Паста

Читаю сборник о жизни магаданских писателей. Среди них - Валентин Валентинович Португалов (1913-1969). В 1937 году его, студента Литинститута арестовали и отправили на Колыму, где он оттрубил два срока.
Его идеей после сталинизма стало как-то наказать доносчиков. В частности, одну его коллегу. В начале 1960-х он пишет военному прокурору СССР:

«В июле месяце 1937 г. я был незаконно осуждён Особым совещанием НКВД СССР на пять лет исправительно-трудовых лагерей с формулировкой «за контрреволюционную агитацию». Было бы очень долго рассказывать о тех издевательствах, которые я вытерпел на следствии: здесь и ночныед опросы, и побои, которые я получал от следователя сержанта Гайкевича, и «стойки» с томиком Ленина в вытянутых руках, и всякого рода унижения и оскорбления, полученные мною от работников следственного аппарата. «Свидетелем» обвинения по моему делу была, тогда студентка того же института, а ныне –литератор, частенько разъезжающая по заграницам – Екатерина Алексеевна Шевелева. Это «штатный свидетель» – клеветник по всем дутым делам, созданным в 1936–1938 гг. в Институте советских писателей: дело Галины Воронской (ныне реабилитированной), дело Михаила Гая, Нагаева, Александра Шевцова (талантливого поэта, погибшего в лагере) и нескольким другим делам…»

Решил посмотреть, что это за Шевелева. А у неё интересная биография.
С 1940 года она – в ЦК ВЛКСМ и «курировала Ярославль. Познакомилась и подружилась с первым секретарём Ярославского обкома ВЛКСМ Ю. В. Андроповым, который тоже писал стихи, до войны посвятила ему четыре стихотворения. Всю оставшуюся жизнь их связывала крепкая дружба. Впервые публично стихи Андропова прозвучали после его смерти, когда Шевелёва прочитала их с трибуны 8-го съезда писателей СССР. Хранитель поэтического наследия Андропова.
Сотрудник АПН, в т.ч. в Индии. Ради дела мира вышла на связь и подружилась со Святославом Николаевичем и Девикой Рани Рерих, одной из первых в СССР опубликовала о них очерки в книге «Улыбнется ли Бентен?» (1969 год). Посол мира (член Советского комитета по защите мира).
Автор песен из репертуара Валентины Толкуновой, Иосифа Кобзона, Майи Кристалинской, Татьяны Покрасс, ансамбля «Самоцветы» и др.».
(А Португалов известен ещё и тем, что выучил на Колыме языки местных народов. Вместе с композитором Н. Харвой впервые собрал и издал чукотские и эскимосские сказки, в т.ч. и в переводе на русский язык).

Паста

Исследование доктора исторических наук Владимира Безгина описывает санитарно-гигиенические условия крестьянского быта в Черноземье начала ХХ века («Российский крестьянин в годы войн и мирные годы, (XVIII-XX вв.» Сб. труд. участ. науч. конф. (Тамбов, 10 июня 2010 г.)
«О санитарных требованиях русские крестьяне имели смутное представление.
Полы, в большинстве своём земляные, служили источником грязи, пыли и сырости. Зимой в избах содержался молодняк – телята и ягнята, следовательно, о какой-либо опрятности не могло быть и речи. Солома служила универсальным покрытием для пола в крестьянской избе. На неё дети и больные члены семьи отправляли свои естественные надобности, и её, по мере загрязнения, периодически меняли.

О чистоте постелей в сельских избах можно говорить только относительно. Часто постелью служил «соломенник», т.е. мешок набитый ржаной или яровой соломой. Солома эта не менялась иногда по целому году, в неё набиралась масса пыли и грязи, заводились клопы. Почти не было постельного белья, лишь подушки иногда одевались в наволочки, да не всегда были подушки. Простыню заменяло рядно, домотканая подстилка, а одеяло не знало никаких пододеяльников.

Не было в сельском быту и надлежащей гигиены питания. Пищу в крестьянских семьях, как правило, употребляли из общей посуды, столовых приборов практически не знали, пили из кружек по очереди. Посуду крестьяне после приема пищи не мыли, а только ополаскивали её в холодной воде и ставили на место. Настоящим образом посуда мылась не более одного-двух раз в год.

Уборных не было. Так, в воронежских сёлах отхожих мест не устраивали, а «человеческие экскременты были рассеяны по полям, на дворах, задворках и пожирались свиньями, собаками, курами».

Этнографические источники конца XX века содержат сведения о наличии в крестьянских избах вредных насекомых: тараканов, клопов, блох. Можно сделать вывод о том, что они являлись неизменными спутниками сельского быта. Головная вошь – обычный спутник всего населения; особенно их много водится на детях. Бабы в свободное время «ищут друг у друга в голове». Мать, лаская своего ребенка, непременно, хотя слегка поищет в его волосах паразитов. В путевых заметках А.Н.Минха, находим следующее наблюдение автора о любимом занятии крестьянок одного из сел: «Баба деревянным гребнем, употребляемым для расчёски льна, роется в голове другой, а частое щёлканье доказывает изобилие насекомым в волосах наших русских женщин».

В летнюю пору крестьян одолевали блохи, даже Петров пост мужики называли блошиным постом. В это период в деревнях можно было наблюдать такую картину: «В избе сидели мужик и баба, совершенно голые, и занимались ловлей блох, нимало не стесняясь, – так принято и ничего здесь нет предосудительного».

Бань в русском селе было катастрофически мало. По сведениям А.И.Шингарева, в начале ХХ века бань в с. Моховатке имелось всего 2 на 36 семейств, а в соседнем Ново Животинном – одна на 10 семейств. Большинство воронежских крестьян, по подсчётам автора, мылись раз-два в месяц в избе в лотках или просто на соломе.

Отсутствие личной гигиены являлось причиной распространения большинства инфекционных заболеваний в русском селе. Исследователь дореволюционной поры Н.Бржеский на основе изучения быта крестьян черноземных губерний пришел к выводу о том, что «плохое качество воды и решительное равнодушие к содержанию себя в чистоте становится причиной распространения заразных заболеваний». Да и могло ли быть иначе, когда ели из одной миски, пили из одной кружки, утирались одним полотенцем, пользовались чужим бельём. Объясняя причину широкого распространения сифилиса в деревне, врач Г.Герценштейн указывал, что «болезнь распространяется не половым путем, а передается при повседневных общежительских отношениях здоровых и больных членов семьи, соседей и захожих людей. Общая миска, ложка, поцелуй ребенка распространяли заразу всё дальше и дальше».