>>119207
Но это еще не всё! Самый неожиданный поворот (снова предупреждаю о спойлерах) происходит уже после победы над демоном - это диалог Кадгара и, держитесь покрепче, Медива во плоти. Да, похоже, что на этот раз Медив настоящий.

- Демоны были изгнаны из Каражана! Спасибо вам, чемпионы. Медив, ты мог бы стать желанным союзником в нашей войне против Легиона.
- Мой путь ведет… в другое место. Кроме того, Азерот уже нашла своего Хранителя в тебе, юный Доверие.
- Я уже ясно дал это понять… я не хочу такой силы!
- У тебя есть вся сила, которая только может тебе понадобиться, Кадгар. Твое сердце, твоя храбрость - вот что делает тебя Хранителем этого мира. И лучшим, чем когда-либо бы был я.
- Я… я не знаю, что сказать, Медив.
- Хватит сантиментов! Услышь эти слова прежде, чем я уйду. Закрыть дверь, возможно, и проще, чем пройти через неё. Но иногда нужно сделать шаг в неведомое, чтобы разбить узы судьбы.
- Узы судьбы… я должен подумать над этими словами. До следующей встречи, чемпионы.

Медив принял облик ворона и улетел куда-то в глубины Круговерти Пустоты.

Из этого диалога можно многое вынести. Медив знает, что Азерот - титан, поэтому он говорит, что Азерот "нашла" Хранителя.

"Доверие" - это перевод имена Кадгара с дворфийского, Медив в свое время часто называл Кадгара "Доверием" (или "верным", чтобы лучше звучало на русском в качестве клички), поскольку привык к аналогичному обращению со своим имением - "Медив" значит "хранитель секретов" на талассийском. И Кадгар был тем, кому хранитель мог доверить свои секреты.

С титулом Хранителя всё понятно - Кадгар по привычке отказывается от него, но Медив объясняет ему, что он уже итак Хранитель - и силы Совета Тирисфаля тут ни при чем.

Но вот куда опять ушел Медив, если решил оставить Легион на плечи Кадгара? Может он уже знает, что есть и другая угроза - Повелители Бездны?

С дверью, думаю, всё просто. Виз'адуум тоже говорил про то, что открылся путь (дословно "дверной проем") для Легиона. То есть Медив предлагает не в очередной раз закрыть путь Легиону в Азерот... а ступить по этому пути в земли самих повелителей демонов. Тот же Аргус в последнее время стали вспоминать множество персонажей, и именно по нему собирался ударить Иллидан незадолго до своей кончины. Разбить узы судьбы - покончить с роком, что несет Легион. Рок и судьба - это ведь тоже темы, что часто прослеживаются в философии демонов. Остается только два вопроса - возможно ли это? Сам бой с Всевидящим показал, что в чистом космическом поле Азерот не может встать на пути Легиона - множество кораблей Легиона служат тому живым доказательством. Но если как-то возможно остановить сей поход демонов, появляется новый вопрос, заслуживающий отдельного разговора - как?

Но и это не всё. Защитники Азерота внимательно продумывают свои шаги, пытаясь как-то остановить наступление Легиона. Но в эту игру уже не в первый раз успела вмешаться третья сила. Древний Бог Н'Зот позволил своему слуге Ксавию помочь Легиону силами Кошмара. А его "росток", мерзостное существо Ил'гинот, распространявшее порчу Кошмара по Изумрудному Сну уже показало, что ему известно пугающее число важнейших для этой войны вещей.

"Пять ключей, чтобы открыть нам дорогу. Пять факелов, чтобы осветить наш путь."

"Властелин воронов повернет ключ."

Так или иначе, слова сердца порчи в той или иной мере служат тому, чтобы принести в стан смертных героев сомнения в своем начинании - страхи, сомнения, гнев, - всё это их любимые игрушки. Но если властелин воронов - Медив или Кадгар, то выходит, что Ил'гинот уже знал о том, что произойдет после его смерти.

