>>543903
От радости удачного проката не осталось уже ничего. Лишь надвигающаяся волна страха. Потные грязные лица, золотые зубы, дубленки, кожаные куртки, эти нечеловеческие вопли соединившиеся в какой то один адский шумный вал. Юлечкины, наполненные слезами глаза, молили о помощи, но Мама была где то далеко, в раздевалке. Болельщики окружили ребенка со всех сторон и рвали, потными, грязными руками столь любовно сшитое, еще всего лишь пару месяцев назад, красное платье. Юлька с мольбой смотрела на трибуны, но лишь ехидное, расплывшееся лицо ненавистного журналиста КП, злобным оскалом, глядело ей прямо в глаза из за бортика. Это было ужасно, это была смерть, Юлька умирала так же как и жила, на льду. Да же не так как после того злопамятного падения, иначе. Навсегда. Как нелепо. Темная пелена уже почти до конца въелась в сознание беззащитной девочки, но вдруг, гул жадной толпы сменился на что то другое. Восторженно довольные вопли многоликого чудовища исказились все нарастающими нотками удивления, боли и всеокутываюшего страха. Сметая на пути все, отрывая руки и головы, к Юле спешил он. Спаситель. На его потрепанным жизнью, тучном, но возможно по своему, благородном лице не было ни капли страха. Лишь хладнокровие и решимость. Все мешалось, окровавленные части навалившихся со всех сторон, наглых ублюдков беспорядочно разлетались во все стороны, обильно орошая красным цветом белый лед. Еще момент и он уже полностью прикрывает ее своим огромным, окутанным многослойным жиром, телом. Его крепкие толстые руки поднимают ее ввысь над душной толпой. От туда, где так жарко и невозможно чувствовать ноги, туда где остались еще последние капли кислорода. Наконец то она может вздохнуть, а он все идет и идет вперед, разметая перед собой все, врубаясь в толпу так же, как атомный ледокол крушит вечный лед. А она на нем, как у бабушки на любимой лошадке, на Победе. И вот они уже в коридоре, у входа в раздевалку. Он бережно отпускает ее на пол и она, как в начале своего знаменитого номера бежит вперед к жизни, и лишь потом обарачивается назад. Но его уже нет. А там, в безопасности, Мама, Этери, Авербух с мобилкой в руке требующий срочно соединить его с Путиным, ребята из ОМОНа. Они в ужасе ждали ее здесь. Они ждали - а он спас. Его имя так и останется неизвестным, вряд ли он выжил в ту ночь после шоу. Уже живя в Японии, подальше от этих страшных людей, она долго искала его. В инстаграме, на страничке своей группы. И многие писали ей. Представлялись им, но она знала. Знала что это не он. Что он не выжил тогда. И даже многие годы спустя, при мысли об этом, слезы благодарности проступали на ее красивых, волевых глазах. И в эти минуты, всегда все понимающий Ханю, просто прижимал ее поближе и они плакали вместе. И никто так никогда и не заметил того, немного странного болельщика. Михаила, который однажды просто перестал писать в ее альбомах, которого уже никогда не обвинят в педофилии, и который уже не зайдет Вконтакт. Они считали его некрасивым, крипотным, старым и не успешным. Ее фанты, ее проклятие, насмехались и не понимали его. Так же как не понимали и ее. Но он любил Котенко-Дракончика больше жизни, и был затоптан с радостной улыбкой на лице. Ведь он погиб спасая ее, а большего он и не хотел.