Ничего не хочется. Сверху падают капли, в горле першит. Осень на дворе.
Деревья еще зеленые, но уже мрачные, темнеет рано.
Рубашка уже основательно намокла и я невольно поежился. Нет, домой идти рано. Домой — это в неухоженную квартиру без следов ремонта, которую сейчас занимает наша троица. Я совершенно точно знаю, что там сейчас воняет канифолью, сопит мирно дрыхнущий на голом матрасе в углу Шурик-полуночник, и Сыроега тихо матерится, мучая паяльником очередную плату.
Лагерь кончился — и все разъехались. Вот так просто все взяло и закончилось. Жаркие вздохи, любовь, интриги, секс — все это осталось где-то там, под жарким солнцем «Совенка». Под тем самым солнцем, что на восходе и закате окрашивает все золотистым желтым.
Запах сосен и песок под ногами...

Куда-то все делось. Я помню как сел в автобус, под мерное укачивание заснул... А потом проснулся в полупустом автобусе, где кроме меня были Сыроега с Шуриком, и кучка малознакомых пионеров откуда-то из другого отряда.
Все кончилось, все кончилось, все — кончилось.
Лагерь остался позади, за спиной цельный год — и чем он был заполнен? Сессия, экзамены, беготня. Лекции про светлое будущее, пьянки...
О, где же ты, где ты, моя %insertname? Исчезла не попрощавшись.
Нет, не тоскую. Просто случилось то что случилось. Я не ощущал себя разбитым, брошенным, покинутым. Я многое получил в этом лагере, если уж быть честным. Как если вспомнить, кем я был когда попал в лагерь... Изменился, и изменился сильно. Потому и бегаю язык-на-плечо, потому экзамены-экзамены-экзамены.
Потому что впереди — жизнь.
Сейчас бы закурить, но на удивление перестал. Где-то после лагеря и перестал.
На улице темнеет все сильнее, и я уже навернул немало кругов вокруг дома.
Ну нечего на улице делать, нечего. Я снова поежился. Дождь конечно освежает, создает атмосферу, успокаивает... Но вот от серости такие прогулки спасают мало. Гражданину СССР полагается быть аскетом, так уж повелось. Все яркое предстоит добыть.
Со скрипом открылась дверь подъезда. Лишенный лампочек полумрак впустил и мягко обнял.
Я привычно ткнул пальцем. Бумага. Оп.
Из ящика я выудил конверт из грубой бумаги голубого цвета. Штемпель — выполнен в виде пятиконечной звезды.
Охохо... Жизнь перестанет быть серой. Ох, перестанет...
Но есть цвета и хуже.

Ну вот. Что я говорил?
Шурик дрыхнет прямо в одежде и в очках на куче тряпья, Сыроега ушел куда-то в схемы.
Я бросил сумку на входе.
Вроде как добро пожаловать, - не отвлекаясь пробубнил Сыроега.
Вроде как спасибо, - не особо задумываясь ответил я.
Тихо в комнате. И единственная лампа светит за столом где Сыроега возится.
Здравствуйте, здравствуйте... Приятно видеть.
Я зашел в кухню. Делая вид что копошусь в холодильнике, при свете лампочки нетерпеливо разорвал конверт.
Вот оно как, да?
Несколько месяцев осталось. И все эти пару месяцев мои уста будут запечатаны.
Письмо я сложил, поджог, и кинул за окно.
«Наслаждайтесь жизнью, ребята,» — подумал я спустя минуту, уже опустив голову на подушку - «Готовьтесь».

Пылающий кусок бумаги полетел, подхваченный ветром, разгораясь все сильнее и сильнее. Когда капли дождя затушили пламя — остался лишь маленький уголок. На нем еще какое-то время можно было прочесть обрывок надписи: «...уждению не подлежит». И подпись: «агент Семен». Потом дождь разошелся и все смыло.

Привет-привет. Присаживайся. Прости, что так накурено, был тяжелый день... Выпьешь? А я выпью. Так вот, анон, задумывался ли ты, что произойдет с нами через время. Долгое время. 10, 20 а то и 30 лет, если es не умрет. Да-да, я помню эту шутку про >>2, но я же не об этом. Представь, что время... время прошло...
Вскоре после форса БЛ по нашему и так не многочисленному коммьюнити ударит волна "набижавших"( не 1-2 в неделю, это будет настоящая орда). Сначала будет весело - старые шутки будут веселить как прежде при спорах с "зелеными", но потом все начнет утомлять тебя, анон. Их будет много, а вас - максимум 20 в выходной вечером. Придут неймофаги/анимешники/микуфаги, с которыми раньше мы с тобой ссорились, не имея цели. Но Сейчас у вас будет общая, по-настоящему серьезная цель. Все пойдет хорошо: вы дадите школьникам понять, что даже /es/ может быть жесткой средой обитания, уничтожите паразита, питающегося соками дерева-доски(уж простите за такие метафоры). Наступят прежняя тишина днем и ламповые беседы вечером. Так продолжится достаточно долго, начнется золотой век этого островка архипелага Двач. Но ничто не вечно под луной...
Ночью, в заброшке находят повешенный труп Риточки. Мать выгнала на улицу, проблемы с сообществом и... личные проблемы совсем доконали уже немолодого, казалось бы, успешного человека. Это послужит началом Великого Деанона. Коммьюнити, именно наше, а не вконтабовское придет лично попрощаться с ним, проводить Риточку в лучший из миров. Олежка встанет рядом с гробом, помолчит, ловя на себе выжидающие взоры. Наши с тобой взоры, анон. Наконец, он скажет те слова, которые заставят нас всех рыдать, которые выжгутся в памяти навсегда. Это будет речь простившего, речь отпустившего обиды. Ребята с рисовача нарисуют картин, Орика с Ейбогом покажут рисованую короткометражку с раздирающей душу музыкой. Посидим, помолчим, посмотрим на рабочее место покойного. И разъедемся.
Все вернутся на доску. Через некоторое время начнут узнавать друг друга, но это не будет повод для расстройства. АиБ доска /es/ превратится в уютный, по-настоящему уютный вечный разговор, вместе переживших моменты, когда их душа была открыта для друг друга. Кто-то уйдет, начав жить по-настоящему, станет успешным. Мы будем только рады за него, обсудим, и пойдем дальше.
Через время соберемся снова. Навестим Риточку, сходим в кафе, посидим, пообщаемся. Мунворкс к тому времени, переборов старую обиду, сделает внку про Риту. Ее как раз и обсудим в кафешке. Пойдем гулять. И снова разойдемся.
Вскоре, мы станем одной большой семьей. Начнем чаще собираться, давать друг другу в долг, иногда даже прощая долги. И однажды... анон. Анон, ты куда? Анон, погоди! Ты что, плачешь? Да не беги ты! Черт, а ведь соберемся... в кафешке!