Ностальгия

Как обычно, в шесть утра визгливая брехня местной дворняги
вывела его из беспокойного сна. Он любил животных - особенно
собак. Но этот "пустобрёх" явно заслуживал тяжелого кирпича,
ибо будил его так - вот уже две недели подряд. Иногда на шавку
находил особый раж и она брехала даже по ночам. Это было уже
слишком... Выйдя на улицу, он поднял с земли заранее
приготовленный обломок кирпича и открыл ворота. Примерно так он
себе и представлял своего ночного мучителя - тощий, мохнатый и
с бубликом. Особенно его вывело из себя то, что этот "бублик"
вилял - шавка явно забавлялась.
- Ах ты ж паскуда брехливая... - Он прикинул расстояние для
броска.
"Паскуда брехливая" тут же оценила ситуацию, уразумев, что
голый человек с кирпичом появился вовсе не для того, чтобы
одарить мясной косточкой. Пахло не ею. Пахло кирпичом и
увесистым пенделем под зад. Взвизгнув еще децибел эдак на
надцать, кабыздох метнулся за ближайший поворот, и поливая
истошным воем окрестности, исчез из виду. - Сучка... - Он
положил кирпич на самое видное место, надеясь, что шавка
запомнила, и его, и кирпич, и это место. Ёжась от утреннего
морозца, он вернулся домой. Сон был безбожно перебит. Не то,
чтобы он об этом сильно жалел - сны были тяжелыми,
беспокойными - какие-то неприятные лица, обрывки фильмов и
компьютерных игр, но они давали по крайней мере подобие отдыха
для организма.
Он снова забрался под одеяло. Постель после улицы показалась
теплой как парное молоко. Закрыв глаза он представил себя
лежащим на горячем песке. У ног плещется теплое море... Море он
видел всего два раза в жизни. Первый раз это было в глубоком
детстве и все что осталось от воспоминаний - это огромное
голубое пространство, колышущееся словно гигантский живой
организм. Горько-соленый привкус воды, ароматные персики,
сочные арбузы и белые ночи... Это было прекрасно. Во второй раз
всё было менее романтично, поскольку это было уже во взрослом
состоянии. И воспоминания были менее приятными - дешевые до
неприличия крымские вина, прорванная городская канализация,
говно в море... К тому же ещё и драка с местным обкуренным
матросом, в которой он сильно повредил локоть. Но море все
равно было... Огромное, пульсирующее. Сливающееся с горизонтом,
кажущееся бесконечным и немного пугающим из-за этого...
Мерзкий визг вернувшейся шавки вывел его из сладкой дрёмы
воспоминаний. Откинув одеяло он снова кинулся на улицу. На этот
раз кучерявая бестия смыться не успела - появление голого
человека было внезапным. Мощный пинок под зад отбросил её к
забору. Забившись между двумя досками, она ощерилась и ждала
экзекуции.
- Ты что, - Он поднял с земли кирпич, - не видела его?
Псина заскулила.
- Ты мне тут не скули! На жалость хочешь пробить? - Он подсунул
к самому её носу кир- пич. - Понюхай чем пахнет! Оплеухой... -
Он угрожающе замахнулся, - Запомнила?! В следующий раз будешь
тявкать под окном - нюхать уже не сможешь. Поняла?
Он снова положил кирпич посередине дороги и медленно двинулся обратно.
- "Ну пусть только попробует укусить сзади..." - Улыбнулся он.
Возле дверей он обернулся. Шавка нюхала кирпич. День начинался
не самым лучшим образом.
- Эх, зараза! Такой сон перебила... - Он вернулся домой и
включил чайник.
Предстояло множество неприятных дел. Беготня на работе, встречи
с бесполезными людьми, попытка выбить зарплату и ещё множество
мелкой неразберихи, которая окружает нас ежеминутно.
Уже вечером возвращаясь домой, он устало вспомнил утреннюю
дрёму. Персики, арбузы... Ему внезапно захотелось сладкого.
Того неповторимого вкуса из детства. Но увы... Для фруктов
было ещё рано, а мороженное, которое он купил поддавшись
настроению, оказалось безвкусным...
- Видимо я потерял вкус... Или мороженное они делать
разучились...
Вдохнув воздух, он на мгновенье почувствовал отдалённый аромат
моря. Где-то за тысячи километров отсюда оно мерно вздымалось,
дыша всем своим могучим телом. Волны, грохот прибоя, визг
чаек. Ему даже показалось, что он их слышит...
- Ах ты сучка! - Выругался он. - Ну что ты тут делаешь? Чего ты
все время воешь?! Тебе что тут маслом намазано? - Он присел на
корточки и протянул притихшей шавке остатки мороженного. - На,
ешь. Может по-хорошему поймешь.
Сначала пугливо, а затем смелее, кудрявая бестия принялась
вылизывать мороженное из рук своего утреннего экзекутора.
- Ну что, мир? - Он осторожно погладил облизывающееся создание.
- Надеюсь, больше я тебя тут не увижу.
Два умных блестящих глаза преданно посмотрели на него. Казалось
она понимала...
Впервые за две недели он спал спокойно. Ему снилось море, небо,
ароматные персики, сочные арбузы... И пьяные матросы.

Инвалид к отцу пришёл
И спросила кроха:
«Шо такое хорошо
И шо такое плохо?»

«Кое-что сейчас скажу
Я тебе, сынишка», –
Бати этого ответ
Помещаю в книжке.

«Вот с завода я хочу
Пожевать малёхо,
А на кухне инвалид –
Это очень плохо.

Инвалид уже ушёл,
И засел в сортире.
Ох и стало хорошо
Сразу в целом мире.

Вот теперь бы мне посрать
Хочется малёхо,
А в сортире инвалид –
Это очень плохо.

Я купил ему горшок,
Посадил в прихожей,
Сразу стало хорошо,
На душе пригоже.

Полежать бы мне теперь
Хочется малёхо.
На диване инвалид –
Это очень плохо.

Раскладушку я нашёл,
Положил калеку.
Сразу стало хорошо
Мне, как человеку.

Вечер поздний, я хочу
Прикорнуть малёхо.
Инвалид проводит стрим –
Это очень плохо.

Я на кухню спать ушёл
И под стол забрался.
Сразу стало хорошо,
Хоть и заебался.

Сплю себе спокойно я
И не жду подвоха,
Инвалид ещё не спит –
Это очень плохо.

Мне на голову горшок
Вылился с поносом,
И по морде хорошо
Стулом мне прошлося.

Я вскочил и ёбнул стул –
Охуел малёхо!
Инвалид орёт в ночи,
Инвалиду плохо.

Сядь, сынуля, на горшок,
Рассуди малёхо:
Нам с тобою хорошо
Или, сука, плохо?!

Я тебе сейчас скажу
Прямо, без подвоху:
С инвалидом вместе жить –
ПЛОХО, ОЧЕНЬ ПЛОХО!»

После этих слов отец,
Сына взяв за шкирку,
Потащил его в сортир
И засунул в дырку.

И минуты не прошло –
Нету больше вздохов.
Сделал батя хорошо,
Лишь сортиру – плохо.