что. Ты. Натворил. — по слогам произнесла Анна Владимировна, уставившись на Васю страшным взором.

— Сейчас звонили Борины родители. Он в реанимации. Свидетели говорят, что это ты его укусил. У него заражение крови. — медленно говорила мама, уставив руки в бока и не отрывая взгляда от Васи.

— Мы тебя предупреждали, — внезапно в комнату вошел отец.
— Твои выходки нам осточертели. Извини.

На следующее утро Вася, оцепенев, сидел в обшарпанном коридоре нового для него учреждения, держа онемевшими руками вонючий рюкзак со сложенной в него одеждой. Отныне в его жизни не будет ни Двача, ни даже Боряна с Лешей.

Родители сдали Васю в детдом.

Помню в тот день я поссорился с матерью, мол, мне уже 16 лет, пора бы деньги в дом приносить, а я и не учусь ни хера, и не работаю. А мне что? Я в самом соку, мне бухать надо, гулять с девочками и прочее. Ну, и как часто бывает в моём возрасте после крупных ссор, я ушёл в загул. Сижу на ст.м. «Гостиный двор», кто живёт в Питере, знает, что в вестибюле на этой станции, за цветочным магазином есть небольшая площадка, где часто собирается всякая гопота, вот там я и сидел, в тяжких раздумьях о своей роли в нашем обществе. Подошли какие-то хулсы (читай-гопники) с блядью, начали втирать про армию, про североморский флот, про крутых парней и про то, какое я немощное дерьмо. Вообщем, закончилось всё тем, что меня развели на 20 рублей. Двадцать-то двадцать, но на обратную дорогу у меня теперь денег нет. Ладно, хуй с ним, не в первый раз город пешком обхожу. Сижу дальше, к теме раздумий добавилась ещё одна — «какое же я немощное говно».

Подошёл какой-то низкорослый мужичок (блять, выключите свет, они на свет летят) говорит, мол, видит этих хренов тут часто, не расстраивайся мальчик. Заебало. Встал, вышел на улицу и пошёл по Невскому к парку, где и продолжил свое философское занятие на лавочке. Сижу значит, голубей кормлю, опять этот мужик появился, никак он заодно с теми пятерыми. «О» — говорит «Сменил место дислокации?» — подошёл. «Ага, заебали» — отвечаю. «Ну тебе подкачаться немного надо, дай бицепс посмотрю», ну я хули, лошок, парень доверчивый, оголил руку, напряг мышцу. Когда мужик наклонился ко мне, чтобы потискать мою руку, я разглядел его черты лица. Урод. Просто урод самый настоящий. И комплекция уродская, как ему только бабы дают, помню подумал тогда.

«Ну, мышца сильная» — говорит «у меня есть качалка своя, если хочешь — приходи, занятия у нас бесплатные». Ага, лошок лошком, но не до такой же степени, записал его телефон только чтобы он отъебался поскорее от меня, я уже был не рад, что вышел сегодня на улицу вообще. Игорь, как он представился, когда уже собирался двинуть прямо от меня, обернулся, и как-бы напоследок сказал: «А заработать не хочешь?». Хлоп, больная тема. «Конечно хочу, сопсно, только ради этого сегодня и вышел из дому, чтобы работу найти». «Ну, только между нами, ок? Ну, ты понял, я сейчас тебе скажу, а ты ни-ни, молчок, хорошо?» «Хорошо, хорошо, надеюсь, это не что-то незаконное?» «Сперму надо сдать» Ебанись, думаю, сперму сдать? Что за ахинея?

