такое кино... общий план Новгорода, снятый с дрона, кадр плавно опускается на привокзальную забегаловку с нехитрым названием "шоколадница". металлические стулья с обитыми дерматином спинками, пластиковые столы, на кухне подается казенная столовая еда. зал практически пустой, монотонно скрипят приборы по тарелкам, шуршит тряпкой по липким столешницам работница зала в годах. в этом месте все всегда идет своим чередом. но тут в помещение входит молодая девушка модельной внешности, на ней красное короткое платье в обтяжку, черные туфли на тонких высоких каблуках, на плече болтается глянцевый кожаный ридикюль на цепочке. она окидывает зал взглядом подведенных раскосых серых глаз, придирчиво хмыкает и уверенно направляется в сторону уборной. женщина, протирающая столы неодобрительно смотрит той вслед. по правилам заведения этот туалет предназначен исключительно для посетителей кафе, часто работники кухни иои администратор заставляли заказать хоть что-нибудь из ассортимента меню таких наглых гостей. но эта девушка явила собой неестественность в этот зал. она предстала стихией перед торопливо хлебающими нехитрую стряпню клерками и пролетариями. все сразу поняли и приняли свое бессилие перед ней и перед тем хищным и непредсказуемым миром, откуда была она. закрывшись в кабинке, девушка задирает юбку и начинает обильно и шумно срать. сначала из попочки потекла тонкая коричневая струя, потом напор заметно усилился и вместе с какашечной водой на свет выходили твердые и большие говняшки, которые шумно ударялись о воду. вскоре кала было так много, что он начал переваливаться за край унитаза с хлюпаньем падая на сырой пол. когда поток иссяк, девушка вздохнула с облегчением, встала и с улыбкой оглядела сделанное. чем же был кал для нее? с детства отец научил ее, что какашек не стоит боятся, зимой те превращаются в твердые пластичные камушки, которые выходили неплохим строительным материалом для крепостей и снеговиков, точнее, говновиков, как говорил папа, а летом, оттаяв, они превращались в скользкую жижу в трусах, по которой можно было скользить с говногорок на детских площадках как на ледянке. еще долго девушка ворошила говномысли из прошлого. она ощущала бесконечную легкость тела и ослепительную ясность мыслей в голове. у двери туалета уже давно скопилась очередь, всем было интересно, чем же там так долго может бытьзанята эта прекрасная девушка. вытирая остатки супа с уголков рта и пережевывая черствые пирожки, мужчины дружно приникли к двери и слушали. когда зазвучал приближающийся стук каблуков по кафелю, те стремительно отпрянули и торопливо разбрелись по залу. кто-то залез под рядом стоящий стол, кто-то уткнулся в похлебку, все же поглядывая исподлобья в сторону уборной. когда распахнулась дверь, все помещение озарилось ярким светом, потолок и стены окатила лазурь будто людей окружали не сдавливающие холодные стены советской постройки, а бесконечное синее небо над огромным полем. у каждого в зале возникла мысль, что в данный момент он был мертв. то, как посравшая девушка ворвалась в зал, можно было сравнить с выброшенной в центр комнаты фугасной гранатой, разрывающей на части плоть бедолаг, оказавшихся рядом. даже ворчливая уборщица совсем позабыла о том, что нужно будет писать объяснительную начальству и отмывать полностью обкаканный туалет, настолько она была заворожена зрелищем влетевшего в ее жизнь ангела. девушка оставила полную забвения "шоколадницу" с той же легкостью, с которой она ворвалась туда ранее. оказывается, на улице только что прошел дождь и ветер усиленно прогонял мрачные ливневые тучи освобождая майское солнце из заточения. следуя за ним, по улицам бежали дети, славя расцвет жизни и сил, и, вторя детской удали, по сырой мостовой, стащив тесные туфли, босиком вприпрыжку неслась странная девушка, любящая играть со своими говняшками.