Еще пищи для размышлений. Эхо Медива, возможно, одержимого Саргерасом, сказало следующую странную фразу, когда Кадгар и его чемпион прибыли в Каражан: "То, что было предвидено, произошло. Круг приближается к завершению." А вот, что сказал Ил'гинот, завидев героев в Изумрудном Кошмаре: "Ваше прибытие было предсказано в кольцах. Долгий круг практически завершен." Этот круг может быть одной и той же чередой событий. Тогда это может быть еще одним указанием на то, что в "круг" замысла Легиона вклинился новый игрок со своим собственным планом на час, когда он замкнется. Или круг Скверны - лишь одно из колец в круге Бездне. Пока мы можем только гадать.

Пять ключей - пять Столпов Созидания. По идее, их использование на Гробнице Саргераса для закрытия портала демонов, никак не должно повлиять на тюрьму Н'Зота. Пять Столпов вместе уже использовали Элисанда и её соратники - и подобных побочных эффектов у них не было. Но тень Падшего Титана уже нависла над миром, кто может точно сказать, какие именно непредвиденные события могут произойти в ходе борьбы с ней? А Медив предлагает не закрыть проход демонический ад, а прыгнуть в него и разорвать оковы судьбы. А на пути к такому невиданному повороту истории может случиться что угодно.

>>119791

> Поясните за Проклятье Плоти.

Всё, вернулся с работы, собрал в силы в кулак и поясняю.

> Я так понимаю, все силы Жизни исходят именно от природы, и Титаны создавая Жизнь на планетах тупо садят цветочки, но именно живые существа появляются благодаря Проклятью.

Не совсем. Жизнь и правда, как не парадоксально, источник жизни, но Титаны создавали и животных. Даже тролли "вышли из анклавов Фрейи". Титаны приводят планеты в порядок, так же создавая баланс флоры и фауны.

> Так вот суть в том, что Ботани на Дреноре ловили всех существ из плоти и выращивали из них растения, словно они все - это не создания Жизни, а нечто чужеродное.

Опять рабские оковы космологии. В "поедании" растениями животных нет ничего странного. Паразиты же поеданию организмы-носители, хотя и те, и те являются "Жизнью".

> Дерево умирая кормит собой другое дерево, как говорит Алекстраза - жизнь порождает жизнь и круг замыкается

Правильно. Но ничего не мешает сойти вещам с привычного им хода, сохраняя свою суть и не искажаясь от всяких мелочей.

> а вот силы Смерти подпитываются именно существами из плоти, именно нежить убивает всю Жизнь, не видел еще мёртвую природу, которая убивала бы кого-то и превращала в нежить.

Кажется ты не понимаешь суть Смерти. Смерть - противовес Жизни.
Если бы не было некромантических сил смерти, то всё бы было бессмертно, бесконтрольно росло-цвело и не умирало.
Представь, что тебя с самого рождения тянут в две стороны. С одной стороны твой рост, развитие и жизнь, а с другой увядание, затухание и смерть.
Именно так Смерть в сеттинге Варкарфта и работает. Она не плохая и не злодейка, она просто уравновешивает силу жизни.

> Так вот вопрос - не выглядит ли странно вся эта хуйня с плотью, которую создали Древние Боги, которая подпитывает силы Смерти, и которую не признают силы Жизни на Дреноре, и если, судя по Титанам, вся жизнь ограничивается только флорой, и никак не фауной?

Плоть - это просто плоть. Суть Проклятья плоти не в этой самой плоти, а в проклятье.
Йогг-Сарон просто хотел ослабить стражей титанов, превращая их в более слабые формы жизни.
Надеюсь, я понятно обхяснил и не надо уже конкретно отвечать, что не так с твоими заявлениями о "не признают силы Жизни на Дреноре".

Западные Чумные земли.
Герои Альянса и Орды пришли по зову на битву в Андорале. Там уже разбили лагери войска Альянса и Орды, командующими (а это знакомые всем Кольтира и Тассариан) было решено сначала расправиться с Плетью, а уже потом с представителями противоположной фракции.