«Не понял» «Ну что ты как глупый, сперму надо сдать, подрочить то есть, ну, ты понял? Пятьсот рублей дам» — и смотрит на меня как-то косо. Кажется, я начал понимать, о чем разговор. Хм, вместо того, чтобы подумать что-нибудь типа «ах ты педрило» или «Да пошёл ты нахуй», первой моей мыслью было «ПЯТЬСОТ? Охуел чтоли?» «Хы, ты знаешь, что мне нет восемнадцати?» «Ну тысячу дам» «Четыре» «Да пошёл ты» — сказал он, и выбежал из парка. Голуби все разлетелись, я закурил. У меня что, на лбу написано, что я педик? Почему из всей толпы людей, всегда попадаю в такие ситуации только я? У меня сейчас есть подруги-лесбиянки, наверное от них я заразился гомосексуализмом, да. Хотя нет, ещё до того, я помню сидел на дваче и «фапал» на трапов Кстати я в дваче разочаровался на первой же неделе пребывания там, никакие тут не сидят гомосеки, никакой не «легион» и вообще, двач мало чем отличается от вордстрима, фишечек и позднего удафкома. Но сидеть на нём я продолжаю и по сей день, ради трапов и шоты. Хм, нет, не с двача всё началось, в шестом классе я помню совал в себя всякие подручные предметы, представляя себе, что это чей-то хуй.

Нет, ещё раньше. В начальной школе, пока дети смотрели по недавно появившемуся каналу ТНТ «реслинг», я смотрел «русалочку», «чудеса на виражах» и прочие диснеевские мультики по видаку. Да, с этого всё началось… Вспомнил, как в детском саду мы с «мальчиком Славой» соприкасались в туалете пиписьками, Мальчик Слава говорил, что так делают дяди по телевизору. Пришёл к выводу, что пидорами всё-таки рождаются. Хотя девочки мне нравятся, у меня было мнооого девочек, но секса не было. Наверное, это потому-что я ищу в девочке какое-то красивое существо, с которым можно поговорить не только о том, как я вчера охуенно нажрался и пошёл крушить телефонные будки. Я искал в девочке что-то для души, что-то, эмм… родственное мне, наверное. И находил. И становился «лучшим другом». Но всё-же мне нужен секс. Хоть иногда, хоть ОДИН раз. Но я же друг, хуле.

ВНЕЗАПНО в парк вбежал Игорь. Пойдём, говорит, тут недалеко. Хоть я и не ожидал его тут ещё раз увидеть, я повиновался и пошёл за ним, мы перешли на другую сторону Невского, потом ещё куда-то, и ещё. В итоге зашли в какое-то кафе во дворике. Странно, что я его тут не видел ни разу, в центре-то города, да в километре (не больше) от гостинки. Было сильно накурено и воняло застоявшимся перегаром. Стоявший за барной стойкой мерзкий хач кивком головы поприветствовал Игоря, и, глянув на меня, улыбнулся куда-то в сторону. Красные рожи за столиком тоже обратили на меня внимание. Блять, на что я подписался, сидел бы дома и играл себе в Рагнарёк. И нихуя бы не было страшного, ну попиздела бы она на меня часик, да успокоилась. Всё как всегда, что я вспылил. Я представил, что меня сейчас ждёт. Бежать? Куда, зачем бежать? Ах, похуй, в конце концов я всегда хотел попробовать это. Только не с мерзким низкорослым уродцем с заплывшим глазом, конечно. Не с этим пузатым старикашкой, а с красивым, «яойным» трапиком, кто в этих ваших аськах вырисовывает смайлик «^_^».

Похуй, мосты сожжены. Он открыл своим ключом дверь и мы оказались в какой-то комнатке, не теряя времени, Игорь сел на кресло и достал из штанов какой-то комок шерсти. Блять, на что я подписался. «Щекотать умеешь?» «Что?» — я отвечал как в тумане, пытаясь разглядеть в его мотне хоть что-то. «Ну, щекотать, чтобы встал» «Нет» — я таки разглядел какой-то скукожившийся обрубок там. «Ну ладно, давай, принимайся» Всё произошло быстро, несмотря на то, что у него толком и не встал. Не помню, как я выходил оттуда, не помню как ехал, помню только садик недалеко от моего дома, где я сидел с бутылкой «специального» и щупал деньги в кармане. Я думаю, если напрячься, то каждый может представить моё состояние тогда.

