>>48999
"По спине будто мазнуло холодной влажной кистью, во рту поселился металлический привкус…"
"Я, не веря собственным глазам, сделал несколько шагов на подгибающихся ногах, ненавидя себя за неумение выразить эмоции, за то, что язык деревянный и спина сутулая."
me "Спасибо."
"Голос не слушался и больше походил на карканье."
me "И… Вам."
un "Нам?"
"Она напряжённо улыбнулась."
un "Или мы с тобой на «вы»?"
th "Мы? С тобой? Мы незнакомы."
nvl clear
$ renpy.pause(3)
scene cg d7_un_met_7dl
"Она сидела за рулём припаркованного неподалёку «Жука» — незнакомая, взрослая, уверенная в себе. И, разумеется, никаких фиолетовых волос или задорных хвостиков. Просто знакомые черты лица, просто знакомые бездонные глаза."
un "Я так тебя искала…"
"Прошептала она, давая мне шанс прочитать по губам."
"Ледяной ветер с Невы усилился: его ледяные пальцы забирались под пальто и хозяйничали там."
"Она открыла дверь и кивнула."
un "Садись. Нам столько нужно обсудить…"
"Всё такая же неулыбчивая."
"И пусть не та скромница, к которой я привык — эта Лена была понятнее мне — взрослому."
"Все те выпуклые черты характера, что неизбежно сгладятся с возрастом, все те эпатирующие детали внешности — всё кануло в лету, оставив прелестную молодую женщину примерно моего возраста. И пускай кое-где в волосах прочертило серебром, пускай у уголков глаз залегли еле заметные морщинки…"
"Но на дне зелёной бездны лукавые чёртики щёлкнули хвостами, и на целое мгновение передо мной предстала та самая, долгожданная, желанная."
"Единственная."
"И я забрался в тёплую утробу «Ниссана» рядом с Леной."
nvl clear
$ renpy.pause(3)
me "Хорошая машинка."
"Нейтрально похвалил вечный пешеход автомобилиста."
un "Очень. После кучи разменов и переезда туда, где ты жил раньше, пришлось выбирать между ней и ремонтом."
un "Я жила два месяца там, где стены помнили тебя, прежде чем ты появился в «Совёнке». {w}И ещё два месяца, прежде чем перехватить тебя на Стрелке."
un "Заставил ты меня побегать…"
"Она попыталась улыбнуться, но вместо этого как-то тихо-тихо заплакала — как может плакать человек, на одном упрямстве пытающийся дожить до какого-то момента и, наконец, доживший…"
"И руководствуясь каким-то наитием, я наклонился к ней и легко прикоснулся губами к виску девушки."
"От изумления её слёзы враз высохли, она уставилась на меня."
me "Поехали."
un "Ты себе представляешь ту подставу с автобусом!"
"Возбуждённо говорила она спустя полчаса, когда мы завернули в одну из моих любимых кафешек на «Горьковской» и взяли друг другу по пироженке с кофе."
un "Я помню как сбежала от тебя, ото всего лагеря, а ты нашёл меня."
un "Не забыл, привёл обратно и до самого отъезда сидел со мной."
"Она передёрнула плечами."
un "И одновременно почему-то помню, как колебалась между ножом и таблетками, и выбрала таблетки."
"Она несмело улыбнулась, старательно смотря в стол, а я не мог заставить себя протянуть руку и просто коснуться."
un "Просто подумала, что я вся буду в крови, а ты меня такую найдёшь.{w} Не хотелось тебя пачкать. "
me "И хвала рандому, что это был не нож. Я не умею откачивать вскрывшихся. И я очень боюсь вида крови."
"За окном покойно шумело дыхание мегаполиса, а у неё оказался манящий взгляд, лишь самую чуточку подпорченный неуверенностью в себе."
un "А потом мы сели в автобус, а глаза я открыла уже за рулём, стоящая в пробке на Дальневосточном. Рыдала в руль, как придурочная, когда поняла, что мне всё это привиделось."
"Она с каким-то непонятным намёком посмотрела на меня, но я ничего не понял и просто пожал плечами."
un "А потом."
"Медленно произнесла она."
un "Я достала из кармана плеер. Плеер, понимаешь! Конечно, мало удивительного в плеере — хотя я предпочитаю слушать музыку в магнитоле."
"Я откровенно любовался ей-настоящей."
"Тем, как она волнуется, как дышит, даже тем, что волосы у неё не фиолетовые, а банально чёрные. Но я же всегда любил брюнеток, так что мне только лучше."
