>>424863
С ужасом обозрев глубину собственного невежества, Семён решил исправиться и всерьез взяться за чтение. Удалившись от мирских забот в прохладный полумрак собственной комнаты, он часами просиживал за пыльными, с пожелтевшими страницами томами, водя пальцем по строкам и шевеля губами, будто шепча, и лишь иногда вскакивал и принимался порывисто мерить шагами заставленный стопками книг пол, временами останавливаясь и замирая: тогда тщедушная фигура его приобретала странные, гротескные очертания, словно сделанная из мягкого воска, неравномерно подвергшегося действию тепла, а некрасивое, но одухотворенное лицо складывалось в причудливые, порою пугающие гримасы, невероятным образом соединяющие выражения боли и экстаза. Просыпаясь, он первым делом хватался за какой-нибудь том, носил его с собой в уборную, клал перед тарелкой, даже приспособил для него некое подобие пюпитра, дабы не прерываться во время гимнастических упражнения — прерывался же он, лишь когда отяжелевшие веки крепко смыкались над воспаленными глазами, а натруженные руки ослабевали до такой степени, что выпускали книгу, которая с грохотом падала на голый пол. Впрочем, этого Семен уже не слышал, так как в этот момент Морфей крепко принимал его в свои объятия и стремительно уносил в свое сумрачное царство. Встречаясь с друзьями, контакты с которыми, впрочем, стали все реже, но при этом приобрели некоторую регулярность, словно подчиненные своего рода расписанию, он держался, как и полагается человеку в его положении: смотрел на всех немного свысока, снисходительно, говорил мало, но по делу, а речь его, отточенная часами риторических упражнений и напряженной умственной работы, повергала окружающих в состояния благоговейного ужаса. Даже само лицо его изменилось: лоб словно стал выше, нос заострился, губы истончились и обескровили, щеки впали, а глаза горели лихорадочным огнем. Друзья Семена обожали и преклонялись перед ним: то тут то там он рассыпал, словно драгоценные жемчужины, имена писателей, поэтов, философов, а окружение ему внимало с замедлившимся дыханием. Потрясенные произошедшими с ним переменами, они с ужасом обозрели глубину собственного невежества...