После уничтожения рядовых скелетов, поганищ, сильных противников, таких как Громоклин и лич Араж Призыватель (который после Катаклизма сильно ослабел), герои отправились в атаку на тёмного магистра Гандлинга, но тот лишь сбежал, едва не убив героя. Хорошо, что на помощь пришли Тассариан и Кольтира, решившие отложить на время разногласия.

С докладом, герой Альянса полетел в Лагерь Промозглого ветра, а ордынец в Бастион. В лагере ситуация так себе, не хватало оружия, боеприпасов, амуниции, мяса, да и призраки неприякаянные возле гробницы Утера крутились. Не забыв почтить память великого паладина, альянсовец методично решал проблемы, порой отбиваясь от засад Плети в крипте.
Снабдив добытым оружием фермеров, герой натренировал их в битве с нежитью, заполонившей ферму и драке с поганищем. Обещали помочь. Ох уж эти фермеры.

В это же время ордынец, решал проблемы Бастиона. А они заключались в войсках Альянса, заполонивших эти края. Убивая охотников и их питомцев, фермеров, отравляя ферму бочонками с чумой, герои Орды помогали Открешимся захватить эти Земли.
Завершающим штрихом стало поднятие ордынцем мертвых фермеров в виде Отрекшихся и подчинение их. Мощная вещь эти валькиры. К тому же претендуют на роль туза в рукаве в битве за Андорал.

Вдоволь поразрушав, ордынец потянулся к созиданию и отправился к Друидам на Участок Целителей Земли. Туда же отправился и герой Альянса.
Круг Кенария действительно сотворил чудо, превратив это чумное место в зеленый край. Ради них можно и поднатаскать незадачливого друида Зен'кики в мастерстве убийства зверьков (всё равно на образцы пойдут) и прополоть грядки от плотоядных растений.

А героев уже ждали на лесопилке, где водились бешеные лисы, вороватые гноллы и пауки. Вдоволь погоняв этих пауков и поубивав лисиц с гноллами, герои удостоились аудиенции у Тириона Фордринга(RIP)

Возле Дольного очага, в котором обосновался Тирион, расположена башня, имеющая большое значение для него. Возле башни погиб его сын, Телан, но теперь эту территорию заняли гноллы. После смерти нескольких от рук героя, жрице Дарие Ла Рейн стало понятно, что не всё так просто. В лагере, к югу от башни расположился их лидер, гнолл-некромант Плеснеклык. А рядом с ним - припасы Серебряного Авангарда. Чтобы узнать, кто стоит за поставкой гноллам припасов герой провел небольшое расследование и выяснил, что это дело рук волхва Биспа. Но продуктивного диалога с ним не вышло, так как волхв сразу набросился на героя. И герой убил предателя, которого Авангард искал неделями.

Назад герой пошел не один, а с ностальгирующим ветераном, который впервые за долгое время вернулся домой. Туда, где его никто не ждал, лишь вещи оттуда дарили воспоминания.

Тем временем образцы зверушек проанализировали и выяснилось, что заражение идет с востока. На пустоши Гаррона стоял большой котел с заразной субстанцией. Добыв оттуда немного этой жидкости, герой узнал, что его поставили люди инструктора Коварнессы, приспешницы Гандлинга. С помощью этого котла планировалось заразить окрестную фауну и воскрешать мертвых в Гроте Слёз. Герою оставалось только устранить эту проблему, поубивав служителей Культа Проклятых.

После того, как герой показал, что Зен'кики может стать неплохим друидом-целителем, его вызвали обратно в Андорал.
Пути ордынца и альянсовца снова разошлись. Пока альянсовец защищал оставшихся в живых, убивая стражей смерти и их командиров, ордынец освобождал гаргулий, и также убивал защитников Андорала.
В этом сражении наметился перевес на стороне Альянса, но когда ордынец увидел, что под личиной одной отрекшейся скрывалась сама Сильвана, всё изменилось. Сильвана привела с собой своих валькир. Они начали сеять хаос на поле боя воскрешая павших и обращая на свою сторону.
Альянсовец пытался убивать низших валькир, убил даже Арадне, одну из личных валькир Сильваны, но войска всё равно были вынуждены отступить. Андорал был захвачен Отрекшимися.
После этой победоносной битвы Сильвана провела серьёзный разговор с Кольтирой, говоря о том, что дружить с Альянсом в целом и Тассарианом в частности - плохо, плохо. После, Кольтира через портал отправился в подземелья Подгорода, где его компанией на ближайшее время станут искуснейшие палачи.

