— Алло, скорая.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— А это старший врач?

— Да, Грибок.

— Здравствуйте, моя фамилия Кенюх Игорь Григорьевич, я начальник изолятора временного содержания на Окрестина. Так. Смотрите, значит, у меня сейчас находятся, только что были две бригады ваши, вот. Слышите меня?

— Да, слышу.

— Я сейчас… У меня был разговор с врачами. Я вам хочу сказать, ну, мягко так, что это врачи не совсем благонадежные и они здесь не должны находиться. Если можно, уберите их, пожалуйста, отсюда. Они несут абы что и не туда, куда надо.

— Как это понять, объясните, пожалуйста? Что значит «неблагонадежные»?

— Сочувствуют задержанным.

— Ну это нормально, они же медработники.

— Нормально?

— Ну медработники, ну как они могут не сочувствовать?

— Нет-нет, стоп-стоп, немножко не то (неразборчиво). Хорошо, я вас услышал. А как ваша фамилия?

— А?

— Мне надо звонить министру, как ваша фамилия?

— Моя фамилия Грибок. Мария Александровна. (Кенюх пытается что-то сказать). Минутку, минутку, минутку, я с заведующей поговорю.

— Голос на меня не повышайте.

— Я не повышаю голос. Я сейчас с заведующей поговорю по этому вопросу, одну минуту. (Видимо, обращение не к говорящему по телефону). Начальник, на Окрестина… (Приглушенные голоса, затем Кенюх пытается что-то сказать). Минуту.

— Мне некогда.

— Вот, доктор второй мне говорит. Только что бригада повезла двоих «тяжелых» больных, один — судороги. Так как не…

— Так нет, вопросов нет. Две бригады — 602 и еще какая-то, 212.

— Ну так они и осматривают.

— Все, всего хорошего. Мы примем решение сами, добро. Грибок Мария Александровна?

— Да. Пошла заведующая, доложит главному врачу.

— Давайте, хорошо, спасибо.

>>63289 (OP)
Кто же такой был этот Стучка, и в чём заключалась юридическая деятельность роденовского мыслителя из Прибалтики?
Во-первых, Стучка отменил САМО ПОНЯТИЕ ПРЕСТУПНОСТИ.
Преступников НЕТ. Стучка писал: "Наука уголовного права ставит себе задачей - бороться за изжитие явления, обозначаемого историческим словом "преступление"... Слово "преступность" не что иное, как вредная отрыжка буржуазной науки."
"Возьмём пьяницу, даже не пьяницу, а просто крестьянина, который напился "вдрызг" и в драке убил случайно того или другого... Если крестьянин совершил убийство по бытовым побуждениям, мы этого убийцу могли бы отпустить на свободу с предупреждением, ибо мы, по данным дела, уверены, что во второй раз он не совершит убийства. И наоборот, кулак, эксплуататор, даже если он формально и не совершал никаких преступлений, уже самим фактом своего существования в социалистическом обществе является социально вредным элементом и подлежит изоляции."
(Загорье вспоминал: "При упоминании слова "преступность" Пётр Иванович всегда недовольно морщился и обычно прибавлял "так называемая".)

Вот так. Уже этого достаточно, чтобы любой правовед упал в обморок. Да и трудно вообще найти человека, который в здравом уме и твёрдой памяти мог бы спокойно прочесть ТАКОЕ. Но это ещё не всё. Далеко не всё.

Во-вторых, гениальный Стучка отменил САМО ПОНЯТИЕ ЗАКОНА в европейском смысле этого слова (а вслед за этим и юриспруденцию как таковую):
"Нет ничего менее производительного, чем спор о законности закона, которому пора в печку".
"Мы получили проклятое наследство от буржуазной законности вообще, ибо она превращает суд в нечто окаменелое и укрепляет то, что написано в законе..."
"Так называемая юриспруденция есть последняя крепость буржуазного мира.

