– Иди в гараж и выгоняй тачку! – скомандовал Никита Понасенкову.
Сегодня день сбора в общак. Так как Понасенков признал его за смотрящего, Никита нагло сел ему на шею, пользовался его некротачкой, даже костюм какой-то напялил. Но Понасенков тоже поимел кое-какие блага от работы с Садковым.
– Грант обещали нормальный перевести... Хорошо, что Павленского к нам на район пригласили, он мощную акцию устроил - обмотался в российский триколор и сел на бутылку. Интересно, он сходу сел или разрабатывал очко до этого, чтобы так ловко приземлиться на бутылку? - Понасенков довольно засмеялся.
- Скорее всего, разработал. Когда он яйца к брусчатке прибивал, говорят, он дырку заранее сделал, пирсинг замутил, чтобы гвоздь сразу вошел, - важно ответил Садков.
- Это хорошо! А правда, что чеченцы сразу прибежали, опиздили Павленского, а потом его мусора скрутили? А то в ватных СМИ пишут, что менты его под ручку просто взяли и отвезли в отделение.
- Пиздят, как русня. Раз сказано, что его чеченцы отпиздили, значит, так и есть. Зато теперь голливудские звезды тоже садятся на бутылки, ратуют, чтобы его выпустили.
- Ясно. Еще плакаты с Навальным, против ПЖИВ расклеили, короче, это наш район, оппозиционный... За это Навальный исправно платит...
Дальше ехали молча. Потом Понасенков прокашлялся, спросил:
– А куда мы едем?
Он посмотрел на портфель, лежащий у Никиты на коленях.
– Чего-то везем, да?
– Едем, чтобы на нас не наехали, – недовольно буркнул Садков. - К Новодворской.
- Как? Она разве не померла?
- Это она инсценировала свою смерть, чтобы Володин отъебался. Ты труп ее видел? То-то. Сейчас она смотрит за городом, из подполья дела делает.
Понасенкова Никита взял с собой за носильщика – чтоб солидней. Судя по виду, Новодворская совсем дошла. Расплывающаяся бледная амеба тонула в обложенном подушками кресле, как майонез в салате оливье. Вытаращенные глаза, жирные руки судорожно вцепились в подлокотники… Да, старуха тонула, уходила на дно, и помощи ей не было. При виде Никиты (Садкову для этого пришлось подойти почти вплотную) она резко и как-то испуганно дернула головой.
– Ты ж помер, вроде, нет? – тихо проскрипела она.
Никита кашлянул в кулак. Понасенков подошел к старухе, поставил портфель на плед, укрывавший ноги.
– Наша доля в общак, – сказал Никита.
Возможно, до этого момента Смотрящая и в самом деле думала, что к нему пожаловал посланец с того света, чтобы забрать его грешную душу, но, учуяв запах денег, она отбросила в сторону всякую метафизику, проворно открыла портфель и заглянула внутрь.
– Сколько здесь?
Никита озвучил сумму. Новодворская пустила слюну и даже слегка зарумянилась.
– Толсто живешь, Садков…
– Работаем, – скромно отозвался тот.
– И где ж ты подписался на такую работу?
– Да делянка у меня… Акции, митинги проводим, Госдеп доволен...
– Про это слыхала краем уха. Район худой, нефартовый. А доля жирная… Как это выходит? Или там бабки на кустах растут?
– Дак я ж говорю: как умеем, так и работаем, – ответил Никита. – Стараемся. Так, Жека?
– Так, – Понасенков чуть по стойке «смирно» не стал. – Мы Никиту во всем слушаем и капусту собираем нехило…
Смотрящая замолчала, вздохнула, чем-то булькнула.
– Ладно, пацаны, работайте! Рыночек порешает...
Новодворская скривилась, подергала старческой клешней – подошел холоп, взял портфель, куда-то унес. Похоже, на этом запас энергии Смотрящей кончился, будто батарейку из нее достали. Она надвинула брови на глаза и сидела неподвижно. Через минуту-другую вернулся холоп, бросил взгляд на начальницу, сказал, не снижая голоса:
– Она ни фига больше не скажет. Спит.
И этот тон, и беззаботный шум за стенкой в кухне, где челядь наливалась пивом, – все говорило за то, что Новодворской осталось недолго. Честно говоря, Никите на это наплевать. Он свое дело сделал, Смотрящая его, считай, на районе официально поставила, это главное. А что с каждым из них завтра будет – то никому не ведомо.
