Грибница не есть пассивный концепт или оставлено-постуларный принцип – это живое бесконечное переживание слияния не-дуального с глубинно-личностным. Возможность одновременного пребывания в состоянии множественности мицелия и воинственно подчеркнутого индвидуализма самого подкорневища как единичной структуры стимулируется контрастом погружения в особую среду – землю. Почва выступает как первообраз, запускающий ассоциативную волну сравнения процесса мучительной преображения человека падшего, ветхого, борющегося с последствиями заброшенности на дно океана страстей, девиаций и непрерывного потворства низменному во всепобеждающего пассионария.
Экстатическое единение с онто-онтологическим переживается субъектарно через радикальное действие. Одним из наиболее мистериальных и интенсивных аутотрансформирующих механизмов в среде техник архаического экстаза является агхори. Посредством принятия гипертрофированных аспектов изначально признаваемого социальными нормами как «низкого», «нечистотного», «деструктивного» происходит признание потаенной изнанки бездны, где помимо взаимодополняющегося бинара гармония-антиструктура существует понятие инобытия как потенции и запрещения, многовариативности и полярности, субъекта и дубля. Иобытие в контексте агхори есть не просто момент насилия, смерти или отказа, а это есть сам отказ, сама смерть, сам отказывающийся, сам умирающий одинаково тождественные с убийцей, объектом отсекаемого желания и их отражений.
Наиболее примечательно тезисное обращение А.Дугина к феномену агхори в «Политическом тантризме и онтология мандалы»:
«Метафизика хаоса нондуальна, адвайтична до предела. Она не знает эксклюзива. Она включает в себе все и даже то, что ее исключает. Мать не знает различия в своем потомстве – все оно внутри нее, в Матери все плавает под ее кожей. Мать имеет дело с мирами, которые еще не появились на свет Логоса. Они уже есть, но еще находятся в подземелье. Выходя оттуда, они оставляют в подземелье свои корни. Через них существа пьют воду великой жизни. Эта вода – всеобщая, она объединяет и опьяняет существ вселенной – от опьянения ей поют птицы, дуют ветры, смеются люди, светит солнце. Все это - невидимая подкожная мощь Матери-Хаоса. Хаос – это структура до-логосного порядка. Логос же – лишь частный случай в этом порядке, один элемент из серии других. Метафизика хаоса возможна как вскрытие до-логосной структуры сущего.
От этого пункта можно идти в разные стороны. Пойдем в произвольном направлении, затем вернемся и пойдем в другом. Пример метафизики хаоса – индуизм; он инклюзивен в максимальной степени, он недуален даже в двайта- версиях (бхеда-шайва, например), даже в собственном опровержении (буддизм), даже в собственном отрицании (чарвака-локаята). Индуизм знает Логос и, видимо, Веды были концентрацией именно иранского арийского эксклюзивизма, чистой и настоящей логосной двайты, сохранившейся в маздеизме и зороастризме. Но так было в начале. Индуистская традиция пошла в ином направлении, и на фундаменте двайты построила а-двайту. На базисе логоса (буддхи) основала тотально инклюзивную философию. Индуизм - это метафизика хаоса. Не только в шактизме, абхеда-шайве или у Шанкары. Везде. Индия - это цивилизация хаоса, континент хаоса. Это упорядоченно-хаотическое видение мира. Поэтому так отвратительны попытки вогнать его в логос (секты, кришнаизм и т.д.). Индуизм – это агхори и капалики, это бхедабхеда шайва, это магистрально развернутая неортогональная недуальность. Значит: метафизика хаоса возможна. И возможна даже на базе индоевропейского(!) ядра, хотя именно Логос мог бы по праву считаться эксклюзивным наследием ариев. Есть арии хаоса. Не только арии Логоса.
У Тантры есть политическое измерение. Оно связано с королевским посвящением в Тантру, осуществляемым тантрическими брахманами (дивья и вирья каулы). Тантрический император (Чакравартин) отличается от раджей-кшатриев качественно. Власть тантрического императора недуальна. Он и есть и не есть сам Брахман. Его джива есть Ишвара. Для него мантра «тат твам аси» буквальна. ОН замыкает Принцип и Майю и становится Чакравартином, воплощением короля шамбалы. Правителем Калачакры.
Вместо государства политический тантризм оперирует с концептом Мандалы . Мандала (колам) есть фигура недуальности, где в центре Шива и Шакти, а вокруг - мир. Мир - это Шакти, Майя, Дурга, Парвати, Кали. Ее мощь абсолютна, она все пронизывает. Она мыслится недуально. Это иллюзия - часто кровавая и страшная, но она же и пробуждение. Кали любит играть. Ее излюбленной игрой является область политики. Посвящение в тантрического императора (Чакраварти) есть создание Мандалы. Утверждение реальной карты иллюзорного мира, или, что одно и то же, учреждение онтологической силовой иллюзии как растворителя тяжелого реального мира. Именно поэтому Гераклит говорил в отрывке об игре и времени «παιδς βασιληη». «Играющему ребенку – царство».
Штрошеррер 19 окт 2015