На этом завершилась история Западных чумных земель.

Перевод превью "Путешественника" от господина Кирасера.
Напомню, что это детская книжка, чей релиз мы ожидаем в ближайшем будущем.

Глава первая
Сон о Свете и Движении

Свет воззвал к нему, и он следовал этому зову, пустившись за ним в плавание по морю - один, без корабля, лодки или плота. Он плыл до тех пор, пока морская пена и брызги не исчезли из-под его ног, пока он не очутился на берегу. Этот странный Свет исходил не от солнца, не от луны и не от звезд, на созвездия которых раньше указывала его мать, когда ему было шесть лет. Это было уже после того, как его отец исчез, и она обещала, что под этими звездами и можно будет найти Грейдона Торна. Нет, это был новый Свет - движущаяся цель, которая двигалась по небесам без установленной последовательности. Её невозможно было надежно выследить, не то что поймать. Но всё же, даже не приняв осознанного решения продолжить путь, Арам начал идти к нему. Он шел и шел - через пыльные пустыни, покореженные леса, болотистые трясины и густые джунгли, остановившись лишь тогда, когда на его пути поднялась гора, чтобы перегородить ему путь подобно стене. Но Голос Света все равно продолжал звать его имя: “Арам, Арам,” - даже не издавая при этом реального звука, который мог бы достичь его ушей. Голос завладел им подобно кулаку, схватившему его за самое сердце - он с болью поднял его в небо, и вскоре Арам Торн воспарил, он парил сквозь лучи солнечного света и облака, сквозь дождь и гром - пока удар молнии не разразился так близко, что у него пробежали мурашки по коже от ощущения мнимого ожога. Но даже эта молния блекла перед ярким-ярким Светом.

Он путешествовал так далеко, чтобы найти его, найти, дабы Свет смог его спасти, смог вернуть его отца, вернуть его домой к матери, воссоединить с Роббом и Робертсоном, и Селией, и даже Сажей. И всё же, когда он наконец достиг цели, Свет был ослепляющим, и Арамар Торн отвернулся. Он воззвал к нему: “Арам, Арам, это ты должен спасти меня...”

“Арамар Торн, поднимай свои жалкие кости с этой койки!”

Арам тут же проснулся и резко приподнялся на койке, больно ударившись лбом о нижнюю часть верхней постели, находящейся всего в восьми или девяти дюймах от его головы, когда он лежал. Прошло шесть месяцев на борту корабля, и он начал считать, что у него уже образовался вечный синяк, учитывая сколько раз он повторял одно и то же, так и не научившись на своем опыте. Странный сон о движении и свете начал тотчас исчезать, и он пытался удержать хотя бы его крошечный фрагмент, но у неё были свои планы.

Вторую помощницу на корабле, Макасу Кремниевое Кольцо, уже перестал веселить вид Арама, ударяющего свой череп. Тот факт, что парень никогда не просыпался самостоятельно, и редко без того, чтобы ей не приходилось кричать на него целых две минуты, был еще одним доказательством того, что ему не было места на Скитальце Волн. Она устала от его присутствия, но капитан, не дав на это реального приказа, оставил её ответственной за Арама. Тем не менее, не было никаких указаний на то, что она должна была обращаться с юным дураком нежно. Устав кричать, она схватила его за не обутую правую ступню и выкинула из койки одним махом.

