Паша открыл глаза. Все тело зудело и требовало действий. Особенно пролежни. В такие ночи они словно начинали жить своей жизнью, и становились главной поддержкой и опорой Паши в его нелегком деле. В каждую такую ночь он был готов сделать пролежни своими лучшими друзьями навек, но лишь одно его останавливало - пролежни не умели проходить Баттлтоадс.
Паша бережно почесал своих верных товарищей и прислушался. В комнате стояла звенящая тишина, лишь изредка нарушаемая усталыми вздохами Кинаматери. Паша улыбнулся и мысленно похвалил себя за предусмотрительность – не зря он потратил весь вечер, колеся по комнате, выбрасывая из стенки посуду и книги и обдавая их поносом. Теперь, полностью измученные и истощенные уборкой, родители Паши спали так крепко, что разбудить их было невозможно даже струей того самого поноса в лицо. Паша опять почесал свои верные пролежни. Его засохшие губы прошептали: «Пора, мои хорошие».

Паша свесился с кровати и привычными движениями начал обматывать колесики своего стула мягкой тканью. Эта ткань стоила ему больших трудов – Кинамать никак не хотела верить, что Паше нужна тряпочка для протирки компьютера, ведь за все годы она ни разу не видела Пашу, протирающего компьютер. Обычно это делала сама Кинамать по очень занятым выходным – перебирала все барахло на столе Паши, вытирая его от пыли, а потом с силой терла поверхность компьютерного стола, всю усеянную засохшими пятнами Пепси вперемешку с поносом. Последними чистке подвергались три маленьких иконки, стоявшие над монитором – во время их чистки Кинамать всегда молилась за здравие Паши. «Слава богу, что я об это вспомнил» - подумал Паша, и, наклонившись к компьютерному столу, прихватил иконки с собой. Он почему-то всегда забывал их взять в свои ночные поездки и сделать то, что давно уже нужно было сделать.

Кряхтя, Паша взгромоздился на стул. Взяв одеяло с кровати, он свернул его и положил себе на колени. Из потайного места под кроватью он достал фальшивую бороду от костюма деда Мороза и бензиновую зажигалку, которую спрятал в карман. Эту зажигалку он очень ценил, ведь достать её было сложнее всего остального. Немало усилий потратил Паша, чтобы убедить Кинамать её купить, и тут опять пришли на помощь спасительные девяностые: история о том, как Паша увидел у друга зажигалку и как счастлив он был, чиркая ею, а потом нагрянула болезнь, разжалобила Кинамать, и они весь вечер просидели, обнявшись и рыдая друг другу в плечи. На следующий день зажигалка была у Паши.

Паша отодвинул занавеску и бесшумно выехал из комнаты в коридор. Заглянув в кладовку рядом с туалетом, он извлек оттуда канистру бензина, принесенную из гаража папиком. Эта канистра уже давно не покидала их кладовки, поскольку отстирать пашины штаны без бензина не представлялось возможным даже для повидавшей виды Кинаматери. В последние месяцы Паше пришлось стать еще и инженером и оборудовать свой стул механизмом для перевозки канистры. Паша справился с этой задачей на отлично, как и всегда. Закрепив канистру и кое-какие инструменты под стулом и нацепив бороду, Паша набросил на ноги одеяло, скрыв свою нижнюю половину туловища вместе со стулом. Погладив на удачу пролежни, он щелкнул дверным замком.

В подъезде было темно и пахло мочой. «Прямо как в девяностые» - пришла к Паше мысль, и он чуть было не забился в припадке ностальгии, но вовремя остановился, вспомнив важность своей миссии. Аккуратно держась за перила, Паша бесшумно заскользил на колесиках вниз по лестнице. Он опять вспомнил свой самый первый раз, когда он с грохотом слетел с лестницы, получив в конце своего полета стулом по голове. Хорошо еще, что это громкое событие прошло незамеченным для жителей подъезда, но вот заниматься съемками после этого он не мог несколько месяцев, а для объяснения синяков и ушибов пришлось придумать для родителей невероятную историю про игру в Мортал Комбат. Наконец, лестница осталась позади, и Паша выкатился на улицу.

