>>309761869

Техника завораживала дьяволёнка; неисчерпаемость арсенала оджосамы вдохновляла её трудолюбивый гений. Пару раз она приоткрывала губки, чтобы дать тот или иной совет или двигалась навстречу, чтобы помочь. Но чаще чем нет госпожа успевала найти правильный подход к выполнению той или иной задачи прежде, чем фамильяр успевала вмешаться. Ощущая возрастающую в себе неловкость, Коакума через несколько неудачных попыток перестала вмешиваться, оставляя все до момента, когда вдвоём получается быстрее. Например, снимать с капусты листья. Задание не из приятных, да и сырые капустные листы очень хрупкие и легко рвутся. Командная работа была ей по душе, но долго она не продлилась – взмах ножа, блеск стали и в кочане были сделаны глубокие надрезы.

- Будьте здоровы, - не забыла добавить служанка, когда хозяйка чихнула. Повезло – частички перца либо не долетели до неё, либо не вызвали такого сильного, непреодолимого желания тоже чихнуть. Что то-то мягкое, тонкое, какой-то смятый комочек вынырнул из кармана униформы. Красноволосая девушка протерла им тонкий, красивой формы носик вампирессы.

Сердце застучало в груди так сильно, что, казалось, усиливалось эхом от каменных стен, врываясь в уши колокольным звоном. Момент внезапности встал на её сторону - длинный язык кружил с пальцем, смоченным в горчице, ласкал, посасывал и не позволял вести в их общей с госпожой общей игре. Горько-кислый разъедающий вкус наполнил рот. Коакума упивалась вкусом так, словно в жизни не ела ничего вкуснее. Частички фарша помогали ей не сойти с ума от горячей приправы. Глаза стали набухать от слез быстрее чем она ожидала. Но прежде, чем она спустилась к основанию пальца, тот ловко выскользнул из её хватки. Удивленная, Коакума замерла на месте, не понимая, что происходит. Во рту образовалась непривычная пустота. Потом кто-то её обняла, поцеловала с языком, выпуская минуты тревоги и напряжения в единый поцелуй. Язык госпожи овладел ею, воссоединяясь с ней. Руки фамильяра схватили госпожу за волосы – служанка взяла контроль над своим телом и ответила на поцелуй, чтобы поделиться своим вкусом.

Небольная ладонь правой руки легла на бедро вампирессы, притягивая его к себе, а левая легла на поясницу. Одним резким движением дьяволёнок приподняла оджосаму, отрывая её от земли. Продолжая целовать госпожу, служанка качнулась и, повернувшись, стала идти вперед. Она ничего не видела перед собой, занятая тем, что насаживала себя на длинный язычок. Но память подсказывала - впереди должна быть часть стола, где госпожа сможет отдохнуть лежа на спине.

Атмосфера стала накаляться между ними, поджигая разгоряченные, обремененные лишней тканью тела. Коакума, не успев сделать несколько шагов, потеряла инициативу. Пальцы впились в бедра сильнее, но что-то, неведомое ей, заставило её быстро двигаться обратно, чтобы удержать равновесие. Она качнулась - внезапный порыв в спину, ненадолго оглушив девушку. Когда Коа заставила себя открыть глаза, то обнаружила себя на одном уровне с Алой Дьяволицей. Взгляды пересеклись - служанка лежала на спине прямо на столе посередине помещения.

- Простите, оджосама, - вместо певучего стона раздался слабый голос. Удар выбил весь воздух из легких девушек, но не нужно было слов, чтобы понять - решимость фамильяра не колебнулась. Куснув губу, она обняла госпожу и заставила себя встать снова. До небольшого местечка, где они могли уединиться оставалось всего немного - она прекрасно видела стол, занятая только шей девушки. Снизу, прямо за мочкой ушка, доносились пошло-причмокивающие звуки, будто она на самом деле пробовала кожу на вкус, смакуя. Зубы ненадолго впились в кожу вспышкой боли на левой части шее. Руки Коа приподняли госпожу и бережно отпустили вниз. Теперь она, как она и хотела, находилась сверху. Губы обжигали влажными прикосновениями скулы и шею еще несколько секунд, пока они отдыхали. Руки сжали талию и замерли возле застежки фартука. Горничная долго думала и решила не снимать его, пока госпожа сама не захочет открыть ей побольше своей кожи.

- Самый лучший вид, - произнесла дьяволёнок, выпрямив спину. Она сбивчиво дышала, пытаясь восстановить дыхание. Пальцы руки открыли морозилку, которая удобно находилась поблизости. Между пальцами мелькнуло что-то маленькое и блестящее. Девушка достала из одной из формочек кусочек холодного льда.

- Не хотите охладиться? - предложила служанка. Черная полоска хвоста приготовила стакан. Коакума улыбнулась, приоткрыла губы и с видимым удовольствием отправила кусочек льда себе в рот. Внутри стало непривычно холодно, но после большой порции горчицы это было то, что ей было нужно. Опустившись вниз, Коа не стала объяснять небольшое представление. Она оставила легкий поцелуй на губах и погладила их большим пальцем.

