>>16605
ДВАЧУЮ люто. Я однажды шёл со школы, мне было 15ть, я сбежал с химии и физры потому что захотел срать. По пути через двор девятиэтажки я понял что не успеваю, ведь покрыто только процентов двадцать, и свернул за угол чтобы следующую обойти со стороны балконов. Это была старая девятиэтажка, поэтому деревья и кустарники разрослись уже довольно сильно и могли закрыть меня от мира и большинства окон, оставалось только выбрать самые зашторенные среди первых этажей, чтобы примоститься где-то перед ними. Я шёл по тропинке и увидел какого-то деда впереди. Сами понимаете, этот дед портил мне все планы: напротив был пустырь, от окон по касательной меня скрывает зелень, но с тропинки-то обзор откроется шикарный, стоит ему подойти к позиции бомбометания. Самое противное состояло в том что этот сраный дед шёл достаточно медленно, чтобы я успел накласть в штаны не дождавшись, и достаточно быстро чтобы я не успел отбомбиться.
В общем, смотрел я на своего случайного противника как анна каренина на паровоз, а тропинка вдоль дома казалась мне бикфордовым шнуром, по которой клетчатой рубашкой и кэпкой-аэродромом задорно полз роковой огонёк деда.
А всё же не зря я читал Хагакурэ! Следуя древнему и единственно верному принципу я бросился навстречу опасности без колебаний, сжав булки мышцами о существовании которых раньше и не догадывался. И всё было бы хорошо, но в десятке шагов от него я почувствовал что последний рубеж обороны вот-вот будет прорван и тонкая красная линия трусов потеряет свой естетсвенный цвет прямо в моих штанах.
Все мои дальнейшие действия напоминали своей эффективностью попытки мехвода т-64 вылезти наружу через люк командира. Они были столь же отчаяными сколь лишены смысла. Я рухнул на корточки, подперев пяткой прохудившуюся прореху в своем организме, сделав вид что завязываю шнурки. Дед прошлёпал мимо меня, шаркая резиновыми калошами по камешкам в пыли. Он ещё что-то промямлил при виде меня, но я почти ничего не разобрал. Пятка, защищенная прочной кожей туфель и тканью носка, чувствовала себя неплохо. Но рецепторы температуры в коже моей задницы уже сигнализировали мне о начале вторжения. Вернее, исторжения. Я сидел посреди тропинки, справа от меня высилась громада многоэтажки, слева летали стрекозы над пустошью брошенной стройки. Я понял в те долгие минуты что чувствует человек, услышавший под ногой щелчок взвода противопехотной мины. Нога затекает, в кисти, упёртой в дорожную пыль, больно отдают мелкие камешки щебня, вдавленные весом нависшего тела. ПО пальцам прополз муравей. Мгновения спрессованы если не в столетия, то в учебный год уж точно. И дойти до дома нет никакой возможности. Если бы у меня было что-то, чем бы я мог заткнуть анал, я бы, кто знает, мог попытаться. Но день медленно переваливал через обеденный перерыв, и я решился. Я не стал бежать, нет, я просто встал. Медленно, оттолкнувшись затёкшей рукой, ощущая бурные потоки прежде запаха, достигшие почти сразу туфлей и разрушившие все последние надежды на какое-то чудо. Я не стал бежать. Я пошёл так, как ходят люди, у которых всё в полном порядке. На лавочке у дома я встретил Тян из параллельного класса, которая сидела в компании двух пацанов с моего. Они прогуляли школу в этот ещё по-летнему тёплый день:
- Сычев, а ты умеешь целоваться?
Спросила меня тян. Мне надо было пройти до соседнего подъезда. Всего какие-то десятки шагов, так больно и трудно дававшихся мне. Один шаг для меня тогда был едва ли менее значим, чем шаги Армстронга по лунной плоскости.
- Ты знаешь, ЕОТова, умею!
- ну давай поцелуемся! -- Я хочу целовать Сычева прямо сейчас! --
FIN!