Я тут попробовал представить рус!хуман!стак, получилась какая-то мыльная жопера про девяностые-нулевые уровня Кармелиты. Судите сами:
Все начинается со знакомства с персонажами. Арадия - цыганка, кочует с табором, дружит с Соллуксом и Тавросом. Таврос - деревенщина, любит животных и убирать бычий навоз. Соллукс - нищестудент, кроме стипендии подрабатывает быдлокодером и вебмакакой, живет в сраной хрущевке. У Карката батя - свидетель Иеговы, лол, чего тот очень стыдится и даже спускает с лестницы одного сектанта, пришедшего к бате. Терези учится на юриста и практикует в местном отделении МВД. Вриска - доча крупного бизнесмена, гоняет на гелендвагене и пользуется дружбой с Терези, чтобы покрывать свои проказы. Эквиус - сын цыганского барона, который влез в бизнес и осел на месте, имеет нездоровый интерес к лошадям и Арадии. Гамзии - сын местного депутата, главный поставщик веществ в округе, дружит с Каркатом.
Все начинается с того, что Эквиус сватается к родичам Арадии, пока та с Соллуксом шароебится по полям сражений, занимаясь поиском артефактов. Каркат приходит домой и застает иеговиста дома, после чего, несмотря на протесты бати и под одобрение бабок у подъезда, спускает его с лестницы ит кипс хаппенин! после чего ругается с батей и уходит в бар. Вриска с очередным ебырем гоняет на жыпе и пиздит по дороге с Терези, прося прикрыть очередную ее проделку. Арадия узнает охуительные новости в таборе, что ее уже просватали за потного конееба. Она назначает встречу Тавросу, чтобы спросить у него совета. Каркат в баре встречается с Гамзи, и тот предлагает свои связи, чтобы выкинуть сектантов нах из города. Таврос идет по шоссе, его сбивает нахуй Вриска. Арадия видит издалека, как тело Тавроса сбрасывают в овраг, причем на обратном пути Вриска зацепляется за куст и оставляет пучок волос. Арадия выхаживает Тавроса и проводит чернейший обряд над волосами Вриски. Та, в свою очередь, со своим ебырем находят СОллукса, пиздят его, и через его телефон вызывают Арадию. Когда та является, Вриска стреляет в нее из пистолета, отправляя в глубокую кому, а табор сжигает нахуй. Терези в ахуе посылает Вриску в жопу, за что вечером получает перцовым баллончиком в глаза. Вот вам и сюжет для первых серий.

Огромные площади в центре, множество коридоров, маленькие комнатушки. Всё это так представлялась от незнания. Столько новых знакомых в перспективе, привет я Терези, привет я давно уже здесь, а осознался только сейчас. Если бы это было сегодня, моя воля пережить это ещё раз, не отказались бы. Там комната, в ней Терези, но она не спала. Есть ли слова в текстовом, словарном, речевом-изъяснительном допущении, эквивалентные тому, что я чувствую, способные подойти под описание, а что если она, то лучшая не много не мало. Умнее не сыскать, этот ум, лисичка, прохвост, прямолинейная натура, чтобы говорить ХОЧУ БЛИЗОСТИ. Частный розыск. Ну а если к теме, то Терези пригласила меня в дальнюю комнату, в которой в отличии от всего остального, монолитного, безжизненного строения установлена деревянная дверь, даже без замка. Прямо в одежде, два тела, окутанные тёплой слизью, затекающей во всевозможные уголки, включая самые сокровенные желания в голове. Слизь и немного крови. Можешь смеяться над моими шутками вместе со мной, можешь надо мной, ведь мы понимаем друг друга. Сидя у неуместно, несоответственно местной стилистике установленной мебели объятия, наливай. Пропуская не за ненадобностью, а по авторской задумке, куча бутылок и два хладных трупа, возвращаясь назад, ласковые поглаживания. Гладить волосы, получать удары, мы висим. Намного позднее, на самом верху, спустя часы ожидания, тело касается тела, и в разговоре не звучит извинений, лишь вымышленные другим человеком факты о существовании всевозможных существ, ещё в первые разы она узнала о небольшом изъяне физиологии, заменяемом орально. Садись на колени, расставив ноги по разные стороны от моих, поза «колодец». Твои линии лица так прекрасны, маняще, растрепать рукой короткие волосы. Угольно-чёрное небо над головой и в знак сожаления и в стремлении к равенству тёмно-бирюзовый вклад банк моего организма, преграждает доступ кислорода в дыхательные пути и добро орошает липкой слизью, извиваясь как шлак под напором воды. Прерываемое не без усилий тяжёлое дыхание, и возвращение к изначальной позиции и то, что находится вне привычного представления человеческих особей, обвивается за вполне банальный бескостный инструмент труда пролетария. Как во время охоты на кита, гарпун должен быть запущен с приличной силой, чтобы пробить новое, неестественное отверстие и как точный расчёт инженера, чтобы детали подошли друг другу технологическими отверстиями и выступами. Я люблю, когда её рога находятся между моих средних и безымянных пальцев, смотря в своё отражение на очках. Голова откидывается назад, как неваляшка, а руки сжимают твёрдые, сочные сплетения мышц, обтянутые кожей, так что чувствуется, как зреет надрыв. Вышедшие на крышу обитатели, мой давший друг, изгибом рогов грозящий к потере печени и лёгкого за одно лёгкое движение, пробивают насквозь. Застав их в синяках, с завязанной на шее верёвкой, я подходил и нежно целовал её, вплетая в обсуждения их общей чёрной ненависти капли красного, за закреплённой в постыдной позе леди усердно работал мой брат по разуму, но не по крови и руки, извлекая хлюпающий звук, скользили по ранам от когтей на нежном теле. Подойдя впереди них, я целовал Терези в губы. Тому, что выше меня по всем параметром, двояко, социально успешнее и душевно состоявшегося, трёхметровый исполин, и будучи здесь с ними, я заметил, что убийство недопустимо и раскладывая возможные вариации финала, ни к чему не приведёт. Будучи под обоими, я сжал его руку: «хонк, хонк», а кит, отделавшись от погони охотников, заплывал в подводную пещеру, словно рыбка-бананка, чтобы почувствовать блаженство глубины чёрных океанов, столь привычных для такого существа как он. Наедине, что расположилась на отрезке времени в другом позиционном статусе, ползунок отмотав вниз, я видел, как то, что вы принимаете за одеяние было вывернуто и была опущена милая шутка, замечание, на что Терези отреагировала низвергнув меня в пучину глубочайшего стыда путём излияния речи, наполненной язвительными замечаниями.