- Приятного аппетита, оджосама.

Её губы снова накрыли уста вампирессы. Она целовалась страстно и влажно, изучая, присваивая. Толкнув кусочек льда себе за щеку, она с новыми силами стала кружить своим языком с куда более ловким и сильным соперником. Она ласкала, посасывала и делилась приобретенной прохладой, старалась вести в их общей игре. Только потом, когда она стала уступать, она отступила обратно и толкнула кубик вперед. Еще раз и еще - пока он не оказался во рту любимой девушки. Он медленно плавился, но отчаянно боролся за существование - Коакума то и дело "пряталась" от него, исследуя более теплые зоны. Но время шло, сопротивление холоду росло - и вот она могла попробовать продолжить танец дальше, почти не обращая внимание на её собственный камешек между ними.

Доброе утро, оджосама! Надеюсь, что вы не скучаете. Как вы поспали сегодня? Я принесла вам любимое вино и немного мяса на завтрак. Приятного аппетита!

Моё лицо замирает. Рот хищным клювом нацелен на упругую кожу, натянутую между двух небольших блюдец грудей. Их потерявшая форму, расплющенная плоть дрожала, напоминая о желе. Медузе выброшенной на стол вивисекции.
Я втягиваю воздух. Абсолютно нормальный, обычный аромат кожи касается аккуратных ноздрей, развеивая ожидания ощутить что-то необычное. Кружащий голову мускус соблазнителей. Едкая сера.

Ярко красные линии губ касаются пепла между грудей, оставляя на нём свой вкус и остающееся тепло. Я продолжаю касание, ведя кончиком языка к левой груди, упругому холмику, продавливая и встряхивая его своими движениями. Ход кажется мне обыденным, простым, банальным. На миг мне становится интересно, что ощущает эльфийка. Быть может, она, как и я, предпочла бы что-то острое, резкое, колющее. Одно движение ножа, один надрез могли подарить больше чувственности, чем просто касание.
Мысли проносятся, смывая за собой наваждение багрового желания. Я накрываю торчащий сосок, слишком уязвимый, слишком нежный. Губы массируют его, растирают, будто придавая форму. Толика натуры просит выхода и я уступаю, делая шаг вглубь себя. Губы уступают. Их место занимают острые зубы, затмевающие ласку, как пылающее солнце тусклый свет лун.
Втянутые щёки, рывок головы — я заставляю грудь всколыхнуться, натянуться, передать вес набухшей ареоле.
— Я могла бы переделать ваше тело, — улыбаюсь я. — Полюбить что-то больше трех...хороших.
Я не оканчиваю. Роль слов занимает грубо вдавленное в лоно колено. Новый массаж, жмущий пропитываемую соком ткань к складкам половых губ.
Новый поцелуй, будто извинение расцветает на второй груди девушки. Нежный, будто ранняя весна, он играет с плотью нажимами языка и губ, рисуя причудливые завитки рун. Усыпляя, убаюкивая.
Палец касается живота. Тонкий, хрупкий проводник магической воли. Я веду линию, росчерк вдоль кожи, двигаясь от пупка к лону. Потрескивание разрядов щиплет, греет, кусает. Это не похоже на агонии изнывающего организма. И близко. Мне хочется. Но я понимаю — девушка должна сыграть роль.
Палец движется ниже. Будто принюхиваясь, он останавливается, а затем, подзывая сообщников, хозяйски касается застёжки брюк, расстегивая их.
Задержавшись перед святая святых, я лишь вздыхаю.
— Довольно, — руки неспешно согнулись, убирая себя от тела эльфийки. — Вы необходимы в своей лучшей форме. Я не хочу превращаться в очередную банальность сдерживая желание, равно как и портить ваши возможности, вырази что хочется мне.
Качнувшись назад, я поднимаюсь с тела девушки, подхватывая опавшее платье руками.

>>46312
Моя ладонь медленно утопает в протянутой руке данмерки. Необязательный жест, показывающий принятие ею роли. Я мило улыбаюсь в ответ, благосклонно склоняя голову набок.
Пальцы несильно сжимают ладонь, акцентируя на себе внимание мимолетным поглаживанием подушечек, активнее обхватывая её и приникая к коже. На какой-то миг наши глаза встречаются и я задерживаюсь, цепляясь ничего не значащим взглядом рубинов данмерки. Возможно, длительности хватило, чтобы сознание родило вопрос, но я не даю ему окончательно сформироваться — сверкнув глазами, налегаю на руку, заходя в карету неспешным, покачивающим бёдра движением.