Между прочим, с таким умонастроением Стучка был руководителем научного коллектива советской "Энциклопедии государства и права", профессором МГУ и первым ректором Института советского права. Легко представить, чему он учил студентов:
"Наше намерение вовсе не заключается в том, чтобы сделать из студентов законников, а, наоборот, в том, чтобы сделать людей, свободных от фетишизма закона." Полное отрицание законности, конечно, только и может быть основой марксистской философии права, ведь марксизм есть система сознательного обмана, призванного обеспечить бесперебойное функционирование тела "марксиста". Это ложь, обеспечивающая в данный момент наиболее выгодный и лёгкий доступ к чистому воздуху, продуктам питания, помещениям для рекреации, особям противоположного пола и т.д. Стучка здесь действовал очень последовательно и просто. Как удачно сказал один из его соратников А.Блауберг:

"Стучка ставил задачу, чтобы Институт советского права давал не "книжного- юриста, а советски образованного трудящегося правовика-лениниста, умеющего гибко разбираться в сложнейших вопросах, но не в целях усложнения жизни, а в целях её упрощения."

Для упрощения жизни Стучке, конечно, была нужна знаменитая марксистская "диалектика". ("Формальной логике, как основе буржуазно-юридического мышления, мы противопоставляем последовательно применяемую революционную диалектику".) "Диалектика" позволяла врать совершенно свободно и завтра говорить противоположное тому, что было сказано вчера. Вчера необходимо было, опираясь на подонков общества, перерезать европейскую верхушку, обречённо сопротивляющуюся азиатизации России. Появилась на свет изложенная выше "теория" Стучки о невинных убийцах, жертвах капиталистической эксплуатации. Но враги перерезаны, и, вместо чесания пяток урчащим от удовольствия уголовникам, советское право начинает миллионами швырять пролетариев в тюрьмы за малейшее нарушение трудовой дисциплины.

Стучка тут как тут:
"Новые обстоятельства - изжитие безработицы и недостаток рабсилы, необходимость резко поднять социалистическую труддисциплину, усилить борьбу с рваческими тенденциями, летунством и т.п. - были быстро учтены Петром Ивановичем, проведшим крутой перелом в судебной практике по трудделам, что явилось громадным плюсом для социалистического строительства, для обеспечения большевистских темпов работы."

И наконец, неизбежное "в-третьих". Наплевав на элементарнейшие нормы человеческого общежития (ну убил чувак, ну и что; убили мы невинного, а чего такого- то?) и швырнув в печь законы человеческого общества, Стучка неизбежно "показал себя в деле", став одним из зачинщиков коммунистического террора - бессудной массовой расправы над населением "доставшейся" большевикам страны. Один из соратников Стучки, К.Гайлис, захлёбываясь от восторга, повествует о дебюте большевистского наркома юстиции:

"Проект Стучки о создании революционного трибунала в его первоначальном виде был гораздо шире и недвусмысленно подчёривал его неограниченное право, не стеснённое никакими формальными рамками, превращая его в действительно боевой орган диктатуры пролетариата. Такая постановка вопроса не только вызвала бурю протестов у левых эсеров, не допускавших мысли о возможности суда без законов, но и вызвало недоумение и сомнение у многих революционно настроенных большевиков, не могших никак освоиться с мыслью, что революционный трибунал по любому делу сможет назначить наказание "какое захочет", как выражались некоторые. Несмотря на враждебное отношение к проекту левых эсеров и скептицизм некоторых большевиков, Пётр Иванович со свойственной ему настойчивостью в принципиальных вопросах провёл этот декрет при активной поддержке Ленина... Сам Пётр Иванович вспоминает, что декрет о национализации всемогущего банковского капитала прошёл легче, чем декрет о суде, и восклицает: "Нам нынче непонятна та робость, какую тогда вдруг смелые наши товарищи почувствовали перед бутафорным престолом буржуазной фемиды".

Дикое постановление Стучки, от которого стало не по себе даже соратникам и союзникам Ленина, вызвало бурю негодования в России. Собственно последнее, что успела сделать уже искореняемая большевиками свободная пресса, это плюнуть в лицо латышскому палачу. Керенский воскликнул: "Всё пропало - Россией правят стучкины." Один из стучкиных вспоминал на траурном заседании (вслушайтесь также в сам строй речи оратора - это стоит многого):