Свежий морозный воздух ударил в пашины ноздри, отчего они затрепетали, словно парус на ветру. Поежившись, Паша беззвучно покатился тщательно продуманным маршрутом. Была безлунная ночь, и редкие прохожие почти не обращали внимание на странного паренька, без единого звука катящегося по закоулкам Ростова-на-Дону. За все свои поездки лишь однажды встретил он шумную компанию, которая бросилась было за ним, но быстро отстала, когда он, нацепив спасительную бороду, прикинулся бомжом-инвалидом и попросил денег на Пепси. Так он и оставался никем незамеченным молчаливым героем, летящим на крыльях ночи.
Вот вдали показалась пашина цель. Блеснули золотые купола и белые стены, и сердце Паши забилось учащенно, словно в девяностых от вида нового неигранного карика. Еще немного – и вот оно. Паша стремился к этому недели. В такой поздний час вокруг не было ни души. Подкатившись в массивной двери с огромным замком, Паша достал из-под стула гвоздодер и с неожиданной для инвалида силой резко сорвал замок. Не колеблясь ни секунды, Паша вкатился в открытую дверь.

Обстановка внутри ничем не отличалась от других мест, где Паша уже успел побывать. Всё так же усеяно золотом, воздух пропитан благовониями, а потолок теряется где-то под небесами, вселяя благоговейный страх в приходящих. Но только не в Пашу. Паше больше нечего было бояться и нечего было терять. Чиркнув зажигалкой, он поднес её к одной из свечек, а когда она загорелась, направился к иконам. Он срывал все иконы, до которых смог дотянуться, и аккуратно складывал их вдоль стен. Когда все было закончено, Паша запрокинул голову и тихо прошептал «За что?». «За что?» - повторял он снова и снова. «За что?!» - звучало все громче и настойчивее, и крик метался среди холодных и пустых стен, повторяясь и заново обрушиваясь на них, словно волны на берег. «За что?!!» - крик перешел в вопль отчаяния, и тогда Паша спустил штаны и свесил зад со стула. Съеденный накануне обильный ужин из двух пачек Лейс с крабом и двухлитровой бутылки Пепси не прошел даром, и тугая струя зловонного поноса с силой обрушилась на лежащие на полу иконы. Паша бешено вопил и крутился на стуле, заливая все вокруг. А когда последняя капля поноса упала из его разверзнутого зада, он достал из-под стула канистру с бензином и, не прекращая крутиться на стуле и издавать вопли, продолжил заливать стены с иконами. И когда закончилась канистра, Паша отбросил её в сторону и схватил горящую свечку. Последний раз возопив «За что?!!», он метнул свечку в иконы, и багровые языки пламени тут же взвились ввысь. Паша смотрел на это, и огонь плясал в его глазах, принося долгожданное облегчение на истерзанную душу. Уже на пути к выходу Паша достал три иконки, взятых из дома, и не глядя отправил их в бушующее пекло. В душе его царили покой и безмятежность, и сложно было найти другого такого же человека на Земле.

Паша проснулся раньше обычного. Папик уже был на кухне и шелестел газетой. Проезжая мимо него, Паша успел прочитать заголовок на первой полосе: «Ростовский поджигатель вернулся!». Ухмыльнувшись, он сделал себе чай и направился к компьютеру. Задернув поплотнее занавеску, он долго разглядывал фото с места пожарища, а затем открыл черновик своей книги и застучал по клавишам, набирая новую главу. Всё шло своим чередом. А вечером был стрим, на котором Паша отвечал на неожиданный вопрос про блэк-метал и Варга Викернеса: «Не знаю… Не интересовался… Не моё…».