>>2175
>>2026
Я прочитал где-то половину или треть(1-3 дни и где-то половину или больше 4ого).
Рут сложен по нью-пивным лекалам. То есть герою сразу разъясняют что он ПСР, есть небольшая отсылка к медьме и УГ-руту, но не сильные, то есть читать пивописа перед прохождением не нужно.
Сюжет чем-то похож на сюжет амбальского Сыча, основной конфликт в первые дни это то, что Герк весь такой несчастный, никчёмный, никому он не нужен, никто его не любит. Типа сменились декорации, но результат один. Ольга единственная, кто проявляет хоть какое-то участие и поэтому Герку снится эротический сон с ней в главной роли. В четвёртый день Герк решает посмотреть странную кассту, которую нашёл днём ранее в админ.центре. На ней запись с камеры какого-то школьника Андрея который живёт в Пиндосии и однажды едет к своей советской мамке в РАДЧЕНКО и берёт с собой одноклассника-пендоса. Потом нам непрямым текстом намекают что два омериканца решили разыскать порридж и устроить в нём дабл-суисайд. Досмотрев кассету Герк понимает, что раз он такой никчёмный и не нужный, а Оля хоть и заботится, но с ней ему неясно чего ожидать, то надо идти и самоубиваться о порридж. К сожалению Герк не осиливает кодовый замок и под землю прибегают Ольга и Алиса, после диалога который вкратце можно описать как "ты что здесь делаешь мудень? руки в ноги и съебал на поверхность быстра". Ольга сажает его под домашний арест но забывает внутри ключи. На этом моменте я пока остановился.

В целом виден прогресс автора, по сравнению с его рутом Алисы-ДЖ - темп повествования стал лучше, а графомания с рефлексией ГГ не так уже душат и читать это поприятнее, плюс поведение Ольги и ГГ пока что не вызывает вопросов. Из минусов можно отметить то, что Герковость главного героя практически не выражена. Да, есть упоминания войны, на которой он был, но его глубинного стремления к справедливости нет. В одном из диалогов со Славей он вообще выдаёт что-то вроде "надо думать только о себе, свои интересы превыше всего", что вообще на него не похоже. Также, автор всё ещёт инфантильный алисохейтер, у которого Алиса ведёт себя как неадекватная дурочка 100% времени без особых на то причин. На этом пока всё.

Бездельничаю, прокрастинирую, пью. Крокодил не ловится. не растёт кокос, так как на дворе ноябрь, а у меня это всегда депрессия.

Тем не менее, уот вам мала-мала скучного текстия в качестве напоминания, что ещё жив, пишу — и недоволен написанным.

Природу можно обмануть. Всё как однажды сказал один негр, не умеющий играть — кое-какие законы всегда можно обойти, на кое-какие и вовсе наплевать, даже если речь о законах природы. Человек способен бежать со скоростью до сорока километров час в спринтерском режиме, до тринадцати — в стайерском. Но в действительности редко какой бег на дальние дистанции обгоняет обычную ходьбу хотя бы вдвое. Это закон природы. Энергоэффективность, инстинкт самосохранения, запрещающий за раз удаляться слишком далеко от племени, общее несовершенство физиологии, превращающее реальность в вымученный бред уже после полусотни километров на бегу.

Но что, если ты умеешь восстанавливать повреждённые хрящи, возвращать потраченную соль и даже разгружать забитые токсинами усталости мышцы — вот так на ходу? Более того, что, если с каждой длинной дистанцией таких вмешательств в работу тела требуется всё меньше, а выносливости почему-то становится всё больше.

Принципы, которыми на автомате пользовалось тело, человек даже самых широких взглядов обозвал бы бредом собачьим, но повреждённые связки вставали в строй, а дыхание раз за разом словно сбрасывалось, превращаясь из запалённого в свежее, ровное, словно пробежка началась только-только. Неловкая кособокая фигура, смешно выбрасывая ноги, бежала больше суток и оставила за спиной не один дневной переход, прежде чем позволила себе чуть-чуть сбросить скорость и перейти на неторопливую трусцу.