Никита и Понасенков вышли из комнаты, но холоп не повел их к лестнице, а направил в кухню, где шло гулянье. Стол завален рыбной шелухой, заставлен бутылками, в табачном тумане над ними плавают-сияют красные рожи. Здесь совсем другая атмосфера, иной градус жизни.
– Приземляйтесь, бродяги! Эй, Никита, бляха-муха, сто лет не виделись! Давай сюда, накатим по маленькой, покалякаем за жизнь! – один из молодых либералов вскочил из-за стола, засуетился, пододвинул гостю стул на гнутых ножках. – А мы тут как раз про тебя, Никита, с пацанами толковали! Помнишь, как ты один, в полном голяке, против Быкова и еще какого-то петуха стоял? И как их потом завалил? А как Макаревича на сходке опустил? Вот это, говорю, легендарный либерал! Это настоящий русофоб, не то что нынешняя шелупень!
У Понасенкова от такой уважухи даже челюсть отвисла.
– Так что милости просим к нашему шалашу! Присаживайся, отдохни маленько! Пацаны, это он петуху, обмотанному в российский флаг, голову отрезал! А недавно ведь сам Павленский тоже в флаг обмотался и на бутылку сел, типа олицетворял русский народ под гнетом Путина! Ну так он просто сидел, а Золотой петуху голову отрезал!
Садков ожидал чего угодно от этого визита – недоверия, подозрительности, мрачного игнора. Может, Каспаров растрепал всем... Он давно не корешевался в либеральной среде – сперва выживал как придется в одиночку, потом бомжевал, пока не встретил Каспарова. А как приподнялся, так сразу объявился – принес долю в общак, как положено… Новодворская, ясен пень, не возражала, так у него и мозгов не осталось – так, сухая мука. А вот насчет остальных Никита далеко не был уверен: могли начаться неприятные вопросы да подняться вонючий кипеж… И – да! – уже почудилось ему что-то такое, повеяло укрытой парашей, когда зашла речь о торпедах то ли Макаревича, то ли Пашки Дурова. Мутная и неприятная история, Садков предпочел бы никогда о ней не вспоминать.
Но нет, молодой либераст тарахтел без всякой задней мысли – Никита такие дела просекал четко, жопой чуял. И другие скалились на него дружелюбно, даже слегка заискивающе, только что хвостами не виляли, будто нарисовался перед ним опытный арестант из старых песен, которые еще и шансоном не назывались… "Я анально насиловал сраную рашку брайтонским батоном колбасы. Я рашпилем анальным ебал ебал. Ебал ебал ебал ебал ебал ебал"! Это не шансон, это жизнь, и Никита Садков действительно такую жизнь прожил…
Но он сослался на дела и ушел. Когда они с Понасенковым уже садились в машину, молодой либерал догнал их.
– Так это, как бы… – либерал стрельнул глазами в Понасенкова, опять заглянул Никите в лицо, моргнул при этом раз десять. - Золотой! Кореш! Я всегда тебя уважал! Я ж, блин… Я тебя в натуре за честного либерала всегда держал!! Это раньше все думали, что тебя Володин долбит! Но это раньше! А сейчас…
В глазах у него заблестели слезы, хотя, может, Никите это только показалось.
– Сейчас я тебе по чесноку скажу! Новодворская скоро ласты склеит, это факт! И если община будет голосовать за нового Смотрящего, я, блин, да что я – и другие тоже! Мы все будем за тебя, Никита! Все авторитетные либералы сейчас на тюрьме сидят, кроме тебя, нету никого!
Либерал сморкнулся на траву и добавил веско:
– Вот клык даю.
Сперва Никита подумал, что либераст просто пьян вусмерть (а где-то так оно и было). Потом подумал, что он просто не расслышал. Или расслышал не так, как надо.
– Какой еще Смотрящий? – проговорил он. – Ты что за пургу метешь, пидорашка? Охуел что ли?
– Никакой пурги, Золотой! Мы тут прикинули, из настоящих либералов только ты остался! Пошли выпьем за тебя!
– В другой раз, – сказал Никита. Не глядя на него и не слушая его вопли, он сел в машину и сказал Понасенкову:
– Домой.
Они долго ехали молча. И когда уже подъезжали, молчание было нарушено.
– Слышь, Никита, я, конечно, слышал, что ты либерал авторитетный, но всех твоих подвигов не знал! – сказал Понасенков уважительно. – А то, что ты на место Смотрящего по городу пойти можешь, – и подумать не мог!

