Война. Пять букв, но столько боли. Свист пуль или же снарядов, тихие вылазки по-пластунски, словно бы за окном опять 43-й, а ты - снова тот прыщавый юнец, которого позвала Родина-Мать.
Война. Танки, под которые посылают собак и даже людей, зная, что это верная смерть для них. Но порой одна жизнь может стоить многих. Принцип меньшего зла? Размен пешки на фигуру? Называйте как вам угодно, вот только суть не изменится. На твоих глазах двое почти таких же молодых желторотиков, у которых усы-то ещё даже не оформились, бросились под гусеницы. Они отдали свои жизни ради тех, кого не знали и уже не узнают. Тебе же осталось только снять вылезающих из танка солдат врага.
Война. И когда на минном поле тебя чудом не разорвало, а лишь контузило, ты смотрел, как молодая ещё девчушка вытаскивала тебя на себе, и ты, будучи не в силах пошевелиться и даже открыть рот, чтобы поблагодарить, смотрел на неё как на ангела. Хотя в богов ты никогда и не верил. Что это за боги, если они допускают такое? Война никогда не была добром. Война не несла благ. Ты много думал об этом в госпитале, пока восстанавливался. Тебя почти парализовало, и ты заново учился двигаться. Первые шаги на ватных ногах, которые были словно два куска поролона, восстановление мелкой моторики рук. Хотя доктора называли чудом то, что ты смог взять в руки ложку и донести еду до рта, не выронив и не разбросав ничего. Речь так и не вернулась в полной мере. Но ты и не печалился по этому поводу. К тебе все относились то ли как к умственно отсталому, то ли как к какому-то отребью. Но ты смог устроиться и даже сделать себе небольшой подарок. Лето 1989 года. Шестой десяток твоих лет близился к середине. Пенсионер-ветеран, инвалид, ты всё же уговорил сердобольного начлагеря взять тебя хотя бы куда-то. И теперь ты охранял лодки, которые практически никто и не брал. Лишь одна девчушка была твоей частой гостьей. Лена, кажется. Она носила тебе книги, а ты трясущимися уже от старости пальцами отвязывал лодку. Потом она уплывала, и ты провожал её взглядом. На обедах она всегда садилась где-то в сторонке, что ты тоже замечал. Ты и сам никогда не лез в гущу - зачем? Твоя молодость уже прошла, не успев состояться. Но именно тут, наблюдая за пионерией, ты ощущал себя живым. Ты улыбался, пряча слёзы. Эти ребята молоды, они спешат жить.
Значит, те жертвы были не зря.