— Хелле, — унеслось прозрачным облачком в прозрачный небосвод, и первый страх отступил, неохотно укладываясь в привычное прокрустово ложе принятия. — Коласи. Эсти.

Под ногами захрустел иней, потом захлюпала ноябрьская распутица, захрипели переборами булыжники мощёной дороги, уводящей к видимой на горизонте городской стене. И все изменения, воспринимаемые позвоночником в обход сознания, заглушали первобытный ужас, мечущийся во взгляде мужчины, успокаивали, словно нашёптывали, что всё хорошо, незачем сходить с ума. Здесь всё правильно, верх сверху, стороны где им полагается, а если упадёшь — то ровно вниз.

— Человек, — машинально проговорил мужчина.

И тут же резко мотнул головой, стряхивая с себя оцепенение. Во взгляд вернулась жизнь, блеснула пытливая искорка разума, а уголки губ поползли вверх в преддверии оскала — приветливого ли, агрессивного.

Сто метров, пятьдесят. Мужчина пригляделся к негаданному попутчику, словно пытаясь понять, как к тому обращаться. Щуплая фигурка, щедро замотанная в грязный серый балахон, головной убор, смутно напоминающий некую кепку из прошлой жизни. Нищий, наверное. Или какой-нибудь паломник. То есть, по идее, персонаж безобидный, при желании можно пообщаться.

— Извините? — решился, наконец, мужчина, переходя с лёгкого бега на быстрый шаг, и стук подошв о камни раскатисто пробежал по дороге.

Ноль внимания.

— Эй, уважаемый? — мужчина обогнал неизвестного и, перегородив путь, требовательно уставился под кепку, между делом выхватывая и странное лицо, между делом напоминающее крысиную мордочку, и сальные, давно не стриженные волосы. — Ты меня понимаешь?

— Но Авьязо, — процедил крысомордый и презрительно плюнул мужчине под ноги.

— Хязо, — вежливо ответил он, оттопыривая средний палец в международном жесте любви и мира.

— Деметрос но Авьязо, — оскалился крысюк и, сбросив заплечную сумку, хрустнул шеей, становясь в явно боевую стойку. Поманил мужчину.

— Без драки разговора не будет, значит? Что ж, посмотрим, — мужчина бросился вперёд, размахивая кулаками.

Пять минут спустя он постанывал в придорожной пыли и тщетно пытался вспомнить, на каком свете вообще. Драка не сложилась сразу — крысюк при всей своей хлипкости бил, может, и не сильно, но безошибочно и прекрасно представлял все болевые точки человеческого тела. Так что сначала пропал воздух, потом гравитация… Последним сдалось сознание.

— Йоай, — на голову полилась холодная вода, и он, вздрогнув, пришёл в себя.

— Ч… что? — голос после великолепного удара в «солнышко» немного гулял, поэтому пришлось собраться как следует. — Н-не понимаю я.

— Но Авьязо йоай, — крысюк сел рядом на корточки и протянул лапу, будто предлагая помощь. — Рихти отрос.

— Сам справлюсь.

— Деметрос, — крысюк указал на него. — Аруора, — лапка стукнула в грудь. — Но Авьязо. Ретта?

— Херетта, — поднявшись, мужчина помотал головой, приходя в себя.

Замер, когда под ноги прилетело нечто тяжёлое. Аккуратно, сторожа краем глаза спарринг-партнёра, перевёл взгляд вниз. Недоумённо приподнял бровь, увидев, что крысюк бросил ему походный котелок — закопчённый от частого использования, чуточку измятый, с каким-то странным символом на боку.

— Ага, сейчас, — мужчина снова продемонстрировал добрые намерения, треснув себя по бицепсу и резко вздёрнув предплечье. — Ты победил, но готовь-ка себе сам, Аруора.

