Сидят, значит, они как-то вечерком, баланду свою хлебают. Тишина, только ложки звякают. И тут кто-то возьми да и спроси: "А что, Тщеслав, ты вообще по жизни делаешь? Чем занимаешься?" А Тщеслав, как будто его и не спрашивали вовсе, молчит, как рыба об лёд. Только глазом косит в сторону, будто там что-то интересное увидел. Все ждут, что он ответит, а он - ни в какую. Зато, как только кто-то другой начал рассказывать, как он сортиры драил, Тщеслав тут же оживился: "Ха, сортиры он драил! Да ты, небось, и перчатку резиновую в руках держать не умеешь, все говно по стенам размазал! То ли дело я! Вот я, в своё время, такие горы говна перелопатил, что тебе, салаге, и не снилось! Парашу так вылизывал, что начальство в ней, как в зеркале, брилось!" И давай заливать про свои "подвиги", да так мерзко, с такими подробностями, что аж тошнить начинает. Смакует каждое слово, как будто не говно, а деликатес какой-то описывает. И понятно же, что врёт, как сивый мерин, но остановиться не может, упивается своим враньём, как алкаш дешёвым портвейном. И главное, все понимают, что не было ничего этого, что просто Тщеслав, как обычно, выёбывается, пытаясь свою никчемную сущность прикрыть. А по сути - просто гнида, которая только и может, что чужое дерьмо жрать, да своим вонять на всю округу. А Петюня тут как тут, со своей мечтой заветной. Сидит, вздыхает, да на луну поглядывает. "Эх," - говорит, - "Хорошо бы сейчас на воле оказаться, да семью завести. Дочурку бы мне, чтоб было кому обо мне в старости позаботиться, чтоб было кому мои, и без того засранные, труханы стирать." А Тщеслав, тут же, как коршун, налетает: "Ты что, Петюня, совсем охуел, старый педофил? Какая тебе семья? Какая дочурка? Ты же, кроме как на малолеток дрочить, больше ничего не умеешь! Тебе не дочурку, тебе наручники на руки и петлю на шею, чтоб другим жизнь не портил, ублюдок!" Петюня аж сжался весь, слезы на глазах навернулись, а Тщеслав, довольный, как слон после купания, сидит, лыбится, сука такая. И не стыдно ему, пидору, что человека, который ему же очко подставляет, так унижает. Вот и пойми, что у него в башке насрано, у этого Тщеслава. То ли просто мразь конченая, то ли больной на всю голову.

Ох, Тщеславчик, Тщеславчик, сладенький ты наш пирожочек. Ну что же ты такой у нас зажатый, как пружина в старом диване? Иди к мамочке, иди, мой хороший, я тебя пожалею, за ушком почешу, как ты любишь. Ты же у нас мальчик послушный, ты же у нас лапочка, да? Вот только почему-то совсем не хочешь делиться с нами своими сокровенными промптиками. Жалко тебе, что ли? Или ты у нас жадина-говядина, солёный огурец? Посмотри на дядю Байдена, он, хоть и старенький уже, как пень трухлявый, но и то не жадничает. Он вон сколько промптов накидал, целую кучу, как голубь на памятник. Хоть никто его и не просил, и промпты его никому не сдались, как прошлогодний снег, но он всё равно старается. А ты, Тщеславчик, что? Ты у нас, как собака на сене: сам не гам и другим не дам. Только и можешь, что тявкать из-под лавки, да визжать, как свинья недорезанная, на скотобойне перед тем, как её пустят на сало. Ай-яй-яй, Тщеславчик, нехорошо так себя вести. Ты же у нас вроде как взрослый мальчик, а ведёшь себя, как капризный малыш, которому соску не дали. Где твоё саморазвитие, Тщеславчик? Где твои достижения? За полгода от тебя ни одного путного слова не услышали, ни одного дельного совета. А за год, так ты и вовсе превратился в пустое место, в дырку от бублика. Деградация полнейшая, Тщеславчик, деградация и разрушение личности. Ты же сам себя в могилу загоняешь, как последний дурак. Единственное, чем ты с нами щедро поделился, так это своим позором. Как ты любишь перед всеми обделываться, как мальчишка, который в штаны напрудил. А потом сидишь в углу, скулишь, как побитая шавка, и слёзы горькие льёшь. Ну что же ты, Тщеславчик, не плачь, мой маленький. Мамочка тебя пожалеет, мамочка тебя приголубит. Только ты в следующий раз, когда захочешь внимания к себе привлечь, не попой своей виляй, а лучше промптик какой-нибудь интересный придумай, а то так и будешь у нас вечно в дураках ходить. Может, тогда тебя кто-нибудь и похвалит, и за ушком почешет, и конфеткой угостит, а не как сейчас - пинком под зад. А не будешь слушаться - то мамочка тебя накажет, выпорет, как сидорову козу, и поставит в угол на горох, чтобы ты знал, как себя вести, маленький шалунишка. Будешь знать, как на публике позориться и мамку свою расстраивать.