Я работаю в зоопарке, уборщиком. На самом деле неплохая работа, во всяком случае, не хуже грузчика, например, или продавца, зато не надо ни с кем разговаривать. Я каждый день предоставлен самому себе, прохаживаюсь мимо клеток, мысленно отмечая те, которые пора чистить. Служащие давно прекратили со мной общаться, наверное, они думают, что я умственно отсталый, потому что я грязен, неопрятен, и разговариваю сам с собой.Ну и пусть, мне же лучше. Для каждого типа животных есть свои хитрости по уборке, у меня есть тряпки и шкурка, для клеток с птицами, сетка и губка, для рыб, даже прихват для слоновьего дерьма, например. Я медленно хожу от клетки к клетке, методично вычищая дерьмо, и думаю о своем, весь день, до вечера. Вечера я люблю, больше всего. Они полны предвкушением и тишиной. Люди ,один за другим,выходят из зоопарка, сторож закрывает его, а я только начинаю жить. Моё зрение обостряется, нюх становится острым, как у гиены, а движения ловки и незаметны. Я работаю здесь уже 20 лет, и сам стал животным. Я люблю ощущать себя одним из них, сильным, диким, среди них я могу не прятаться, могу не притворяться. Я снимаю с себя мешковатую форму, и прячу. Полутьма медленно спускается на зоопарк, скрывая меня. Я медленно крадусь мимо клеток с засыпающими зверьми, стараясь идти по ветру, чтобы они меня не учуяли. На моих ногах вязаные шерстяные носки - это единственная одежда, что осталась на мне, но это не дань человечности, а лишь отличный способ сделать свои шаги практически беззвучными. Словно тень, я скольжу по узким проходам, выбирая жертву. Кто это будет сегодня? Тонконогая антилопа? Нет. Может, пухлая коала? Нет, сегодня будет кое-что особенное. Я тихо открываю клетку с макаками, нервно облизывая губы. Животные спят, я не потревожил их. Все, кроме одной. Она сидит в углу клетки, и наблюдает за мной. Да, это то, что надо. Я подскакиваю к ней, и, схватив за волосы, наношу несколько ударов по голове, чтобы показать свою силу, а затем скручиваю и прижимаю всем телом к холодному полу клетки. Она жалобно визжит и пытается выбраться, но я крепко её держу. Разбуженные ее криками макаки мечутся по клетке, ухают, в их глазах я вижу страх. И тогда я вхожу в неё, безжалостно раздирая внутренности своим крепким пенисом, я двигаюсь все быстрее, и быстрее, высвобождая животное внутри себя.Это мой праздник.Глаза моей макаки вылезли из орбит от ужаса, она хрипло визжит. Я реву, и обезьяны вторят мне, это словно какой-то чудовищный концерт. Я чувствую, что скоро кончу. Тогда я с силой бью макаку головой об пол, и разряжаю свои яйца в её потроха.О! Упругая струя спермы изливается из меня, с силой водопада, я на высшей точке наслаждения, на Эвересте удовольствий. Вот оно - единение с природой, истинное, незамутненное ничем. Я лежу на спине, и сознание понемногу приходит ко мне. Я оставляю притихших от ужаса макак и выхожу из клетки. Это было чудесно, и самое замечательное, что после дня рутинной работы с метлой в руках, все повторится вновь.

- Пожалуйста, наливайте, пока хватает, - попросила я. Девица взяла деньги, смерив меня уничтожающим взглядом, но налила два стакана водки. Придвинув свой к себе, я принялась крутить его по стойке. Собеседник же выпил свой залпом, поморщился, занюхал рукавом.

- Спасибо, - сказал он и протянул руку. - Сергей.

Я пожала его руку и представилась, но он замахал на меня руками.

- Не надо, не говори мне, как тебя зовут. Я хочу тебе рассказать одну историю, а если мы будем знакомы, то я ничего тебе не расскажу.

Я пожала плечами, отхлебнула из стакана, запила кока-колой.

- Так на чем я остановился? Ах, да, на мечте найти зеленую дверь в белой стене. Честно говоря, я удивлялся, как она могла оказаться в Лондоне. Потому что мне не нужно было ее искать, я точно знал, где она находится. Только у Уэллса она исчезала, а моя-то всегда на месте была. Но я мечтал ее найти, потому что у меня никогда не хватало духу просто открыть ее и заглянуть вовнутрь. Не то, чтобы я боялся. То есть я, конечно, боялся. Боялся увидеть за ней то, что там и должно быть - сырой грязный подвал, почуять вонь затхлой воды. А я хотел, чтобы все, как в рассказе.