"Я следил за движением губ, жемчужными зубками, за отблеском фар проезжающих мимо машин, отражающихся в её глазах. Высокая, в непрактичных сапожках из серой замши и бордовом пальто, в котором тепло будет разве что в утробе «Жука»."
un "Гораздо больше удивительного было в папке диктофона, где первой же записью было то самое наше дурацкое послание нам-будущим."
un "Помнишь?"
me "Да."
un "Там был мой голос, детский."
un "И твой."
nvl clear
$ renpy.pause(3)
"Она глотнула кофе, поморщилась и, отлучившись к стойке, притащила с собой маленький стаканчик с ирландским «Бейлисом»."
un "Нервы ни к чёрту. {w}Я перерыла всю машину. Трижды! Даже подумывала отдирать обивку и панели. Но результат был прежним — бумажку, где твоей рукой были записаны твои контакты, я так и не нашла! Она как будто испарилась."
stop music fadeout 5
me "А я просто ждал, когда ты появишься. {w}У нас не было шансов не встретиться."
"Лена улыбнулась и протянула мне один наушник."
nvl clear
$ renpy.pause(3)
play music music_7dl["happy_ending"] fadein 5
"И там чей-то очень знакомый голос произнёс:"
me "{i}Назови сегодняшнее число{/i} ."
un "{i}Двадцать второе июля тысяча девятьсот восемьдесят девятого года{/i} ."
me "{i}Запись нулевая, удостоверяющая{/i} ."
me "{i}Моё имя — Семён{/i} ."
if herc:
me "{i}Сычёв Семён{/i} ."
else:
me "{i}Персунов Семён{/i} ."
me "{i}Привет. Просто привет{/i} ."
me "{i}Мне очень неловко передавать тебе привет в будущее, обнимая тебя настоящую, но — надо! {/i}"
me "{i}Как твои дела? Как настроение? Помнишь ли ты, в какой позе мы находились, когда записывался этот голос? Моё голосовое письмо к тебе в будущее{/i} ."
me "{i}Мой поцелуй тебе из прошлого{/i} ."
me "{i}Любовь измеряется мерой прощения, привязанность — болью прощания. {w}А ненависть — силой того отвращения, с которым ты помнишь свои обещания{/i} ."
me "{i}Так что я обещал, я делаю. {w}Дальше твой ход — сумеешь ли, а главное — станешь ли ты исполнять обещанное? {/i}"
un "{i}Что это я тебе обещала?{/i} "
me "{i}Как это, ты разве забыла?! {/i}"
"Запись прерывается на писке девочки."
nvl clear
$ renpy.pause(3)
show blackout_exh2
me "{i}Запись номер один. Дата та же, полчаса спустя{/i} ."
me "{i}На чём мы остановились? Ага, на приветах из прошлого{/i} ."
me "{i}Передай привет Лене, Лена!{/i} "
un "{i}Приветик!{/i} "
me "{i}Я не совсем понимаю, как работает этот механизм, но если ты откроешь глаза в объективно близком мне времени, то ни слова отсюда для тебя загадкой не будет{/i} ."
me "{i}Хотя нынешняя ты сейчас таращишься на меня так, будто у меня вдруг выросла вторая голова{/i} ."
un "{i}Так ты, получается, из будущего?{/i} "
me "{i}Всё относительно{/i} ."
me "{i}С моей точки зрения, я — из настоящего. {w}А ты — из прошлого{/i} ."
un "{i}И каково там, в твоём настоящем?{/i} "
me "{i}Там очень много боли. Почти столько же, сколько равнодушия{/i} ."
me "{i}И как нигде и никогда актуален закон «хомо хомини люпус эст»{/i} ."
un "{i}Как ты можешь жаловаться, там же твой дом!{/i} "
me "{i}Просто до банальности. Мой дом там, где моё сердце. {w}А моё сердце там, где ты{/i} ."
un "{i}Ты надеешься, что там тоже есть я? Другая я?{/i} "
me "{i}Ответ отрицательный — на все части вопроса{/i} ."
me "{i}Я не надеюсь, я абсолютно точно знаю, что где-то в моём городе есть ты{/i} ."
un "{i}Ч-что?{/i} "
"Я вспомнил, какое лицо она сделала после этих слов, и невольно улыбнулся."
me "{i}Да брось…{/i}."
"Негромкий вздох."
me "{i}Найди меня. {w}Просто найди{/i} ."
"С тихим щелчком запись оборвалась, и я вернул наушник владелице."
nvl clear
$ renpy.pause(3)
show blackout
"Лена улыбнулась."
un "Вот, я тебя и нашла. Могу теперь вернуть тебе плеер?"
me "Нет. Зачем? Разве ты собираешься куда-то пропадать?"
nvl clear
$ renpy.pause(3)
show blackout2
"Мы вышли на улицу и некоторое время неловко молчали, вглядываясь один в другого."
me "Так что…"
"Начали мы одновременно – и рассмеялись."
me "Ты первая."
un "Нет, ты."
me "Ладно. Я о лагере думал. Может, продолжим с того места, где остановились?"
un "Ты о том месте, где ты меня по мордасам бьёшь и дурой обзываешь?"