— Ха! — на вполне человеческий манер отозвался крысюк, — Тарада но. Салта.

Под ноги прилетел ещё один предмет — коричневый матёрчатый мешочек с точно таким же рисунком, что и на котелке.

— Лифа, — крысюк вдруг бесшабашно ухмыльнулся, приложил к виску средний палец и резко выбросил руку в сторону. — Астрикс блаз, деметрос.

— Да не понимаю я. Ты не умничай, на пальцах покажи, — крысюк ткнул пальцем в сторону мешка. — Что? Открыть?

— Деметрос. Деме, — непонятно пояснил крысюк. И растаял в сумерках.

— А? — мужчина за исследованием мешка и не обратил внимания, что остался один. — Соль, кресало, нож. Я же сказал, что не буду…

Он поднял голову.

— Эй, Аруора, ты где?

Тишина.

— Невежливые аборигены, — пробормотал он, складывая подарок в мешок и забрасывая тот в котелок. — Но за подарок спасибо. За оба подарка. — Он покатал на языке звучание, — Деме. Деметрос но Авьязо. Неплохое имя.

Новоиспечённый Деме хрустнул шеей как давеча делал странный попутчик, покрутил плечом.

— Но не думай, что в следующий раз я тебя пожалею, — посулил он.

И, прихрамывая, заковылял вперёд по дороге.

С каждым пройденным метром движения его становились всё увереннее, шаг всё крепче. Через несколько десятков метров он снова перешёл на бег и, всё ускоряясь, побежал к темнеющей на горизонте громаде леса.



Хонте снова разругалась с великим Ту и, отняв тёплое одеяло, ушла спать одна. Значит, зима в этом году ожидается холодная, неуютная, и Каро опять придётся сжечь себя дотла, согревая своего слабого братишку.

— Опять уголь подорожает, — цыкнул зубом Дрома, косясь на небо.

Конечно, у него был собственный прииск у подножия Ту, но в такой туман через лес лучше не ходить, будь он хоть трижды благословлённым. Поэтому он махнул рукой, и вперёд по каравану убежали гортанные выкрики погонщиков. Пять минут — и торговая процессия отвернула прочь от Хонте, забирая к северо-востоку, на искажённые земли. Говорят, камень этих земель способен набрать тепло Леоса за лето, поэтому на оранжевых равнинах никогда не лежал снег даже в самые страшные зимы. Но Дрома не верил в сказки, в легенды, и даже покровителю-дромосу молился, скорее, по многолетней, въевшейся привычке, вынуждающей останавливаться у каждой крестовой бабы и оставлять у её подножья мелкий фатиль да осенять себя на Каро, на Леоса — чтобы и зимнее светило, и летнее дарили только удачный путь.

Дрома верил в прибыль. В то, что можно пощупать и увидеть — реальность, какой бы скучной она ни была. А реальность такова, что оранжевый камень Врома Цивилика безопасен, пока по нему едешь или идёшь, можешь даже прилечь переночевать почти без риска. Но стоит только попытаться взять несколько камней с собой, и рискуешь не увидеть утра. Потому что кажущееся тепло оранжевого камня на деле было ядом, медленно убивающим даже самых сильных практиков. Сначала у человека начинали выпадать волосы, потом зубы, по всему телу появлялись язвы, и в итоге, несмотря даже на пригляд лучших балахонов из Флоги, человек угасал. Поэтому Врома Цивилика торговала другими товарами. Талисманами, например. Или быстрыми, надёжными проклятьями.

>>2380

Под колёсами повозки заскрежетало, пара тяжёлых ездовых битюгов зафыркала, с трудом проволакивая ношу, но пара минут — и колёса встали в бесконечную колею, ведущую к самому горизонту под алый лик заходящего Каро. Вдали уже мерцало неярким зеленоватым — искажённое плато встречало ночь. Теперь только прямо, никуда не сворачивая, и если по пути не нападут лихие с равнин, то через две дюжины дней караван встретят провожатые из столицы.