>>589592

>множество положительных рецензий,

Накануне в столичном Центре имени Вс. Мейерхольда представили спектакль «Немецкая сага» по произведениям Юкио Мисимы. В основе постановки Евгения Понасенкова лежит пьеса Мисимы «Мой друг Гитлер», повествующая о первых шагах рейхсканцлера на пути к власти.

Евгений Понасенков взял на себя не только режиссерские задачи. Он автор сценографии, хореографии и музыкального оформления спектакля. В спектакле музыки и танца действительно много, тем более подзаголовок к спектаклю звучит так: «Любовь и смерть в ритме танго». Знойного аргентинского танго в спектакле нет, зато есть скромно обставленные танцевальные номера под сладкоголосые немецкие композиции. Периодически они перемежаются с отрывками из опер и кантаты Шнитке.

Манерный Гитлер в исполнении Стаса Эрдлея эмоционален и истеричен. Он говорит, растягивая слова, с молниеносной быстротой отправляет на тот свет своих соратников и любовников Рема (Роман Аксентий) и Штрассера (Павел Сердюк). Изящный Адольф слушает Вагнера, мыслит художественными образами и оправдывается перед оружейником Круппом (Станислав Лиевский) в вынесении смертных приговоров. У этого Гитлера много общего с Калигулой – недаром его контурное изображение маячит на белом полотнище с правой стороны сцены. Убив своего верного друга, он говорит: «Рем виновен, потому что считал себя моим другом». И эти слова сильно напоминают утверждение Калигулы «Все виновны». Одежда Гитлера в «Немецкой саге» выдержана в красно-бело-черных тонах, в ту же гамму облачает своего Калигулу-Хабенского режиссер Юрий Бутусов.

Гитлер Эрдлея выглядит как «прекрасный принц, обреченный на злую судьбу». Мисиме это импонирует, а вот русского зрителя обескураживает. Римского тирана Калигулу в образе несчастного изгнанника, потерявшего Луну, московская публика может принять, но Гитлеру простить этого пока не может.

Актеры часто оговариваются, резко переставляют стулья (основа декорации) и постоянно обнимаются друг с другом. В спектакле нет ни одной эротической сцены, и тем не менее нетрадиционная ориентация Гитлера и Ко очевидна.

На фоне суетливых и истеричных артистов (каждый из них считает долгом устроить хоть одну сцену на повышенных тонах) выделяется сдержанная черно-белая декорация, также выполненная Понасенковым. Позади сцены висит графическое изображение лестниц, составляющих неровный треугольник. Герои спектакля словно плутают по ступенькам и путаются в замкнутом треугольнике своих страстей.

«Сегодняшний спектакль я посвящаю великому мастеру, скончавшемуся на днях – Морису Бежару», - перекрикивая гомон зала, сказал Понасенков, вышедший на поклон после представления. Ответом на его слова были громкие аплодисменты.

>>591142

>из зала славы современных историков России.