Тяжело приземлившись на свою пятую точку, Арам недовольно поморщился и уставился на своего противника. Макасе было семнадцать, она была только на пять лет старше его, но даже если бы он поднялся по стойке смирно, то она все равно была бы выше него на добрых полфута. Прямо сейчас она решительно возвышалась над ним. Он дважды моргнул, пытаясь сосредоточиться. Освещаемая только открытой решеткой за её спиной, темная кожа Макасы сливалась с тенями и мраком нижней палубы, превращая её в не более чем силуэт в его еще туманном сознании. Но сомнений в её осязаемости и присутствии не было. Она была ростом в пять футов и десять дюймов, стройная и мускулистая, с очень коротко подстриженными курчавыми волосами. Кремниевое Кольцо была непреодолимой силой, и к сожалению для Арама, он не был неподвижным объектом. Она схватила Арама за перед мундира и подняла его на ноги.

“Высадка через пять минут,” - прорычала она. “Обувайся, и приходи ко мне в трюм через две минуты.”

Чтобы спуститься вниз, ему для начала нужно было подняться наверх. Арам надел носки и сапоги, сполоснул лицо водой и поднялся на свежий воздух. Он взглянул на берег - первый, что увидел за целую неделю - и затем резко рванул по палубе к трюму, пробегая мимо матросов, готовящих корабль к высадке на берег. Он знал, что как бы быстро ни бежал, он никогда не будет достаточно быстрым для второй помощницы Скитальца Волн.

Он проскочил в трюм, ухватившись за край приставной лестницы, и плавно соскользнул по нему. По крайней мере, он научился этому трюку. Его сапоги коснулись пола. Здесь тоже почти не было света, а еще пахло плесенью и рыбой.

Макаса, конечно, ждала его. Она стояла к нему спиной, но начала выкрикивать приказы прежде, чем он успел спуститься в трюм: “Эта бочка и эти четыре ящика пойдут на берег. Помоги мне с бочкой, а потом вернись за ящиками. И убедись в том, что несешь нужные.”

Он ничего не ответил, что устраивало их обоих. За первые недели, проведенные на корабле, он пытался отвечать ей по-разному, “Есть, мисс!”, “Есть, мэм!” или “Есть, сэр!” Каждый из этих ответов вызывал у неё гримасу. Как и “Есть, первый помощник!” или даже “Есть, Кремниевое Кольцо!” или “Есть, Макаса!” Ни один из этих ответов не подходил, так что он перестал обращаться к ней по имени или званию. Он очень старался вообще никак к ней не обращаться.

Они опрокинули тяжелую бочку, чтобы выкатить её из трюма, и Арам чувствовал и слышал, как хлюпало её содержимое. Вопрос прозвучал сам собой прежде, чем он успел заставить себя промолчать: “Что в этой бочке?”
“Сваренные вкрутую яйца, маринованные в рассоле.” - мрачно ответила она, будто бы проверяя, рискнет ли паренек подвергнуть её слова сомнению.
Арам сморщился в отвращении: “Кто вообще захочет сваренных вкрутую яиц, маринованных в рассоле!?”
“Подождешь и увидишь” - сказала она, впервые улыбнувшись за всё утро. Может, что даже впервые за весь месяц.

Арам покачал головой, он взял себе это в привычку, потому что вторая помощница Кремниевое Кольцо особенно раздражалась при виде того, как он закатывал глаза, и он не хотел давать ей еще больше причин для неприязни к нему. Они подкатили бочку в грузовую сетку, которая тут же поехала вверх, поскольку палубная команда поднимала эти сетки веревками и шкивами. Не проронив ни слова, Макаса поднялась по лестнице, оставив его внизу.

