Сука, пока писал вы тред перекатили.

>>598345

История о крепкой мужской дружбе и любовных многоугольниках.
Рут Сыроежкина.

Отдых в лагере ещё не начался, но был уже непоправимо испорчен.
Ничто не предвещало беды. Мама с папой довели меня до автобуса, что можно было пережить, расцеловали на прощание, что пережить было сложнее, и напомнили мне в окно, чтобы я не забывал менять носки каждый день, после чего мне захотелось сбежать.

Я вжался в подголовник и старательно притворялся, что не знаю этих людей за окном.

Вожатая подождала пока закроются двери, достала планшет с фамилиями и принялась громко их выкрикивать, проверяя, все ли её пионеры на месте и не прихватили ли в автобус чужих.

Я был уверен, что моя фамилия будет в середине, и поэтому углубился в "Юный Техник" , где как раз опубликовали продолжение рассказа про динозавров.

- Сыроежкин!
- Здесь! Поднял руку я, не отрываясь от чтения.

Вожатая кивнула и наклонилась к водителю, что-то ему втолковывая.

Откуда-то спереди донесся зловещий шёпот, который было слышно на весь салон.

- Сыроежка? Ты здесь? Ну, готовься, ботаник белоглазый! Мы сделаем твой отдых незабываемым! Вешайся!

Ну почему так происходит? Я ведь мог попасть в один отряд с грузинскими боксерами, не говорящими по-русски, мог оказаться в отряде с узбекскими пионерами, которые постоянно лопочут что-то на своём наречии и воруют все, что не прибито гвоздями. В моем отряде мог бы быть маньяк-расчленитель... А вместо этого я в одном отряде с ней. Двачевская. Рыжая хулиганка, от которой мне не было жизни весь последний год.

Я откинулся на спинку кресла и посмотрел на табличку: "в случае аварии разбить стекло молотком". Ужасно захотелось сделать это безо всякой аварии, выскочить в окно и бежать, бежать, подмигивая...

- ЛОВИ!!!

Додумать я не успел, в меня полетело яблоко и я едва успел уклониться от него. Яблоко стукнулось о подголовник, выбив из него пыль и отлетело на другой ряд.

Вожатая вздохнула.

- Двачевская, ты чего творишь?
- Ничего я не творю! Я с ним в одном классе, хотела яблоком угостить! Вот!
- Осторожнее!
Вожатая повысила голос:
- Все. По салону не бегать, воду пить в меру, остановок три часа не будет.

Сидящий по ту сторону прохода пионер в очках улыбнулся, поправил очки и подал мне яблоко.
- Угощайся. Это ведь тебе летело?
Я протянул руку и ощутил слабый электрический разряд там, где наши пальцы соприкоснулись. Он улыбнулся и мне стоило большого труда отвести взгляд от его синих глаз. Кровь прилила к щекам, я смутился и едва выдохнул:
- Спасибо.
- Не за что. Меня Саша звать. Но все называют Шурой. А тебя?
- С-сергей... Сыроежкин.
- М-м-м. Как Электроника, да?
Я смутился ещё больше, но нашёл в себе силы кивнуть.
- Не против, если я к тебе пересяду?
- Садись, конечно.
Он подхватил небольшую спортивную сумку и подсел ко мне, на пустующее место.
- О, "Юный техник"? Интересуешься наукой?
- Да. немного...
- Хорошо. Я тоже.
Шура говорил со мной всю дорогу, и я быстро понял, что мы с ним поладим. Он был такой... интересный, умный да ещё и чертовски симпатичный.
Постепенно напряжение, сковывавшее меня с момента, как я увидел Алису, отступило.
Кажется, я всё-таки получу удовольствие от этого отдыха. Хорошо, что мы единственные парни в отряде, наверняка нас поселят вместе...
От этой мысли я улыбнулся и расслабился.
Теплое крепкое плечо соседа согревало меня, я почувствовал, как меня клонит в сон. Не прижаться бы к нему во сне. Не вот так сразу. Это может его отпугнуть...
У нас полно времени.
(блинк, пропуск, конец сценки)

Ничего не хочется. Сверху падают капли, в горле першит. Осень на дворе.
Деревья еще зеленые, но уже мрачные, темнеет рано.
Рубашка уже основательно намокла и я невольно поежился. Нет, домой идти рано. Домой — это в неухоженную квартиру без следов ремонта, которую сейчас занимает наша троица. Я совершенно точно знаю, что там сейчас воняет канифолью, сопит мирно дрыхнущий на голом матрасе в углу Шурик-полуночник, и Сыроега тихо матерится, мучая паяльником очередную плату.
Лагерь кончился — и все разъехались. Вот так просто все взяло и закончилось. Жаркие вздохи, любовь, интриги, секс — все это осталось где-то там, под жарким солнцем «Совенка». Под тем самым солнцем, что на восходе и закате окрашивает все золотистым желтым.
Запах сосен и песок под ногами...