— Ну, с покровителем, — Дрома привычно попрощался с днём и крикнул, — эй, погонщики, ночевать не будем! Спим на ходу! И мне на козлы пришлите кого-нибудь, я спать.

Недовольных не нашлось. Все устали после длинного перехода, но оставаться в преддверии равнин дураков не было. Здесь и снег, и град могут налететь мгновенно, убить вставших на ночлег и снова исчезнуть как не бывало. И Дрома, и его погонщики уже не один десяток таким мёртвых биваков видели, так что тёртые уже были, испытанные. День-два, и уже на оранжевых камнях можно будет встать отдохнуть.

Дождавшись сменщика, торговец полез вглубь фургона, выудил из сум несколько кусков сушёного мяса, флягу с вином и, меланхолично жуя, снова и снова измерял длину оставшегося пути по висящей на борту фургона карте. И ходил уже не первый раз, вроде, а всё равно каждый раз уточнял и перепроверял: хватит ли припасов, достаточно ли сил у хозяина и погонщиков, не придётся ли делать крюк из-за очередного наводнения по дороге. Привычные, размеренные действия успокаивали, выступали вместе с вином баюкающим, уютным дуэтом. Так что, дождавшись ночной переклички, Дрома стянул с усталых ног сапоги и, укутавшись как следует, мерно засопел. А с неба впервые в этом году сыпался мелкий, тихий снег…

*

Руки уже тряслись от отдачи, а заработанная по неосторожности распаханная рана на рёбрах нарывала не переставая. И всё же он продолжал молотить по лобастой башке с чешуйками до тех пор, пока не треснул сук в руках и лишь после этого, отбросив ненужное оружие, встал, сгрёб и стряхнул пот со лба и поковылял к первоначально намеченному кустику.

Деме не понимал, какие здесь законы природы, что съедобно, что не очень, но этот куст выглядел как чай, пах чаем и, надо полагать, в котелке должен вести себя соответствующим образом. Разве что…

Вздохнув, Деме развязал мешочек и, то и дело озираясь, начал набивать его свежими листьями. Технологии производства оригинального напитка выветрились из памяти, разве что руки помнили перетёртый меж ладонями лист, влажность ткани, в которой ферментировались будущие чаинки, потрескивание железного листа над огнём и сладковатый терпкий дух, тянущийся от почти готового будущего напитка. Сплошные ощущения, никакой конкретики. Но Деме не привык пасовать перед трудностями, а факт, что последние несколько лет он не пил ничего, кроме воды, очень неплохо мотивировал.

- Сел, — выдохнул он, устроившись у неяркого костерка, выкопанного по науке, в ямке.

Принюхался к аромату жарящегося мяса, проверил ещё раз повязку с травами, очень уж похожими на подорожник и ромашку. Похожими, но другими — здесь вообще всё было другим, если сравнивать с…

Пригубив крепкой заварки из деревянной кружки, он прикрыл глаза, смешливо фыркнул:

— Мир-луковица, чтоб её. Генератор психологических травм.

В памяти ещё стояло заполошное падение-полёт под аккомпанемент реплик невидимого комментатора.

— Хелле, — бесконечная тьма и давление такой мощи, что даже будь здесь воздух, вдохнуть его не получилось бы.

Но вокруг царил ледяной вакуум, очень уж похожий на космос, если бы не давление и сумасшедшая гравитация. Миг — и пустота рядом вдруг зажглась злым золотом без конца и края.

— Юай.

Золото вдруг резким рывком отдалилось, и оказалось, что это огромный глаз существа настолько огромного, что даже с такого расстояния не удавалось охватить взглядом. Пальцы словно в бреду сложились защитным знаком, но он не сработал.

Рывок-поворот, и тьма исчезла, обернувшись жемчужным серым свечением, а падение продолжилось — меж длинных каменных цилиндров, странно знакомо движущихся в пространстве. Знакомо — потому что очень уж напоминали замедленные попытки схватить что-то в пространстве, если представить, что это пальцы.