- Ты так туда и не пошел? - спросила я, потому что он замолчал, обхватив стакан ладонями и глядя в него, как в колодец.

- Да нет, пошел. И не один раз. Но ты не торопи меня. Мне об этом трудно говорить.

- Почему?

- Потому что мне страшно.

Тут замолчала я. Страшно?

- Мне было лет пятнадцать тогда. Я даже ребенком в чудеса не верил. Ужасно хотел верить, заставлял себя, но даже в Деда Мороза не верил никогда, да и с аистом мне все было ясно. Бывало, сижу, мечтаю, зажмурю глаза, потому что ожидание чуда было очень сильно, думал - открою их, и увижу чудо. Но когда уже был готов, внутри говорил голос - да не будет там ничего, ерунда это все. И никаких чудес не происходило. А вот в тот вечер случилось поверить. Я был у друга на дне рождения, там впервые в жизни попробовал спиртного и напился в стельку. Сейчас я еще трезвый, а тогда "мама" сказать не мог. Я приполз домой на карачках, в дверь постучал, мать открыла да и говорит мне: "Иди-ка сперва протрезвей, свинья, потом домой иди". Я даже просить ее не стал, мамочка у меня была кремень-баба, покойница. И я вышел на улицу, была осень, конец октября. Ливень холоднющий, ветер жуткий, я промок до нитки, хоть выжимай. А тут смотрю - тот самый дом. Был у нас дом один, белый такой, никто в нем не жил. Он на снос шел, но все никак его не сносили. А рядом с подъездом, знаешь, такие двери, где мусоропровод? Вот в том доме был мусоропровод, хоть он и старый был. А тамошняя дверь была зеленая. Облупленная, грязная, но все же зеленая дверь в белой стене. И я как раз мимо того дома и шел. Дверь в подъезд заколочена была, да и та тоже, но тут смотрю - открыта. А у меня знаешь, какое настроение было! Мне плохо, я перепил, мне холодно, мать выгнала, да я еще на днях с девчонкой своей рассорился, ну, думаю, будь что будет! Зайду сейчас в зеленую дверь, а там солнце, тепло и все меня любят. Там и останусь. Ну и зашел.

- И что? - я подалась вперед. Рассказ захватил меня целиком. Может, он и врет, но до чего же складно врет, собака! Можно слушать весь вечер.

- Водки налей, красавица! - он снова потревожил девицу. Та налила, не открывая глаз. Сергей выдохнул, зажмурился и заглотнул водку, как жидкое пламя. Я забеспокоилась было, что он отрубится раньше, чем доскажет, что же увидел за дверью, но его, похоже, не брало. Он протянул руку и откусил от бутерброда, который растягивал на весь вечер, малюсенький кусочек и уставился на меня.

- А ты чего не пьешь? Ночь долгая, а я долго говорить буду. Ты лучше выпей, я-то уж малость поуспокоился, а тебе первый раз слушать. Я знаю, о чем говорю. Я посмотрела еще раз на его красные глаза, на его черные волосы, тут и там пронизанные сединой. Что же там было? Я послушно хлебнула еще водки и вновь обратилась в слух.

- Спасибо вам, - сказала я, оценив заботу. - Но я не думаю, что он маньяк. Я позабочусь о себе, не волнуйтесь.

- Ну и иди, дурища! - неожиданно рассердилась девица. - Мне-то что, о тебе забочусь. Иди, пусть он тебе кишки выпустит!

Я пожала плечами и вышла вслед за Сергеем, который стоял, ссутулившись, и прикуривал, прикрывая слабый огонек зажигалки от порывистого ветра. Закурила и я. По дороге мы взяли еще бутылку, зашли в темный, пропахший кошками двор, немного помолчали.

