Вчера водил свою милфу в ресторан. Роскошная и ухоженная сорокалетняя дама (мне самому двадцать семь, для справки). Большая грудь, широкие бедра - идеальная внешность с очарованием зрелости. То, что называется Женщина с большой буквы. Про её умения в постели из приличия умолчу.

Мы уже покинули заведение, довольные и чуть пьяные, готовые поехать домой. Моя машина, Роллс-Ройс Спектр, была припаркована совсем рядом. Горячее сексуальное тело терлось о меня сбоку. Большие груди, свободные от бюстгальтера, покачивались в открытом платье при каждом шаге, угрожая вывалиться при чуть более резком движении.
От нетерпения я засунул руку под её короткую юбку и утопил пальцы в мягкой ягодице. Милфа тяжело выдохнула, в брошенном на меня взгляде читалась беспомощность женщины, готовой отдаться здесь и сейчас. Если бы я захотел, то, наверное, действительно мог трахнуть её прямо тут, на ночной улице, у всех на виду.
Все эти эротические переживания заставили нас утратить бдительность, и мы чуть не врезались в некое... существо. Остановились буквально в нескольких сантиметрах от его тельца. Я даже успел ощутить исходящий от него смрад затхлого пота, прежде чем отшатнулся.
Одного взгляда на уродца было достаточно, чтобы понять, с кем мы имеем дело. И как только подобного дегенерата занесло в этот район города? Ростом не больше 160 сантиметров, широкотазый, узкоплечий, несуразный. Возраст определить было сложно: дряблая морщинистая кожа и растрепанные редкие волосы намекали на тяжесть прожитых лет, но лицо сохраняло печать подростковой тупизны, усугубленной уродливо выступающими верхними зубами, словно у облезлого кролика. Он был похож на умственно отсталого, а может и являлся таковым. Но моё увлечение психиатрией в лучшем случае любительское, так что я воздержался от постановки диагноза с одного взгляда.
Но самое главное, конечно, это его одежда. Заляпанная бог знает чем футболка с японскими иероглифами и изображениями незрелых девочек - лолей, как это называется. В руках дегенерат держал японские комиксы аналогичного содержания, а за его спиной висел дурацкий цветастый портфель со значками и, кажется, брелком, который тоже изображал ребенка.
Перед нами был анимешник-лоликонщик.
Я испытал подлинное отвращение, будто наткнулся на кучу собачьего дерьма посреди дороги. И все же решил стоически проигнорировать урода. В конце концов, грязь на полу это не моя забота, пусть ею займется уборщица. А такие персонажи на совести нашей ленивой карательной психиатрии.
К сожалению, моя женщина не обладала таким же стоицизмом (даме простительно). Её прекрасное личико искривилось в гадливости, а ручки сильнее впились в мое предплечье, словно в испуге.
Разумеется, бояться было нечего - немощный урод не представлял угрозы. Как не представляет её бегающий по полу таракан, но омерзение он все же вызывает. И я не мог проигнорировать ощущения своей женщины. Бездействовать было уже банально не по-мужски.
Я потянул её за собой к машине.
- Садись внутрь, - скомандовал я милфе, желая спрятать её от грядущего зрелища.
Она не послушалась, хотела видеть. Редкий случай неповиновения с её стороны.
Я открыл багажник и достал бейсбольную биту, укрепленную стальными обручами. Подходящее средство против таракана-переростка.
Любителю лолей стоило бы бежать, но он с тупым видом стоял на месте и таращился вокруг, потные ручонки изредка поглаживали обложку журнала с нарисованной там девочкой. Похоже, он не понимал, что его ждет.
Я сделал решительный шаг вперед с битой в руках. Уродец повернулся ко мне, и, кажется, на его отталкивающем лице отразилось подобие тревоги. Блестящие от слюны толстые губы задвигались, словно он хотел что-то сказать, но не мог найти слов.
Мне было плевать на то, что он может сказать. Я не вслушиваюсь в жужжание мухи, которую надо прихлопнуть.
Легкий взмах битой, и дерево встретило его лицо с мокрым стуком размазываемой плоти. Удар угодил прямо в морду, разбив нос, губы, выбив несколько зубов. Лоликонщик жалобно и непонимающе взвыл, вскинул ручонки в защитном жесте, выронив свой журнал.
Это был лишь пробный первый удар.
Перехватив биту обеими руками, я вмазал ему по черепу уже со всей силы. Вой оборвался невнятным чавканьем, будто пленку зажевало, и уродец повалился на асфальт как подкошенный.
Плохо помню, что было дальше. Меня захлестнула злость. Я бил и бил дегенерата по голове, пока от той не осталась лишь размазанная по асфальту каша.
Я пришел в себя запыхавшимся. Тело в мерзкой футболке было мертво, лишь подергивалось в посмертных конвульсиях.
Я перевел дыхание и бросил взгляд назад. Милфа смотрела на меня со смесью восторга и ужаса. Восторга от демонстрации мужской силы и ужаса от увиденной ярости. То самое пограничное чувство, которое заводит женщин сильнее всего.
От возбуждения у неё уже буквально текло по бедрам.
Я улыбнулся ей. Бросил окровавленную биту обратно в багажник.
Вечер закончился отлично, а ночь обещала быть ещё лучше.