У русского царя в чертогах есть палата:
Она не золотом, не бархатом богата;
Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;
Но сверху донизу, во всю длину, кругом,
Своею кистию корявою и странной
Ее разрисовал художник бесталанный.
Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,
Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,
Ни плясок, ни охот, — геоглифы там всё, да коловраты,
Да лица, как одно все желтоваты.
Толпою тесною художник поместил
Сюда тех, кто в истории дебил,
Покрытых дурью ненаучного подхода
На вечное посмешище народа.
Нередко медленно меж ими я брожу
И на знакомые их образы гляжу,
И, мнится, слышу их воинственные клики.
Из них уж многих нет; другие, коих лики
Еще так молоды на ярком полотне,
Уже состарились и никнут в тишине
Главою херовой...
Но в сей толпе суровой
Один меня смешит всех больше. С думой новой
Всегда остановлюсь пред ним — и не свожу
С него моих очей. Чем долее гляжу,
Тем более смеюсь я еле слышно.
Он писан во весь рост. Чело, с волос копною пышной,
Высоко лоснится, и, мнится, залегла
Там дурь великая. В башке — густая мгла;
За ним что - не видать. С ухмылкою крысиной,
Он, кажется, глядит с презрительною миной.
Свою ли точно мысль художник обнажил,
Когда он таковым его изобразил,
Или невольное то было вдохновенье, —
Но дал анон ему такое выраженье.
О вождь несчастливый! Суров был жребий твой:
Всё в жертву ты принес земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчанье шел один ты с манией великой,
И, в имени твоем звук чуждый невзлюбя,
Своими криками преследуя тебя,
Народ, в мечтах сжигаемый тобою,
Ругался над твоей фамилией свиною.
И тот, чей острый ум тебя вдруг постигал,
За ложь тебя на двачах порицал...
И долго, укреплен могущим убежденьем,
Ты был неколебим пред общим возмущеньем;
И на полупути был должен наконец
Безмолвно уступить и лавровый венец,
И власть, и замысел, обдуманный глубоко, —
В тумане горном скрыться одиноко.
Там, устарелый вождь! как мальчик молодой,
Веселый ветра свист заслышавший впервой,
Бросался ты с горы, ища желанной смерти, —
Вотще! —
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Подпищики - вы жалкий род, достойный слез и смеха!
Жрецы минутного, поклонники успеха!
Как часто вам ютьюб покажет человека,
Он трус, глупец и нравственный калека,
А вы, прослушав на канале выступленье
Не скинете копейку на его леченье!

Ленина уже разъебали.

>И еще несколько слов в заключение. И западные писатели, и некоторые русские историософы потратили немало умственных усилий и печатной бумаги, чтобы “объяснить”, почему и как русский народный дух сделал возможным торжество большевистской власти в России в 1917-1918 гг. В действительности русский народный дух в то время был или апатично-нейтральным (у огромного большинства народной массы) или активно-враждебным (у почти всей интеллигенции), в отношении большевистской власти, и держалась она в то время на весьма тонкой нитке. А удержаться ей помогли не таинственные глубины русского народного духа, а - как о том непреложно свидетельствуют холодные архивные документы -силы гораздо более реальные и прозаические: штыки латышских батальонов (см. статью Кто помог большевикам удержаться у власти в 1917-1919 годах ?) и систематические многомиллионные субсидии имперского германского правительства.

Но Ленин и правда был энергичным человеком и террористом))

>“Только наша партия, победив в восстании, может спасти Питер” (14 сент.). Большевистские главари напоминали Ленину о том, что в 20-х числах октября должен собраться II всероссийский съезд советов, который и может принять постановление о переходе власти к советам. На это разгневанный верховный вождь отвечал, что нельзя пропускать удобный для восстания момент и что “ждать съезда советов есть полный идиотизм или полная измена”, “ибо съезд ничего не даст и ничего не может дать”. “Теперь взять власть можно, а 20-29 октября ее вам не дадут взять”. “Сначала победите Керенского, потом созывайте съезд” (29 сент. и 7 окт.). Власть должна захватить большевистская партия и тем поставить съезд советов перед совершившимся фактом — вот директива Ленина.

http://lenin-rus.narod.ru/02.htm

>А как же реагировало возглавляемое Керенским Временное правительство на объявленную ему большевиками войну? Увы, оказалось, что самое демократическое правительство в мире не имело под собою сколько-нибудь крепкой и устойчивой опоры. Керенский, бывший весной и в начале лета 1917 года кумиром интеллигенции и толпы, потерял свою популярность и подвергался нападкам справа и слева: справа — офицерство, казачество и буржуазия обвиняли его в демагогии и в потворстве большевикам, тогда как яростная агитация большевиков обвиняла его в том, что он “продался” русским помещикам и капиталистам и западным империалистам и хочет “сдать Питер немцам”.

