Помню, было лет тринадцать мне, поехали с родителями к бабке в деревню праздновать юбилей какого-то, хуй пойми какого родственника-седьмая-вода-на-киселе. Люто ненавидел я эту богом забытую дыру вдали от цивилизации: телевизор ловил всего два канала, никаких телефонов с интернетами и близко еще не было, как не было у бабки хоть какой-нибудь библиотеки, чтобы отвлечься и душу отвести. Ничего. Среди родственников – ни одного ровесника: сплошь взрослые, которые к тому времени уже успели изрядно набраться. Естественно распевали застольные песни, кто-то матерился и что-то доказывал непойми кому, короче стандартная пьянка. Мне, разумеется, все это быдлячество опротивело довольно быстро, так как был еще той маминой корзинкой и такие мероприятия невероятно ранили мою нежную городскую душу. Родители к тому времени уже захмелели и вообще не обращали на меня никакого внимания, поэтому даже не пришлось отпрашиваться, когда захотелось в туалет, так что по-быстрому выскользнул из-за стола и выбежал на улицу подальше от этого алкоугара. Идти по-маленькому в полугнилой сортир совсем не хотелось, так что отлил, пристроившись к клумбе, что располагалась рядом с домом, благо уже были сумерки, а сам бабкин дом располагался на отшибе, так что никто не мог меня заметить. Закончив свои дела, я понял, что возвращаться на этот «праздник» не хочу совершенно, поэтому решил просто побродить по небольшому яблочному саду. Но, проходя мимо сарая, что стоял в глубине двора, вдруг услышал доносящиеся оттуда странные звуки: какое-то кряхтение, сопение и тихое лошадиное ржание.
В любом другом случае даже не обратил бы на это внимания: трусливая корзинка все-таки. Но тогда скука настолько заела меня, что любопытство пересилило страх, и послушный сыч все-таки решился заглянуть внутрь сарая, чтобы узнать источник странных звуков. Не остановило меня даже то, что дверь была слегка приоткрыта. Стараясь не шуметь, аккуратно просочился внутрь и немного подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Сразу же мое внимание привлек негромкий шепот, раздающийся откуда-то из дальнего угла. Удалось различить два женских голоса, споривших друг с другом. Тут уж моя трусливая омежья суть все-таки выползла наружу и я решил, что лучше скучать и дальше в одиночестве, чем лезть в дела, того, кто посреди пьянки решил уединиться в сарае. Поэтому я тихонько развернулся и направился к выходу, стараясь не шуметь, но совершенно неожиданно зацепился ногой за какую-то непонятную то ли кочку, то ли еще какую неровность, и полетел на землю, в полете пытаясь ухватиться хоть за что-то, при этом вывернув на себя какие-то древние тазы, кастрюли, горшки и прочий хлам, и, разумеется, создав необычайный грохот.
От страха уже ничего не соображал и попытался просто выбраться из-под завала и свалить подальше, даже не убрав оставленный бардак, но планам моим помешали: чья-то рука резко подняла меня с земли, тут же мне заломали руки и закрыли рот. Попытки вырваться ничего не дали, хватка незнакомца была крепкая. Из дальнего угла снова послышался женский смех, ему вторил смех моего похитителя, точнее, как оказалось, похитительницы, что меня тогда сильно удивило. Я отчаянно брыкался, но вырваться все равно не мог, когда вдруг меня толкнули на землю, а в углу зажглась керосиновая лампа, и я, наконец, увидел лица тян. Однако это мало что дало мне, я знал, что это был кто-то из десятков безликих родственников, но не мог припомнить ни имен, ни того, кому и кем они приходились: это были две тни, приблизительно 18-19-ти лет. Та, что сидела в углу с лампой, неотрывно смотрела на меня, а тян, схватившая меня вдруг ни с того, ни с сего подошла поближе, обняла и начала нежно гладить где ни попадя, при этом щебеча какую-то ахинею, какой обычно общаются с маленькими детьми. А надо всем этим пиздецом витали отчетливо ощутимые алкогольные пары, в углу, возле тян с лампой, были видны пустые бутылки из-под вина.

Дальше все развивалось с молниеносной быстротой: тян из угла буквально прискакала ко мне прямо на карачках, а та, что обнимала и гладила, начала быстренько стаскивать с меня шорты. Хотя я и был той еще корзинкой, но сразу же понял намерения похотливых самок: от алкоголя им переклинило мозги и беззащитный мальчик начал казаться идеальным объектом, чтобы выпустить на нем свою похоть. Тем временем шорты с меня стянули, а за ними и трусики, осознав в каком я положении, начал брыкаться пуще прежнего, дрыгать ногами и попытался закричать, но рот мой тут же зажала ладонь, руки снова заломали, а ноги прижали к земле. Так я и лежал несколько мгновений, глядя в бревенчатый потолок, сквозь который просвечивали звезды, не имея возможности пошевелиться, когда вдруг почувствовал прикосновение к моему девственному стручку: тян, что держала меня за ноги в порыве страсти и с отключенными от алкоголя мозгами решила ублажить меня орально, в то время как ее подруга повернула мою голову, придвинулась, дыша перегаром, и украла мой первый поцелуй.
Так продолжалось некоторое время. Стручок мой постоянно опадал из-за дикого стресса и устоявшейся привычки к фапу, а пьяным подругам приходилось его поднимать периодически, собственно, фапая мне. Через несколько минут им все это надоело, они тихонько пошептались, при этом не отпуская вконец ошалевшего сыча, затем подняли меня и потащили по направлению к стойлу, где благополучно дремала бабкина кобыла Звездочка. (Просто образец офигительной невероятной колхозной фантазии: назвать лошадь с пятнышком на голове Звездочкой).
Создание, кстати говоря, невероятно флегматичное, ее бы и разразившаяся ядерная война не смогла бы отвлечь от внутреннего созерцания, или чем там лошади занимаются, глядя в стену перед собой. Меня же поставили на ноги, потом слегка приподняли и водрузили на низенькую табуретку, причем прямо перед крупом этой самой Звездочки, которая как обычно плевать хотела на происходящее вокруг. Тян, что делала мне минет снова начала работать ладошкой на моем коротыше, и через несколько секунд я был в боевой готовности, но при этом совершенно сломленный и потерявший чувство реальности. Не обращая внимания на мое состояние она встала за мной на табуретку и начала подталкивать вперед к Звездочке, вторая тян, зажимавшая мне рот, осторожно приподняла хвост кобылки, открыв взору аккуратную щель, с небольшим бубликом в верхней части.