Просторное и тёмное. Скрипящее обивкой кожи пространство. Мы сидим в кресле кареты, а перед нами на небольшом расстоянии его полное отражение, достаточно широкое, чтобы разместиться, лечь на него, отдавшись желанию тела. Я поворачиваю голову, первой нарушая тишину.
— Я говорила, мы не придем с пустыми руками. Брошь и маски лишь часть. Нужно подношение.
Лёгкое движение руки зажигает светильник у завешенного чёрно-золотой шторой окна, чей теплый тусклый свет изливается через всё ещё открытую дверь.
Новый пассажир. Третья фигура до того приникшая к земле всем телом с тихим стоном касается первой ступени кареты. Её пышные очертания выдают двигающуюся на четвереньках женщину, а свет постепенно открывает новые детали.
Обнажённое тело перевязано широкими кожаными ремнями, соединившими широкие бёдра и голени, вынуждая ползти исключительно на коленях. Выкрученные за спину руки, выгнутые в попытке сомкнуть ладони у лопаток — на первый взгляд лишь пустая жертва практичности в угоду эстетике, но место рук занимают приделанные к переброшенному коромыслом ошейнику острые трубки опор, цокающих при каждом движении.
Её скрюченные, онемевшие пальцы сжимают пульсирующий чёрным пурпуром длинный острый кристалл, буквально впившийся в спину, от которого вниз к ягодицам бежит трубка золотого металла, скрываясь где-то у лона.
— Это оно, — пресекая вопросы, я улыбаюсь жестокой ухмылкой. — Младшая дочка графа. Слишком любопытная и…наивная.
Бесшумно, выдавая движение лишь на фронтире чувств, двери закрываются, указывая на готовность начать поездку.

>>69833
>>70119
— Чьх, — я цокаю губами, чувствуя вялость данмерки.
Клубящаяся лава смеси желания показать и обладать неуместно прокатывается валом сквозь тело, поднимаясь от солнечного сплетения к плечам, а затем пропитывая каждый дюйм рук, оканчиваясь в скрючившихся пальцах.
— Я ожидала увидеть лезвие, а не масло, — мой голос звенит, заполняя карету резонирующим эхом, которому вторил хлюпающий скулёж девки где-то под нашими ногами.
Длинные тонкие пальцы соединяются в едином порыве, предплечье толкает кисть вбок, всторону, а затем со звонким резким звуком обрушивает оплеуху на щёку данмерки.
— Вспомни это! — вскрикиваю я.
Не давая опомниться, пальцы резко сжимают щёки девушки, проникая острием в кожу. А после резко разворачивают лицо, заставляя вновь смотреть на меня.
Я больше не медлю. Вкладывая вес бросаюсь на данмерку, прижимая её к стенающему креслу, а затем новый поцелуй накрывает её губы. Более дикий. И уж точно не сдерживаемый приличиями.
Резкий укус губы, проникающий тычок языка, вбивающегося внутрь рта, чувствующего себя хозяином. Его длины хватает, чтобы заполнить рот, перекрывая возможность вдохнуть.
Я хватаю её за оба предплечья, до боли вжимаясь ногтями в скрытую под блузкой кожу, а затем раскидываю руки данмерки в стороны. Мне абсолютно чхать порвётся ли блузка и выступит ли под ней красные пятна. Залечить раны не составит труда, если она того захочет.

Резко отстраняю голову, обрывая проникновенный поцелуй нитями и брызгами слюны, заполнившей наши рты. Освободившиеся пальцы вжимают себя в груди, впиваясь в нежные сжимающиеся яблочки, пропуская разряд электричества, а после выкручивая кисть и толкая девушку спиной на кресло.
Я нависаю над ней ещё несколько ударов сердца. А затем резко рванув правую руку к себе оставляю новую тлеющую оплеуху на пепле кожи.
Колено врезается в промежность. Это не удар, я не хочу повредить нужную мне игрушку, но хочу, чтобы та наконец сбросила маску добропорядочной гражданки, став кем она есть по рождению.
— Всё ещё будешь играть недотрогу? — оставившая оплеуху рука поползла вниз.
Выставляя скрещенные указательный и длинный палец нажала на кожу под подбородком, сползая вдоль продавливаемого горла, пропуская сквозь себя разряд лёгкий электричества, сдобренного лечащим заклинанием.
Дойдя до первой застёжки блузы, я сжимаю руку в кулак, видя знакомое синеватое свечение. Распирающее чувство. Звук вытесненного воздуха. В моих руках длинный, покрытый зазубринами эфирный кинжал.
Чуть наклонив голову, я вглядываюсь в глаза эльфийки, массируя лоно коленом.А после прижимаю лезвие клинка, двигая ним вдоль расходящейся ткани.
— Хорошие даэдра. Чушь. Ты почувствуешь это. Станешь частью. И полюбишь.
Я выбрасываю руку в сторону, разжимая пальцы. Призванное оружие разлетается сотней колючих искр, пока я коршуном падаю на тело данмерки, засасывая кожу груди. Той самой, к которой я касалась, пытаясь убедить её труднопостижимой для меня нежностью. Теперь губы и зубы чередуются, сжимая, втягивая. Вторая грудь не избегает участи зажатая между большим и указательным пальцами правой руки, через которые струится синеватый разряд электричества.