>Что касается народной массы, то она, конечно, плохо разбиралась в разногласиях и спорах большевиков, меньшевиков и эсеров по вопросам программы и тактики, но она к осени 1917 года при продолжающейся войне и при возрастающей политической и хозяйственной разрухе внутри страны, не чувствовала никакого облегчения в своем положении, а фактическое отсутствие какой-либо авторитетной власти на местах привело к многочисленным “эксцессам” не только в области аграрных отношений, но и в области алкогольных напитков. Осенью 1917 года в ряде городов произошли пьяные “бунты”: солдаты, рабочие и прочие жители разбивали закрытые винные склады, на которых с 1914 года хранились неприкосновенными огромные запасы водки (или, по официальной терминологии, “водочных изделий”), напивались и пьянством, буйством и разгромами “праздновали” новую свободу.

>В “борьбе Ленина с Керенским” солдатская масса, в огромном своем большинстве, сохраняла нейтралитет (как многотысячные гарнизоны Гатчины и Царского Села при занятии этих городов казаками Краснова 27 и 28 окт.). С другой стороны, командный состав, генералы и офицеры весьма скептически относились к штатскому верховному главнокомандующему, которого они обвиняли в развале и дезорганизации армии (хотя солдатское “самоуправление” было введено до того, как Керенский стал военным министром и главнокомандующим). Неудивительно, что когда Керенский 25 октября выехал из Петрограда на Северный фронт, чтобы собрать верные Временному правительству войска и послать их к Петрограду для подавления большевистского восстания, то он не нашел там почти никакой поддержки; солдаты не хотели воевать “против своих”, а командование не хотело снимать войска с противонемецкого фронта и посылать их в Петроград для участия в междоусобной гражданской войне. Получив известие о петроградских событиях 25 и 26 октября, главнокомандующий армиями Северного фронта ген. Черемисов телеграфировал (27 октября) подчиненным ему высшим военным начальникам директиву о невмешательстве армии в политическую борьбу: “Политическая борьба, происходящая в Петрограде, не должна касаться армии, задача которой остается прежняя - прочно удерживать ныне занимаемые позиции, сохраняя порядок и дисциплину” (“Красн.арх.”, т. 23, с. 176).

>А что же происходило 25 октября в Петрограде за пределами той площади, на которой, “революционные войска” осаждали “правительство помещиков и капиталистов”? Ничего особенного. Все наблюдатели, и русские и иностранцы (включая Джона Рида), согласно свидетельствуют, что жизнь города протекала совершенно нормально, без всяких признаков социальной или иной какой-либо революции: фабрики и заводы работали, как обычно, огромное большинство солдат сидело по своим казармам, в учебных заведениях шли обычные занятия, по Невскому, как обычно, гуляла публика, все магазины были открыты, трамваи ходили, как обычно, кинематографы и театры давали свои представления. Лишь изредка по улицам, привлекая любопытные взоры публики, проносились грузовые автомобили с кучками большевистских солдат.

))))))0 Они проебали Россию.