"Работа Петра Ивановича с бешеной злобой была встречена в декабрьские дни 1917 года буржуазной печатью, которая хотела нас оскорбить, напечатав статью под названием "Стучкины дети". Этот человек, который написал эту статью, оказался прав только в одном, в самом заголовке "Стучкины дети". Этот человек прав в том отношении, что действительно у тов. Стучка были дети и Стучкиными детьми является то поколение, которое вместе с ним работало и которое многому у него научилось. Стучкиными детьми являются некоторые из присутствующих здесь, и действительно надо гордиться тем, которые имели возможность с ним работать, что некоторые действительно вправе себя назвать Стучкиными детьми." "Некоторые которые стучкины дети" живут. Когда смотришь заседания советского парламента, трудно отделаться от впечатления, что перед нами третья серия талантливой экранизации "Собачьего сердца". Любимая ария советского парламентария:

Подходи буржуй, глазик выколю,
Глазик выколю, другой останется,
Чтобы знал, говно, кому кланяться.
Вот развивайте ЭТО, стройте законность на ЭТОМ. На наследии Муция Сцеволы, Цицерона, Ульпиана, Трибониана развивать русскую юриспруденцию? Зачем? Взять дебилов, назначить их докторами наук, и "от простого к сложному" развивать. Главное - преемственность, сохранение традиций. Чтобы без революций всё. Глядишь, через поколение-другое из частушки Гомер появится.

Вот что по поводу сегодняшнего дня пишет бывший директор Института социологии НАН Геннадий Коршунов:

Что-то я сегодня не вижу постов о том, что, дескать, протест сдулся...
Знаете, почему почему не вижу?
Потому что нет таких постов.
Потому что ничего не "сдувается". И все видят, кроме Лаврова. Если кто этого не видит, просто спросите у него, когда власти закрыли самое большое количество станций метро? Когда власти запретили ехать в некоторые районы наземному общественному транспорту? Когда власти приказали блокировать интернет на самое долгое время?
И еще все видят, это уже не "протест". Я не знаю, геноцид ли это, новый холокост или то, для чего еще не слова...
Потому что я не знаю других случаев, когда людей, говорящих на одном из двух государственных языков, представители силовых органов метят краской для своего "усиленного внимания". Я не знаю, как правильно называются ситуации, когда флаг, который одна часть общества считает своим национальным, силовики бросают на ступеньки автозаков и заставляют проходить по нему. Я не знаю, как называется, когда одни забивают насмерть человека - за ленты национальных цветов...
Зато я, наверное, знаю, как называется то, что сейчас чувствуют беларусы. Не просто граждане Республики Беларусь, а - БЕЛАРУСЫ, где бы они ни жили!
Я знаю, почему гибель Бондаренко всколыхнула сильнее, чем Тарайковского, Шутова и других ребят - потому что появилось чувство МЫ. Три месяца назад его, этого чувства, не было. А сейчас оно есть. Потому что есть БЕЛАРУСЫ.
И я точно знаю, что сейчас дает это МЫ - оно дает огромную боль, чувство вины и жгучий стыд. Потому что эти чувства от единения сотен тысяч и миллионов Я. Мы делим между собой боль, вину и стыд - и каждое Я они уже жгут не так сильно.
Но пусть жгут. Это правильно. Пусть чувства жгут сильнее. Не потому что есть за что, а потому что МЫ будет крепче.
Это МЫ - есть, оно уже родилось. Оно живое и бьется как сердце. Наверное, оно для этого и нужно - для общей боли и общего счастья, общего горя и общих побед. Наверное, за эти месяцы боли было больше, чем побед. Но победы тоже были - и общие для всего МЫ, и отдельные для каждого Я.
Главное, что нужно понимать - это МЫ пережило опыт, который никогда не забудется. Ни опыт совместной боли, ни чувства общей победы.
Это нельзя загнать ни под какой плинтус.

>>63289 (OP)
Мориори — коренной народ, населявший острова архипелага Чатем, Новая Зеландия.
Принято считать, что последний чистокровный мориори (Томми Соломон) умер в 1933 году, однако многие наследники из смешанных браков продолжают считать себя мориори и поддерживают культуру, язык и традиции народа.

Ограниченность населения вызвала введение мориори культурных запретов на каннибализм, являвшийся частью традиций их предков — маори. Попытка сохранить свой народ вызвала введение культурных и религиозных запретов на ведение войн. Пацифизм как идеология был сформулирован легендарным вождём мориори Nunuku-whenua. Изданный им запрет на насилие и каннибализм гласил:
...когда люди сердятся и чувствуют, что они в гневе могут ударить другого человека, они могут это сделать, но лишь палкой толщиной не более чем в большой палец, и длиной не более руки. Бой заканчивается при первом повреждении кожи или появлении капли крови и тогда все должны считать, что их честь удовлетворена.

