Племянница подруги Никифора продолжает раздавать интервью:

https://www.wonderzine.com/wonderzine/life/experience/263133-denunciation

ОТЕЦ МИРЫ НАПИСАЛ В ПОЛИЦИЮ ЗАЯВЛЕНИЕ, в котором сообщил, что его дочь призывает убивать русских. История быстро получила огласку и многих напугала — тут же возникли ассоциации с советским временем. Однако есть нюанс: отец Миры практически постоянно находится в состоянии алкогольного опьянения, видит галлюцинации и далеко не в первый раз пытается применить насилие к дочери. Мы поговорили с Мирой о том, какие у неё были отношения с отцом до подачи заявления, как изменились после и как отреагировала полиция на такое сообщение.

В течение лет десяти мы с отцом практически не общались. Виделись в последний раз чуть больше года назад: у него были проблемы со здоровьем, нужно было принести таблетки, а тётя не могла. Он алкоголик, и у меня не было особого желания с ним контактировать. Хотя он звонил, просил встретиться, передавал банки с вареньем.

В детстве я не жила ни с одним из родителей. У матери была своя семья, у отца девушка, а я с трёх лет жила с бабушкой и тётей. Но с отцом у меня был лучше налажен контакт, если сравнивать с матерью: у нас больше приятных воспоминаний, мы чаще проводили время вместе. Лет до восьми я часто ходила к нему в гости, мы гуляли. А потом он стал пить. Я всё равно продолжала приходить, но скорее от скуки: с бабушкой и тётей жилось не очень счастливо и я искала любую возможность уйти из дома. К тому же я каждый раз надеялась, что в этот приезд всё будет нормально, что отец не будет пить. Такое бывало, но редко. Он довольно образованный человек и если не пил, то мы нормально общались. Знал японский, а меня очень интересовала Япония. Но когда стала подростком, у него окончательно испортились мозги от алкоголя, а вместе с тем и наши отношения.

Он мог на несколько дней оставить меня одну без еды, просто уходил бухать. В детстве это не казалось чем-то необычным, потому что я в целом жила плохо — привыкла, что меня могут забыть забрать из школы. Но к моему подростковому возрасту отец уже был совсем не в себе даже в трезвом состоянии. К тому же я с детства увлекалась политикой — вечно смотрела новости, исторические передачи, — в подростковом возрасте это усилилось. Я стала ходить на митинги, лекции и разные оппозиционные мероприятия, сидела в политических пабликах, у меня появились друзья со схожими взглядами. Началась своя жизнь, и стало не до родственников.

Когда мне было тринадцать, отец переехал к нам жить: у него отключили коммунальные услуги. Он каждый день бухал, потому что бабушка давала ему деньги, и доставал меня. Мог замахнуться, схватить за руки и заломать по любым поводам. От алкоголя у него были галлюцинации. Ещё когда мне было девять лет, он заставлял меня прослушивать переговоры фашистов через вешалку. Мог позвать на кухню, показать на стол и сказать: «Это мой сослуживец из Чечни, познакомься». Хотя он даже не служил в Чечне — это все знали. И когда он жил с нами, у него постоянно была белая горячка: гонялся за мной по квартире, говорил, что я ведьма, что в меня вселился Сатана. Однажды даже пытался выколоть мне глаза — я ужасно испугалась. В квартире были бабушка и тётя, но они меня игнорировали. Только выгнали из комнаты, потому что мы громко кричали. Тётя пыталась вызвать полицию, но они не хотели приезжать. Приехали, только когда уже друзья тёти стали названивать — я к тому моменту уже ушла, а искать меня никто не стал. Бабушка сказала, что мы сами разберёмся.

Я переночевала в кинотеатре, а наутро уехала к дальним родственникам. Об этом узнал мой дядя, который финансово обеспечивал всю семью. Он надавил на бабушку, чтобы та выгнала отца, и я вернулась. Через полгода бабушка умерла, и мы с отцом практически перестали общаться. Он только изредка приходил пьяным трясти деньги. Ещё когда мне было девять, он сдал все мои золотые украшения в ломбард. Тогда я была маленькой, но потом, конечно, не хотела, чтобы меня обворовывали, и реагировала агрессивно. Перестала хранить наличку, все деньги лежали на карте. Потому что даже если оставить 500 рублей в сумке, он их вытащит.

Когда мне было семнадцать, он опять на меня напал. Обездвижил, всё отобрал, снова начал изгонять из меня бесов. Собирался резать. Я чудом смогла его заболтать и спастись. После этого я стала панически бояться, что он меня убьёт. У него были ключи от квартиры, но от предбанника не было, и обычно открывала тётя. Я же вообще перестала впускать кого-либо без предварительной договорённости и боялась звонков в дверь. Залезала под одеяло и дрожала.

Однажды я выкинула шкаф-стенку, которую отец очень любил. А до этого тётя выкинула старые журналы бабушки про диабет — тогда он пришёл, стал орать, что переломает нам ноги, если мы ещё что-то выкинем. Из-за шкафа я стала ещё сильнее бояться, что он меня убьёт, но началась пандемия. Отец живёт в Реутове, и, по его словам, его не выпускали из города.

Невозможно наладить отношения с человеком, который напивается до чёртиков, поэтому мы никогда не садились за стол переговоров. Моей главной целью было просто избегать его, и в итоге я съехала на другую квартиру. Отец не знает, что я переехала. Тётя не говорит ему, потому что боится, что он переедет к ней. В его собственной квартире всё поломано, он ворует электричество у соседей, обои оборваны. Жить там невозможно. Раньше он уже порывался переехать к нам, но мы могли отговориться тем, что нет места.

В один день тётя позвонила и сказала, что в квартиру, где я прописана, пришли менты. Они звонили отцу, когда были у двери, — он был уверен, что я там. Просил выломать дверь, чтобы я не ушла. Тётя дала трубку оперативнику, он сразу же стал извиняться: «Понимаю, что ваш отец был пьяным, но вы всё равно должны приехать, иначе мы приедем к вам». Оказалось, что отец написал на меня заявление. Якобы я призываю убивать русских, плохо высказываюсь о нашей армии.