- Я с тех пор плохо понимаю, сплю я или бодрствую. Мне сейчас тридцать четыре, а я уже весь седой. С тех пор девятнадцать лет прошло, но если бы все кончилось тогда, я бы, может, и забыл обо всем. Через четыре года дом наконец-то снесли, и я надеялся, что смогу про все это забыть. Четыре года я ходил в обход, делая полтора квартала крюка, лишь бы не проходить рядом с этим проклятым домом. Однажды мне приснилось, что я стою перед этой дверью, держу ее обеими руками, но она все равно открывается, медленно, неторопливо, но верно. Она открывается, и в щель между косяком и дверью высовывается рука, вся гнилая, с червяками. И смех, все тот же смех. Я тогда воплем весь дом перебудил, мать прибежала, а я лежу, смотрю на свои руки и ору. Она ничего не заметила, но я тебя скажу: у меня между пальцами застряли кусочки облупившейся зеленой краски. Я тогда кровать намочил, но ничуть этого не стесняюсь.

Любой бы на моем месте намочил. Скажи, могло это быть, а? Могла эта проклятущая краска, которая где-то далеко на свалке валяется вместе с дверью, попасть мне на руки из сна? Может, эту дверь кто-то на дрова взял, в печке ее сжег. Но я надеюсь, что никто к ней не притрагивался, никому я этого не желаю.

Сергей говорил, уже не глядя на меня. Я поняла, что если сейчас, например, уйду куда-нибудь, он будет продолжать говорить. И я не перебивала его. Мне было страшно даже просто смотреть на человека, с которым случилось такое.

- Я был там еще дважды, - неожиданно сообщил он. - Не веришь? Через шесть лет после того случая, через два года после того, как дом снесли. Я слонялся взад и вперед, не знал, чем бы заняться. Был день, вполне ясный и обыкновенный. Я шел куда глаза глядят. Куда-то сворачивал, не смотрел ни на кого. Потом подумал, а не зайти ли к другу в гости, как раз мимо его дома проходил. Панельный дом, плиткой белой отделанный. Маляры возятся с соседним подъездом, красят дверную коробку. Если б я посмотрел, что делаю, в жизни бы не пошел туда. Но как-то не подумал, идиот. Ну, ты представь себе, день ясный, солнышко светит, птички поют, люди кругом ходят. Какая разница, что дверь покрасили зеленой краской?

Я задохнулась в ожидании.

- Я зашел в подъезд, вызвал лифт, доехал до последнего этажа, где жил мой друг. Он мне открыл, но вид у него был какой-то обескураженный, словно у него, скажем, девушка и я в неподходящий момент пришел. Но он провел меня в кухню, поставил чайник. Мы с ним немного побеседовали, а потом он извинился, сказал, что ненадолго выйдет и пошел зачем-то в ванную. Через некоторое время, а друг все не шел, я прислушался и услышал, что из ванной доносятся какие-то странные удары. Как будто по матрасу чем-то лупят, плеск воды и чертыхание Витьки. Я зашел в ванную и остолбенел. Витька стоял, голый по пояс, вся ванная заляпана кровью, она была везде, на полу, на стенах, на потолке, в руке у него топор, а в ванной женский труп, без рук, без ног. А в раковине лежит голова. Я пригляделся, а это Витькина мать, я с трудом ее узнал. Витька повернулся ко мне, ухмыляется во весь рот да и говорит:

- Ну, раз ты видел, помог бы!

Я, как рыба на берегу, рот разеваю, а слова не проходят, воздух не идет. Наконец я справился и говорю:

- Ты что наделал, идиот!

А он мне:

- Будет знать, как не давать мне денег, старая сука!

Потом он повернулся к раковине и плюнул ей на лицо. А она открыла глаза и скрипит таким голосом, знаешь, как будто дверь несмазанная, такой пронзительный визг:

- И не дам, и не проси! Я не денежный мешок!

Потом посмотрела на меня, засмеялась и говорит:

- Что ж ты стоишь, Сереженька, помоги другу, раз пришел!