Запрет на войну сопровождался страшным проклятием:
"Отныне и навеки, с этого дня, пусть никогда не будет войн! Да сгниёт ваше чрево в тот день, когда вы осмелитесь ослушаться!

Маорийское завоевание и геноцид

19 ноября 1835 года на остров Чатем на захваченном[11] британском бриге «Lord Rodney» прибыл первый отряд в 500 воинов маори. В ожидании второй партии воинов, маори с Lord Rodney, чтобы запугать мориори, убили 12-летнюю девочку и повесили её тело на мачте. 5 декабря 1835 прибыл второй корабль с 400 воинами на борту. После этого отряды воинов маори, вооружённые ружьями, боевыми дубинами и томагавками, начали без спроса, приглашения или разрешения местных жителей обходить территории островов и захватывать земли мориори. Прибывшие захватчики объявили себя хозяевами всех земель, а коренных островитян своими рабами.

Чтобы обсудить создавшееся сложное положение, мориори собрали совет всех племён в поселении Те-Апаватики. Зная о склонности маори к убийствам и каннибализму, молодые мориори и некоторые старейшины настаивали на оказании сопротивления захватчикам, заявляя, что пацифистские принципы Нунуку более не соответствуют требованиям дня. Однако верховные вожди Тапата и Тореа категорически отвергли их требования, заявив, что заветы Нунуку не являются законом, который может быть отменён в зависимости от той или иной ситуации, а являются непреложным моральным императивом.

Когда мориори отказались подчиниться захватчикам, не прибегая при этом к насилию, маори устроили беспощадную резню коренных жителей. Они убили большую часть мориори и захватили всё их имущество и земли. Мориори, имевшие культурный запрет в течение многих столетий на ведение войн и не имевшие военных традиций и организации, стали лёгкой добычей для нападавших, тем более что прибывшие имели численный перевес и огнестрельное оружие. Захватчики подвергли народ мориори настоящему геноциду, о чём вспоминал выживший мориори: «Маори начали убивать нас как овец… Мы были в ужасе и бежали в кустарники, скрывались в расщелинах, кто где, чтобы укрыться от убийц. Нигде не было спасения, нас находили и убивали всех подряд — мужчин, женщин и детей без разбора». Около 300 мориори были ритуально зарезаны и съедены воинами маори. Маорийский завоеватель впоследствии рассказывал: «Мы вступили во владение в соответствии с нашими обычаями и поймали всех. Ни один не сбежал. Сбежавших мы убили, некоторых других тоже, но что из того? Это было в соответствии с нашим обычаем!» Все оставшиеся в живых мориори были обращены в рабство и стали собственностью племён нгати-мутунга и нгати-тама.

Чтобы внушить островитянам ужас, маорийские поработители подвергли ритуальной казни каждого десятого мориори, оставив их связанными умирать мучительной смертью от жары на пляже в течение нескольких дней. Захватчики также запретили мориори говорить на своём родном языке. Чтобы унизить мориори и сломить их морально, захватчики принудили их осквернить собственные священные места, заставив их там мочиться и испражняться. Из-за этого многие мориори умирали от «конгенге» (отчаяния), а другие кончали жизнь самоубийством.

Исследователь Эрнст Диффенбах, посетивший в 1840-х годах острова Чатем на корабле Новозеландской компании, сообщал, что мориори находились в тяжком рабстве у маори и подвергались такому жестокому угнетению, что по сравнению с ним смерть была благословением.

Маорийские завоеватели запретили своим мориорийским рабам вступать в брак между собой, а мориорийским женщинам иметь детей от мужчин-мориори. Маорийские захватчики насиловали женщин-мориори и многие из них были вынуждены рожать детей от своих хозяев-маори. Лишь небольшое число женщин-мориори смогли создать семьи с мужьями из мориори или европейцев. Некоторые женщины-мориори были вывезены завоевателями и никогда не вернулись на родину. Принято считать, что к 1862 году из общего известного максимального количества в 2000 человек в живых оставался лишь 101 представитель народа мориори, что составляет лишь 5 % их первоначальной численности.