— Юай.

Ещё один поворот, и свечение налилось болезненной белизной, давящей пусть и не так сильно, как раньше, но всё ещё невыносимо по человеческим меркам.

— Меэда Юай.

Рвануло в сторону, словно за шкирку, но оказалось, что снова вниз. В ушах засвистел ветер, но защитный знак лишь насмешливо-тускло моргнул.

— Коласи.

Мимо замелькали странные ажурные замки, сплетённые из космического свечения и живой энергии, зашумели рядом разумные тени и одушевлённые солнечные зайчики.

— Инфим, — язык явно сменился, да и звучал комментатор теперь не грубо и неестественно, будто его связки не предназначены для человеческой речи, а плавно, певуче.

Поворот — и свет сменился бесконечными шестерёнками словно из стим-панк романа, странным механизмом, о предназначении которого оставалось лишь гадать. Да жмуриться, ожидая неизбежного удара, но всякий раз чудом разминувшись с зубцами.

— Авьязо Инфим.

В этот раз не было ни рывка, ни поворота. Скорее, это походило на прорыв сквозь мембрану. Будто с высоты нырнул в воду. Паралич сменился бьющимся в панике сознанием, и на ладони, наконец, относительно устойчиво загорелся символ защиты.

— Эсти Ди.

Ещё одна мембрана — и навстречу полетела уже почти нормальная земная поверхность, пересечённая горами и прихотливо вьющимися речушками. Земля приближалась всё быстрее, и уже можно было разглядеть круглую мраморную площадку с тщательно выписанной формацией, которая, казалось, и была здесь создана для того, чтобы принимать падающих неизвестно откуда гостей.

Деме зажмурился, ожидая сокрушающего удара и смерти всмятку, потому что несмотря даже на воздух и относительно щадящее давление, скорость не позволяла сделать и вдоха — значит, разогнался он к этому моменту до каких-то страшных показателей.

Но — нет. Мрамор оказался мягче перины, скорость как будто по мановению волшебной палочки пропала, и удар напоминал скорее падение с дивана, чем постоянный разгон на протяжении тысяч километров.

— Кулум, — презрительно послышалось сверху, и Деме опасливо поднял голову, глаза в глаза встретив неприязненный взгляд высоченного остроухого мужчины средних лет. Насыщенные тёмно-синие волосы не казались странными и скорее даже шли говорящему.

— Кхм… Эльф, что ли? — хрипло пробормотал Деме. — Или вампир?

— Кулум! — повторил синеволосый и, как следует, приметившись, пнул неспособного сопротивляться Деме под рёбра.

— Ррато кулум!

Колдовская площадка исчезла, растаяли в сумерках живые дома из дерева и камня, смутно напоминающего кораллы, пропали снующие туда сюда остроухие, высокие, синеволосые…

Теперь снизу были лишь деревья.

— Эсти Ви. Йоай. Инфим. Кулум, — презрительно проговорил, будто сплюнул комментатор, звучащий уже совсем по-человечески. — Шин.

В этот раз удар последовал очень крепкий — но по счастью, условия вокруг оказались вполне подходящими для обитания человека. Так что Деме стряхнул с себя оцепенение, сгруппировался как следует и с матерным воплем ухнул в воду.

— А дальше? — пригубив чая, он снова прищурился, прислушиваясь к ночному лесу, — холодная вода, которая сейчас очень бы пригодилась, крысюк с чёрным поясом по местному карате. И, — мясо, похоже дошло и Деме, вытащив рогатину из песка, подтащил ароматно дымящийся кусок поближе, достал соль из мешочка, с удовольствием вцепился зубами в сочное мясо, — ужин.

Отравиться не боялся — ни травой, ни мясом местных тварей. В прошлой жизни вокруг было слишком много желающих отравить, разъесть, внедрить паразитов, поэтому меры безопасности предпринимались на автомате уже…