Я вылетел из квартиры, как пробка. Выбегаю на лестницу и вижу - это не Витькин подъезд. Старая такая лестница, с широким пролетом, и марши по обеим сторонам от него. Я бегу вниз, перепрыгиваю через ступеньки - смотрю, а прибежал-то наверх! Обратно прибежал! И обе лестницы ведут только вверх. А вниз нет маршей. То есть они есть, но этажом ниже, а туда прыгать - метра три, только ноги ломать. А тут хлопает дверь и Витька выходит, в одной руке топор, в другой - голова. И оба на меня смотрят и орут, орут так, что уши закладывает, визжат истошно, особенно башка старается. Я через перила ноги перебросил, а они орать перестали, Витька мне в глаза смотрит и говорит:

- Ты думаешь, что сможешь от нас убежать? Зеленые двери - они везде. С сегодняшнего дня даже твоя сортирная дверь - зеленая.

Тут-то я про высоту и позабыл, в пролет прыгнул. С тех пор хромаю слегка. И знаешь, что дальше было?

Я покачала головой.

- Я выбежал из подъезда. И это не был Витькин дом! Я стоял посреди стройки, на том месте, где был тот старый дом. Я выбежал на площадку, и возле меня вообще не было ни одной двери - ни зеленой, ни любой другой. Сергей хотел выпить, но, встряхнув бутылку и посмотрев на нее с отвращением, не стал. Зато я стала. Чуть-чуть полегчало, и я вновь уставилась на него.

- Я болел долго. Меня лечили, думали, это стрессы на работе. Ясное дело, я никому про дверь не рассказывал, боялся, с одной стороны, на всю жизнь загреметь в психушку, а с другой, боялся, что у меня не найдут никакого психического заболевания. Вот чего я боялся. Надо ли говорить, что через неделю ни Витьки, ни его матери не стало. Пожар среди ночи, выгорело все. Хоронили их в закрытых гробах, но на похороны я не пошел. Я вообще не выходил из дому.

Я снял все двери в квартире, даже в туалете снял, благо жил один. Моя боязнь дверей переросла в манию. Я уволился с работы, причем сделал это по телефону. Слава богу, что на свете есть друзья! Я не пошел бы даже в магазин. Я позвонил другу, объяснил, что сломал ногу, не могу ходить, и он привез мне мешок картошки и ящик тушенки. На этом я прожил месяц, но потом страх не то, чтобы ослабел, он отодвинулся куда-то на задний план. Я жил с ним, дышал им, но он уже не маячил у меня перед глазами. Я нашел в себе силы, нет, я заставил себя, открыть свою белую дверь и выйти на улицу. Если бы дверь в подъезде перекрасили в зеленый цвет, думаю, я спустился бы из окна по веревке, так сильно я хотел выйти на улицу. Спустя полгода я понял, что смогу избежать беды, если буду внимательно осматривать дверь, перед тем как войти. Мне даже пришло в голову, что нужно носить с собой бутылочку с краской, и если мне будет очень нужно зайти в зеленую дверь, я вымажу ее краской. и она уже будет не зеленая, а полосатая. Тогда-де она станет безопасна. Сергей посмотрел на небо. Луна в третьей четверти сияла очень ярко, фонари не светили, но света хватало. В этом свете я разглядела две мокрые дорожки, прочерченные на его лице. Отчаяние, ужас и тоска были в его глазах. Я протянула ему бутылку, он кивнул, и в один глоток прикончил ее содержимое.

Колёса стучат на стыках, мерно покачиваются вагоны, баюкая пассажиров, а позвякивание ложек в гранёных стаканах тихим музыкальным фоном сопровождает всё происходящее. За окном мелькают пейзажи России, голые деревья, словно поражённые чудовищной болезнью, убогие домишки, угрюмо глядящие на проносящийся по железной дороге поезд. Свет в коридоре приглушён, смолкли разговоры, и большая часть людей уже улеглась спать.

Я отхлёбываю чай из стакана и задумчиво барабаню пальцами по клавиатуре ноутбука: рассказ никак не хочет писаться. Идея вроде бы есть, готовы пара оборотов, просящихся в текст, но первые фразы никак не желают слетать с пальцев. Наваждение какое-то.

Я тянусь к куртке, висящей рядом, чтобы достать пачку сигарет, задумав совершить небольшое преступление в тамбуре, когда слышу тихий шёпот с полки напротив:

— Ты чего не спишь, полуночник?