>В несколько иных словах, но совершенно то же по существу, докладывал 26 октября (в разговоре по прямому проводу) генералу Барановскому (генерал-квартирмейстеру Северного фронта) поручик Данилевич (исполн. обяз. штаб-офицера для поручений при начальнике кабинета военного министра): после отъезда Керенского из Петрограда 25 октября около 11 часов утра, “в его отсутствие оставшиеся члены Временного правительства, как и полагается ему, заседали и разговаривали, Петроградский штаб бездействовал. Было решено передать власть над Петроградом Кишкину и Пальчинскому и Рутенбергу, как его помощникам... В течение дня незначительные группы большевиков без всякого сопротивления заняли Мариинский дворец, телеграф и Государственный банк, в семь часов вечера и Петроградский штаб. Захват последнего был произведен группой человек в тридцать... До 11-ти было совершенно спокойно, лишь изредка юнкера, по своей нервности, открывали стрельбу по пустой Дворцовой площади. Примерно в полночь несколько десятков большевиков забрались во дворец через открытые и никем не охранявшиеся входы и пробрались на третий этаж, в люки которого бросили во второй этаж, где находилось Временное правительство, несколько бомб. Это произвело необычайный эффект на юнкеров, и они рассыпались, как пыль. Когда стихло, они начали подбираться и арестовывать забравшихся. Таких оказалось человек 50, которые сдали свое оружие и бомбы. Наступило успокоение. Примерно через час большинство юнкеров забрало оружие и ушло в школы, и у нас осталась одна прапорщичья инженерная школа.

>В два часа утра поступило сведение, что четыреста повстанцев уже находятся в нижнем коридоре и идут наверх. Временное правительство решило оружие не применять, и повстанцы вошли, в числе до двухсот человек. Объявили Временное правительство арестованным и около половины третьего отправили в Петропавловскую крепость. Все это вышло просто до изумительного и может быть объяснено лишь невероятной халатностью и полным отсутствием сопротивления” (“Красн. арх.”, т. 23 (1927), с. 158).

КЕРЕНСКИЙ ПИДОР СЪЕБАЛСЯ, БРОСИЛ РОССИЮШКУ НА СЪЕДЕНИЕ ЛЮДОЕДАМ!!!!111

>Командовавший в то время большевистскими войсками в Петрограде В. Антонов-Овсеенко рисует яркую картину состояния петроградского “революционного” гарнизона в то время: “Гораздо больше хлопот, чем учредиловцы (т. е. сторонники Учредительного собрания), мне лично доставил самый гарнизон, начавший совершенно разваливаться. До сих пор толком не выяснено, не было ли тут и хитроумной провокации, но только никогда не виданное бесчинство разлилось в Петрограде. То там, то сям появлялись толпы громил, большей частью солдат, разбивавших винные склады, а иногда громивших и магазины. Караульная служба замучивала немногих сохранявших дисциплину солдат и красную гвардию. Никакие увещания не помогали. Особенно остро встал вопрос с погребами Зимнего дворца. К этому времени сохранявший ранее свою дисциплину Преображенский полк, неся караул у этих погребов, спился окончательно. Павловский, — наша революционная опора, — также не устоял. Посылались караулы из смешанных частей — перепивались. Ставились “комитетские” караулы — не выдерживали. Посылались броневики разгонять толпу, команда их после некоторого променада также начинала подозрительно шататься. Как только наступал вечер, разливалась бешеная вакханалия. “Допьем романовские остатки!” — этот весёлый лозунг владел толпой. Пробовали замуровать входы — толпа проникала сквозь окна, высадив решетки, и грабила запасы. пробовали заливать погреба водой, — пожарные во время этой работы напивались сами. Только когда за борьбу с пьяницами взялись гельсингфорские моряки, погреба Зимнего были обезврежены” (В. Антонов-Овсеенко. Записки о гражданской войне, т. 1, 1924, с. 19).

>Дело дошло до того, что ленинское правительство нашло нужным создать особый “комитет по борьбе с погромами”, который 6 декабря объявил Петроград на осадном положении и издал обязательное постановление, в котором угрожал: “Попытки разгромов винных погребов, складов, заводов, лавок, магазинов, частных квартир и проч. будут прекращаемы пулеметным огнем без всякого предупреждения” (см.: Дж. Рид, с. 366 и 392-393).

(((((рашка

>В своих статьях И. А. Курганов утверждает, что в Красной армии работали десятки тысяч бывших царских офицеров, что они, в большинстве, работали усердно и добросовестно, и что без их работы Красная армия не была бы создана. Вот его заключение: “Красную армию построили и ее военные победы обеспечили царские офицеры. Без ник не было бы ни Красной армии, ни ее побед. Но это значит — не было бы и коммунизма в России. Сто тысяч царских офицеров спасли коммунизм в России и, значит, дали ему зеленый свет во все страны современного мира”.