"Лукаво улыбнулась она."
me "Если в вашем доме практикуют садо-мазо."
"Пробормотал я."
me "Нет, я о том месте, где я не давал тебе спать. Хотя можно и не торопиться."
un "Да. Теперь можно и не торопиться."
"Она раскидала руки, как я тогда — молодой, влюблённый и безмерно благодарный Фортуне за вечер, и расхохоталась навстречу тяжёлому свинцовому небу."
un "Ведь у нас теперь целая жизнь впереди!"

Тогда я впервые прикоснулся к стороне человеческой жизни, что раньше ехидно ухмылялась мне только со страниц и экранов - в огромной квартире со стволом-коридором, увешанном картинами, календарями, плакатами, фотографиями, и узкими ветвями-комнатами, постоянно проживало около двух десятков человек. Точное число установить было решительно невозможно - кто-то постоянно приезжал, гостил, оставался "на пару дней" и, разумеется, покидал радушных хозяев только спустя несколько месяцев... Согласно суровым традициям людского быта обитатели квартиры были обязаны глухо друг друга ненавидеть, каждый день помногу раз сталкиваясь на кухне, в дверях уборной, простаивая по утрам очередь в ванную в спорах и препирательствах, кому сегодня полагается принимать душ первым. Однако ничего подобного я никогда не замечал. Дело было, конечно, в самих постояльцах. Викентий, человек глубоко эксцентричный, подобно коллекционеру диковин, специально окружил себя совершенно удивительными персонажами. В комнате напротив нашей (тут я немного забегаю вперёд) ютился скрывающийся от каких-то проблем с законом фокусник с печальными глазами, далее по коридору жила девушка, всерьёз утверждавшая, что понимает язык лошадей. Вместе с ней в её закутке обитал огромный ворон, невоспитанная птица со звучным именем Игорь, имевшая поразительную способность открывать любые замки, щеколды и задвижки. Напротив кухни располагалась комната женщины, которая обучала гаданию на старых красивых картах (с её котом Игорь вёл жестокую войну), а через дверь было логово двух бородатых террариумистов, заставленное стеклянными кубами, в каждом из которых кто-то кого-то постоянно доедал. Среди соседей были пожилая пара художников большинство картин в коридоре принадлежали им), суетливый и вертлявый писатель, который за всё время нашего знакомства выпил вина несоизмеримо больше, чем напечатал букв, смуглая певица из жаркой страны, выращивающая в своём шкафу красивые кусты конопли, пучеглазый полусумасшедший мужчина, рассказывавший всем и каждому, как у него украли дверь... И, конечно, Бабушка Белла. При том, что никто, включая саму Бабушку, не мог даже приблизительно сказать, сколько ей на самом деле лет, а внешность её, голос и манера одеваться создавали образ злой ведьмы из плохого фильма ужасов, все, кто был с ней знаком, в один голос утверждали, что она "ну просто мировая старушенция".

Причудливое это сообщество очаровало меня. Они почти никогда не ссорились и постоянно устраивали совместные посиделки и мероприятия (уклониться от присутствия на которых не существовало никакой возможности), посвящённые, например, новой картине художников (последняя торжественно вывешивалась на свободное место на стене коридора, если таковое отсутствовало, собравшиеся принимались сдвигать уже висевшие), новой песне певицы (все с вежливым вниманием слушали разрывающие сердце и уши завывания, а после бурно аплодировали) или же с искренним умилением (я старался держаться подальше) разглядывали, что нового вылупилось у террариумистов. Эти люди не смотрели телевизор, не читали новостей и не знали отчества президента. Они зарабатывали на жизнь какой-то ерундой и не стремились ничего с этим делать. Они напоминали передвижной цирк, который отчего-то перестал передвигаться и осел в коммуналке доходного дома. Они любили Викентия, обожали Алису и к моему удивлению радушно приняли в свой пёстрый табор "странного, но милого мальчика, который часто говорит сам с собой".

Спустя месяц после знакомства с Викентием неожиданно я обнаружил, что переехал. Это был один из самых странных поступков в моей жизни – я всегда избегал компаний, особенно больших и шумных. Переезд прошёл незаметно: сначала в комнате Алисы стал всё чаще оставаться на несколько дней мой ноутбук, затем в шкафу появилась отдельная полка с вещами, а ещё чуть позже я понял, что ездить к себе, мне, в общем-то, и незачем. Этот важный момент в наших отношенях был весьма показательным - в который раз я растерянно вертел головой, не зная, что делать дальше, а Алиса аккуратно переносила меня с места на место, словно пинцетом дохлую гусеницу. Вспоминая этот, в сущности, совершенно беззаботный период нашей жизни спустя много лет, мы сходились во мнении, что я слишком много думал и волновался из-за пустяков.