— Рассказ не пишется, — отвечаю я своему приятелю. — Курить пойдёшь?

Дима отвечает, садясь:

— Отчего бы и нет. Поспать-то ты всё равно не дашь, будешь метаться по купе до утра. Писатель, блин…

Накинув куртки, мы выходим в тамбур. Перестук колёс становится громче, холодный воздух приятно бодрит.

— Приятно ночью курить в тамбуре, — внезапно произносит Дима. — Есть в этом что-то…

— Потустороннее? — подсказываю я.

— Нет. Просто. Просто что-то в этом есть.

Я согласно киваю, выдыхая дым. Димон прав, от ночных перекуров в тамбуре веет каким-то особым духом дороги. Выходишь так — и сразу чувствуешь себя не просто мчащимся непонятно куда студентом, а опытным, матёрым искателем приключений в поисках очередного Грааля.

Докурили мы в молчании, каждый думая о своём и любуясь видами зимнего леса. Затушив окурки, направились в купе. Мы были уже совсем близко, когда поезд ощутимо дёрнулся, останавливаясь. Не настолько сильно, чтобы спящие пассажиры послетали с полок, но явно сильнее, чем при торможении на станции. Скрипя тормозами, поезд остановился.

— Охренительно, блин, — бормочу я. — Чего встали-то, интересно?

— Да мало ли что. Пошли в купе, — бурчит мой приятель и легонько подталкивает меня в спину, подгоняя.

По вагону уже слышится недовольное бормотание проснувшихся пассажиров, а из купе высовываются головы с взъерошенными волосами.

— Вы что, сволочи, наделали, а?! — щерится на нас с Димой какая-то бабка, явно подозревая нас в том, что мы дёрнули стоп-кран.

Я успел только раскрыть рот для ответа, как в коридоре объявилась проводница, оглашая пространство громовым басом:

— Сохраняйте спокойствие! Возникли технические неполадки! Запритесь, пожалуйста, в купе, опустите шторы и выключите все осветительные приборы! Поезд скоро отправляется!

— А шторы-то за каким этим самым опускать? — доносится с другого конца вагона нетрезвый мужской голос.

— Чтобы ты, чудак, спросил! — мгновенно приходит в ярость проводница. — Поезд скоро отправляется, делайте, пожалуйста, как я прошу.

Мужик, похоже, не хочет сдаваться так просто, но окончания перепалки мы уже не слышим: дверь купе отсекает звуки. Некоторое время мы молча сидим в тишине, затем Дима произносит:

— Интересно, что там снаружи происходит?

Я пожимаю плечами:

— Знаешь, у меня дед в подземке работал машинистом. Ну, рассказывал там всякое... Так что... Думаю, если мы выглянем в окошко, увидим мужиков в спецовках, которые с матюками бегают вокруг поезда.

Димка ухмыляется, и мы синхронно пододвигаемся к окну и чуть убираем штору. Снаружи нет ничего необычного, вполне такой российский пейзаж: запорошённый снегом лес, чёрной стеной встающий в нескольких метрах от поезда, да фонарь, горящий где-то в отдалении.

— Мужики в спецовках, судя по всему... — начинает было мой однокурсник, но замолкает.

— Что? — переспрашиваю я.

— Понятия не имею. Завтра разберёмся, как доедем. Может, из психушки народ свалил. А может, это зомби-флешмоб такой. А может, это упыри, почему бы и нет?

Шутка отнюдь не кажется мне смешной, когда я вспоминаю распухшее лицо спешащего к поезду мужчины, но я не могу сдержать нервный смешок. Затем ещё один. Затем вместе со мной начинает смеяться Дима. Мы хохочем до тех пор, пока тишину зимнего леса не разрезает крик. Полный боли и животного ужаса крик человека, которого лишают жизни.

Бормотание в соседних купе мгновенно смолкает, зато хлопанье и шуршание заметно усиливается — крик словно вдохновил тех, кто пытался проникнуть в поезд снаружи.