А НАРОТ на самом деле НЕ ТОТ.

Итак, советскому правительству, несмотря на все его усилия, не удавалось установить с США ни политических, ни торговых отношений. Но 1921-22 гг. увидели широкое русско-американское сотрудничество на иной почве — на почве общественной благотворительности. В эти годы тяжелый голод постиг обширные пространства России, особенно Поволжье. Голод был результатом, с одной стороны, катастрофического неурожая, с другой — экономических мероприятий ленинского правительства в деревне в эпоху "военного коммунизма". Советское правительство оказалось бессильным справиться с тяжелым бедствием и было вынуждено обратиться к западному миру с призывом о помощи. Американское правительство и общество широко и великодушно отозвались на этот призыв. В 1919 году была создана широкая организация, точнее, союз благотворительных организаций (поддерживаемый правительством) для оказания экономической помощи странам и народам, пострадавшим от мировой войны и ее последствий. Называлась эта союзная организация "Америкэн Релиф Администрешн" или, в сокращенном русском обозначении, "АРА". Во главе этой организации стоял министр торговли Герберт Гувер (будущий президент США). 20 августа 1921 года в Риге замнаркоминдела Литвинов и директор АРА в Европе В. Л. Браун подписали соглашение об организации и условиях работы АРА в России (Документы, IV, c. 281-288), и с 1 октября АРА начала свою работу. Работа эта особенно широко развернулась в 1922 году и закончилась в июне 1923 г. В первом издании Большой Советской Энциклопедии (т. 3, изд. 1926), на стр. 190-192, находим объективную фактическую статью о работе АРА в России, с приведением цифровых данных.

"В 1922 году число детских (дополнительных) пайков было доведено до 5 милл.; в том же 1922 г. А. приняла на себя дополнительное питание и взрослых (в июле-сент. также до 5 милл. чел.), так что в период максимального развития своей деятельности она выдавала дополнительно питание приблизительно 10-ти милл. чел.". Аппарат АРА в России составляли 300 человек, приехавших из Америки, и свыше 10.000 нанятых русских.

В приложениях к 27-му тому 2-го издания сочинений Ленина, вышедшему в 1930 голу, когда память о работе АРА, спасшей от голодной смерти миллионы русского населения, была еще слишком свежа в стране, находится краткая, но все еще правдивая заметка: АРА, организованная для помощи пострадавшему от войны населению Европы, работая в 1921-23 гг. в России, "обслуживала 37 губерний, пострадавших от голода, оказывая помощь продовольствием, медикаментами, одеждою, обувью и пр., израсходовав за время своей деятельности свыше 135 миллионов золотых рублей" (c. 513-514).

По окончании деятельности АРА в России, Совет Народных Комиссаров счел своей обязанностью поблагодарить АРА и ее лидера Гувера от имени русского народа, который никогда не забудет помощь, оказанную ему американским народом через АРА. Однако с течением времени традиционная марксистско-ленинская ненависть к "буржуазной" Америке взяла свое, и во 2-м издании БСЭ (т. 2, изд. 1950), на с. 582, мы находим злостно-клеветническую заметку, в которой о действительной работе АРА в России не сказано ни слова (и самое слово "работа" взято в иронические кавычки), а сказано вот что: АРА была создана в 1919 году в США "для борьбы с революционным движением и укрепления экономических и политических позиций американского империализма в пострадавших во время первой мировой войны 1914-18 гг. европейских странах под видом оказания им продовольственной и всякой иной помощи". Возглавлялась АРА "известным реакционером" Гувером. В Россию АРА пришла в августе 1921 г. "Предоставленные ей возможности создания своего аппарата в Советской России "А" использовала для шпионско-подрывной деятельности и поддержки контрреволюционных элементов. Контрреволюционные действия "А" вызвали решительный протест трудящихся Советской России. "Работа" АРА в РСФСР была прекращена с июня 1923 г.".