Куда-то все делось. Я помню как сел в автобус, под мерное укачивание заснул... А потом проснулся в полупустом автобусе, где кроме меня были Сыроега с Шуриком, и кучка малознакомых пионеров откуда-то из другого отряда.
Все кончилось, все кончилось, все — кончилось.
Лагерь остался позади, за спиной цельный год — и чем он был заполнен? Сессия, экзамены, беготня. Лекции про светлое будущее, пьянки...
О, где же ты, где ты, мой П О С Т И Н Г? Исчез не попрощавшись.
Нет, не тоскую. Просто случилось то что случилось. Я не ощущал себя разбитым, брошенным, покинутым. Я многое получил в этом лагере, если уж быть честным. Как если вспомнить, кем я был когда попал в лагерь... Изменился, и изменился сильно. Потому и бегаю язык-на-плечо, потому экзамены-экзамены-экзамены.
Потому что впереди — жизнь.
Сейчас бы закурить, но на удивление перестал. Где-то после лагеря и перестал.
На улице темнеет все сильнее, и я уже навернул немало кругов вокруг дома.
Ну нечего на улице делать, нечего. Я снова поежился. Дождь конечно освежает, создает атмосферу, успокаивает... Но вот от серости такие прогулки спасают мало. Гражданину СССР полагается быть аскетом, так уж повелось. Все яркое предстоит добыть.
Со скрипом открылась дверь подъезда. Лишенный лампочек полумрак впустил и мягко обнял.
Я привычно ткнул пальцем. Бумага. Оп.
Из ящика я выудил конверт из грубой бумаги голубого цвета. Штемпель — выполнен в виде пятиконечной звезды.
Охохо... Жизнь перестанет быть серой. Ох, перестанет...
Но есть цвета и хуже.

Ну вот. Что я говорил?
Шурик дрыхнет прямо в одежде и в очках на куче тряпья, Сыроега ушел куда-то в схемы.
Я бросил сумку на входе.
Вроде как добро пожаловать, - не отвлекаясь пробубнил Сыроега.
Вроде как спасибо, - не особо задумываясь ответил я.
Тихо в комнате. И единственная лампа светит за столом где Сыроега возится.
Здравствуйте, здравствуйте... Приятно видеть.
Я зашел в кухню. Делая вид что копошусь в холодильнике, при свете лампочки нетерпеливо разорвал конверт.
Вот оно как, да?
Несколько месяцев осталось. И все эти пару месяцев мои уста будут запечатаны.
Письмо я сложил, поджог, и кинул за окно.
«Наслаждайтесь жизнью, ребята,» — подумал я спустя минуту, уже опустив голову на подушку - «Готовьтесь».

*

Пылающий кусок бумаги полетел, подхваченный ветром, разгораясь все сильнее и сильнее. Когда капли дождя затушили пламя — остался лишь маленький уголок. На нем еще какое-то время можно было прочесть обрывок надписи: «...уждению не подлежит». И подпись: «агент Семен». Потом дождь разошелся и все смыло.

>>599225
Давайте таки разберемся. Во-первых, тексты Летова — это что-то из ряда вон выходящее. Смешно, право: оказываются, некоторые люди считают: ежели что-то не похоже на всё остальное, то это что-то, стало быть, очень качественное: раз оригинально, значит, непременно хорошо. Я философию по этому поводу городить не буду, а скажу просто: я бы с удовольствием пришёл бы к какому-нибудь убеждённому летофилу в обеденное время и насрал бы ему на стол, и посмотрел бы: сожрёт ли он, как истинный панк, вон выходящую из ряда еды кучу говна, или всё-таки проявит себя как позорная фальшивка и будет есть не искренне (уж искренность я гарантирую!) произведённое дерьмо, а обычную хорошо приготовленную попсовую пищу? Его поэзию можно понимать, можно не понимать, но в любом случае его тексты нельзя назвать ни примитивными, ни бессмысленными. Так? То, что выдавливает из себя Летов, ни поэзией, ни даже текстами назвать нельзя: это беспомощные наборы образов (обычно словосочетаний и обычно «прилагательное плюс существительное» или «наречие плюс глагол», реже претендующих на афористичность синтагм), практически никак не связанных — ни синтаксически, ни композиционно, ни сюжетно, ни как-либо ещё: «небо цвета мяса когда ты споткнулся о мёртвую мышь» — в огороде бузина, когда в Киеве дядька. Можно взять строчки из совершенно разных «песен» и составить из них новый зонг, ничем не хуже, что я уже делал как-то в SKL для Йожа. В «песнях» Летова нет абсолютно никакой целостности (при отсутствии связей между образами целостность невозможна), никакого единства (вместо него там унылое однообразие образов), никакой т. н. концепции (её заменяет всё то же однообразие), поэтому это не поэзия, не тексты, а примитивные и бессмысленные кучки слов, отвратительно ритмизированные и очень редко рифмованные. Этот словесный понос выходит из ряда вон исключительно из-за своей экспрессии. Экспрессия в летовских «текстах» достигается двумя способами: либо бесхитростным использованием изначально экспрессивных слов (в основном стилистически сниженных: «жопа», «говно», «насрать», мат и т. п.), либо нарочитым нарушением сочетаемости слов — как синтаксической, так и лексической и даже стилистической («умерла восвояси», «скоро настанет совсем», «целебные баталии», «стая свиней», «истошная кукла», «отравленные тени», «мышиных созвездий червивое дно», «выдуман напрочь», «свинеет моя одиночь», «зарёванный холод», «нерукотворные пиздюли» и прочая «ненаглядная поебень»). Никакого смысла, кроме эпатажа, в этих примитивных, неестественных искажениях языка, подаваемых как что-то оригинальное и гениальное, нет. Никаких других выразительных средств у Летова тоже нет. Всё.