— Это что сейчас было? — спрашиваю я, и мой голос дрожит гораздо сильнее, чем не бы того хотелось.

Приятель молчит.

Так, в молчании, проходят минуты. Звуки, доносящиеся снаружи, начинают нервировать всё сильнее. Я несколько раз дёргаю дверь купе, но та вполне предсказуемо не поддаётся.

— Да что же это такое, а?! — раздаётся где-то неподалёку. — Почему нас тут держат?! Почему не едет поезд?! Я требую открыть купе!

По вагону пробегает волна ропота. Похожие крики начинают раздаваться, произнесённые другими голосами.

— Тихо! Не шуметь! Скоро поедем! — перекрывают всех вопли проводницы, но её уже никто не слушает.

— Я сейчас сломаю дверь! — грозно басит кто-то, судя по звуку, примерно через купе от нас.

— Сломаешь — будешь платить! — не сдаётся тётка, но и этот, железный, по её мнению, аргумент не срабатывает.

Слышны глухие удары, затем треск и грохот.

— Где тут старший?! Меня жена ждёт беременная! — беснуется неизвестный мужик, но проводница не отвечает, видимо, заперлась у себя. — Я сейчас к машинисту пойду! Вы мне сейчас все ответите тут! Я вас засужу к такой-то матери, гниды!

Вопли и тяжёлые шаги перемещаются по вагону, очевидно, мужчина идёт по коридору к выходу. Дверь, судя по разочарованному рычанию, оказывается заперта.

— Открой дверь, мразь! — воет муж беременной женщины.

Затем все звуки сливаются в дикую какофонию: снова глухие удары, треск, угрозы и проклятия, звуки борьбы, несколько звонких шлепков, с которыми кулаки опускаются на лицо... Я практически вижу, как проводница, размазывая кровь из разбитого носа по щекам и подбородку, причитая, плетётся открывать дверь вагона. Я даже представлять не хочу, какого размера должен быть человек, способный сломать двери купе без подручных средств. Наверное, я бы тоже не смог такому отказать.

Раздаётся звук открывающейся двери. Затем вопль мужика:

— Ох, мать!

А потом женский визг заглушает все остальные звуки.

В купе начинается паника. Люди беснуются, одни требуют открыть, другие, напротив, не открывать. В стены нашего купе несколько раз бьётся что-то тяжёлое. Мы же с Димой впадаем в ступор — всё происходящее уже настолько далеко ушло от нашего понимания нормы, что мы попросту не знаем, что нам делать. Шум в вагоне всё усиливается, поэтому мы не сразу понимаем, что часть звуков доносится из коридора. Шаги. Шаркающие шаги, в полном молчании. А затем дверь нашего купе дёргают. Не очень сильно, но явно с намерением открыть. И ещё раз.

— Кто там? — подаю я голос.

В ответ раздаются лишь шлепки и шуршанье... Да ещё запах. Из коридора отчётливо начинает пахнуть разлагающейся плотью.

Вопли в вагоне усиливаются. Судя по всему, неизвестные, заполонившие коридор, успели подёргать двери во все купе. Я тихонько сползаю с лавки на пол, упорно отказываясь верить в реальность происходящего. Судя по всему, с Димкой происходит примерно то же самое. Мы оба тяжело, со всхлипами, дышим. Не знаю как мой сокурсник, а я весь вымок от пота.

Со временем вопли стихают. Находящиеся в коридоре люди тихонько переминаются с ноги на ногу, дёргают двери, шлёпают по ним ладонями, но становится понятно, что сил проникнуть к нам у них нет. Уверен, почти все пассажиры в эти мгновения благодарят проводницу за то, что она заперла всех на ключ. Как бы там ни было, мы в безопасности, а значит, сможем дождаться помощи. Помощь, конечно же, будет, как же иначе?

Но сквозь быстро ставшие привычными звуки шлепков и перетаптываний начинают пробиваться новые: по коридору кто-то идёт. Шагает тяжело, приволакивая одну ногу. Останавливается у нашего купе. Долго шарит ключом по двери. А затем глухо произносит, распахнув дверь:

— Поезд дальше не идёт. Просьба освободить вагоны.