Разговор шёл о типичном пассаже Мамлеева: то ли генерал, то ли бухгалтер умирает. И вдруг до него доходит, что все, кранты, приехали, пришла смерть. Настоящая окончательная смерть пришла к нему. И ничего из жизни, построенной и наворованной и надуренной с таким трудом и успехом, тебя не защитит. Все рушится перед лицом смерти.
Не смерть сама по себе оказывается точкой разборки социального и мировоззренческого, скажем так, блага, но осознание ее непосредственного присутствия, ее приближения.
И мужик ой ой такой, не знает, что делать.
Тут Штрошерер омерзительно заржала, и этот смех я не могу забыть, а может быть и простить.

Дело вот в чем.
А что мужику следовало бы сделать, понятно, что в экзистенциальной ситуации уже ничего не поделаешь, но как ему следовало бы вести себя до того, где и какой соломки подстелить?

Подразумевались две вещи, во первых о смерти надо постоянно помнить, то есть постоянно отдавать себе отчёт в том, что вокруг - отменяемая и бессмысленная херня, и всемисчезнет и потеряет смысл, когда ты перекинутся, а это произойдёт обязательно и довольно скоро. Будущего нет.
Во-вторых, надо вести жизнь духовную, вкладывать душу в алхимию, изучение священных текстов, там типа все написано, типа проблемы вообще нет. Гнозис обо всем побеспокоился. Авраамическая религия это огого.
В-третьих, законы природы отменимы, чудо вполне возможно. Святой или алхимик (алхимик - это кустарь спиритуализма, святой, который кустарными методами проламывает себе путь в хм-хм в мир духовный, где не действует закон смерти и энтропии) может находиться одновременно в двух местах, а также летать, а так же исчезнуть без следов и попасть типа в нирвану. Обрести жизнь вечную. То есть ускользнуть от смерти.

Я конечно был согласен, что афоризм тамплиеров "кто умер при жизни, тот будет жить после смерти" крут. Но меня интересовала практическая сторона вопроса, ведь смерть - это очень практическое дело, рецепты в духе ухмыляющегося "пройди духовный путь до конца и может быть и ты поймёшь, как побеждается смерть" меня не устраивали категорически.
А Дарья категорически не хотела понимать то, что было очевидно мне - мы с ним ничем не лучше умирающего мужика из рассказа Мамлеева.

Во-первых, мементо мори - это психотренинг, то есть расковыривание в себе психологической травмы. Эта травма очень быстро перестаёт работать: как и любая песня она приедается, утрачивает смысл и остроту. Кроме того, я и так всю жизнь помню, что я смертен, ну, и что? Ничем мне это помнение не помогло и не поможет. Более того, такое постоянное удерживание в сознании мира как безнадежно просратого и бессмысленного есть симптом меланхолии или депрессии. И прожить даже очень короткую жизнь с психическим расстройством - ну, уж явно хуже, чем без него. Мы же говорим о практических стратегиях.

Во-вторых, чтение вед на санскрите, изучение Генона и Шуона, а также всего такого прочего, писаний мистиков и гностиков много, все это - тайнопись, надо догадываться, нужна инициация, ничего там не сказано прямо и в лоб, чай не закон Ома, так вот, все это многокнижие - это всего лишь слова. Огромный запас мистиковедения и мракобесографии и -софии, тебя ничем от советского завскладом не отличит. Завскладом жил в мире советского, а теперь капиталистического мракобесия, условности и хуиты, а ты -гностического. Приходит смерть, ему не поможет ни Ленин, ни Брежнев, а тебе не поможет ни Генон, ни Фульканелли, ни Дугин.

Остаётся третье.
Нарушаются ли законы природы? Можно развести телегу о том, что такое законы природы, и эта телега не лишена своего интереса, но пока давайте считать, что столы и люди существуют, мы находимся в обычном нам знакомом мире, камни падают на землю, солнце всходит и заходит, все смертно. Вот в этом мире может человек взять и взлететь без посторонней помощи? И прочее, чем наполнены истории святых? Если говорить серьёзно, то я в это не верю. А если бы кто то и взлетел одной силой ума, то смерть разве была тв им преодолена? Тоже вряд ли.
На это Штрошерер ухмылялась и рассказывала одну и ту же историю про алхимика Фульканелли, загадочного человека или даже и не совсем человека, типа он изменил свою человеческую природу.
Но сама Дарья только говорила о нигредо и прочей алхимической мути, а уксус в серу не лила или какая там первая стадия непоймичего.

Мой вывод был, что даже если непонятный мне Фульканелли в реальности покинул пределы реального, то ни мужику из рассказа Мамлеева, ни Мамлееву, ни мне, убогому магистру философии, ни самой Штрошерер от этого ни тепло, ни холодно. Мы ничем от умирающего завскладом по-прежнему не отличаемся. Нам нечего противопоставить смерти.

Тут раздаётся драматический удар грома. Как это нечего противопоставить? А спасение души? Увы и ах, после разрушения мозга никакой личности нигде не остаётся (даже если и неясно, где она была, когда мозг моргал глазами), не остаётся воспоминаний, привычек, всего того что делает меня мной, то есть не остаётся меня.
А если кто-то верит в жизнь вечную, достижимую то ли посредством мейнстримного пути, то ли пути гностического и алхимического, то ли пути парадоксального, то он большой оптимист. И не утратил надежду на наличие более крупного порядка вещей чем тот, что мы видим непосредственно перед своим носом. Этот порядок продлевается по ту сторону жизни и смерти, а рассиянская власть, капитализм, современное искусство и музыка идиотских композиторов - не продлевается.

И получается странная история.
Антигуманистка, стоик, мракобес, чёрный традиционалист Дарья Штрошерер придерживается оптимистической точки зрения, что смерть отменяема. Его мрачный мир освещён надеждой на победу над смертью.
А простой приземлённый человек типа меня не надеется вообще ни на что. Я сдохну, свет выключится, и больше меня никогда ни в каком виде не будет, мой глаз не выглянет ни из будущей кошки, ни из человека, ни из эфемерного существа в эфемерном ландшафте из света, мёда и ласкового тыц-тыц нью эйджа.

Мир, как его преподают в провинциальной школе на уроках физики, - куда более мрачный, мракобесный, радикальный и отчаянный, чем мир самого радикального столичного мракобеса.

Это очень странное обстоятельство.
Ведь физика и химия и появились как продолжение алхимических опытов (на самом деле, это не совсем так). И можно считать, что мировоззрение алхимика превратилось в мировоззрение химика/физика.
Химия/физика много круче алхимии (и всего что сочинили мистики и мракобесы), значит и их взгляд на вещи много мракобеснее наивного и морально устаревшего мракобесия средневековых кустарей духовной жизни.

Иными словами, я заключил, что мое мировоззрение отличника по школьной программе куда труднее выносить, чем мировозрение мракобеса, мой взгляд на вещи требует большего стоицизма.
Штрошерер не нужна, все куда хуже, чем она проповедует, напрасно она тогда смеялась.