Арам побежал к ящикам, которые она ему показала. Они не были заколочены, и он немного приподнял крышку одного из них, чтобы утолить свое любопытство. Внутри были старые покрытые рубцами лезвия топоров, приставленные к расколотым или треснувшим деревянным ручкам, а еще сломанные ножи и наконечники мечей и даже ржавые гвозди. Он оглядел трюм корабля своего отца. Он был полон подобных бесполезных вещей: ненужного мусора, который бы никогда не понадобился мужчине или женщине в здравом уме. Но тем не менее, именно такой бесполезный мусор собирал и продавал Грейдон Торн. Скиталец Волн путешествовал по Азероту, останавливаясь как в портах Альянса, так и Орды - да и вообще везде, где только можно. Мотивы такой торговли у капитана Торна были неясными. Маленькая сделка тут и там. Если от них и была хоть какая-то выгода, то Арам с трудом мог понять, какая именно. Он снова покачал головой.

Он четыре раза обошел трюм, чтобы доставить каждый ящик в сеть, и наблюдал за тем, как каждый из них поднимался к свету. Это ему о чем-то… напомнило. Но он не мог понять, о чем же именно. Он откинул это дремлющее воспоминание и направился за ящиками к палубе.

>>120132

Поднявшись на палубу, он получил в награду мощный хлопок по спине, который выбил у него всю почву из-под ног, а за ним последовало сердечное: “Утречка, Грейдонов-сын!”
“Прошу, не зови меня так,” - сказал Арам, пытаясь отдышаться. Он обернулся, и не был удивлен, увидев добродушную улыбку первого помощника Скитальца Волн, крепкого рыжебородого дворфа, Дургана Одно-Бога, который был лишь немного выше пяти футов ростом, но зато весил тринадцать стоунов. Арам редко видел, чтобы Макаса улыбалась, но выражение лица Одно-Бога с неизменной улыбки менялось еще реже.
“Хорошо, Арамар,” - сказал Одно-Бог, шутливо изображая раскаяние. “Конечно, ты сам себе хозяин. Немного мелковатый, но всё-таки...”
Арам ростом в пять футов и четыре дюйма посмотрел на дворфа сверху вниз и ухмыльнулся ему. Без всяких сомнений, Одно-Бог был его любимым моряком на корабле. И это учитывая самого отца Арама, капитана корабля, Грейдона Торна.
“У тебя с собой та твоя маленькая книжка?” - весело спросил Одно-Бог.
Арам похлопал по заднему карману своих штанов и ответил: “Всегда.”
“Хорошо. Может увидишь сегодня кое-что достойное её страниц. Мы уже опустили якорь. Твой старик сказал выходить на берег.”

На долю секунды Арам почувствовал одно знакомое желание. Желание бросить отцовские приказы назад в зубы высокомерному капитану Грейдону Торну. Отношения Арама с его отцом были, скажем так… сложными. Но по правде, Арам ужасно хотел снова ступить на твердую почву, поэтому особого смысла возражать сейчас не было. Кроме того, у него в голове прозвучал голос его матери Цеи: “Не морозь себе уши назло другим.” Затем он пострадал от очередного дружеского, но болезненного хлопка по спине от Одно-Бога и направился к сходням.

Глава вторая
По ком звонят гноллы

Спустившись на несколько футов в конец сходних, Арам спрыгнул на крутой покатый пляж. Это был не порт, а скорее маленькая естественная гавань на берегу Пустошей, которая позволила Скитальцу Волн пришвартоваться прямо к берегу. Бочка и ящики уже были на песке, впереди них стояли Макаса Кремниевое Кольцо и капитан Грейдон Торн.

Грейдон был немного ниже шести футов ростом. Он был стройным, но мускулистым, с густой шевелюрой и усами, которые начинали немного седеть, чтобы подходить по цвету его светло-серым глазам. Линия его переносицы была ломанной: последствие того, что его нос много раз ломали. Его серые глаза улыбнулись, а уголки рта изогнулись вверх при виде сына, показавшегося на горизонте.

“Ты готов?” - он спросил Арама с усмешкой в голосе.
“К чему?” - сердито ответил Арам. Как всегда, чем больше его отец улыбался, тем меньше Арам был склонен отвечать взаимностью.

Но пока капитан этого, похоже, не замечал. Он искренне улыбнулся, повернулся и кивнул на Одно-Бога, который наблюдал с корабля. Первый помощник трижды прозвонил в железный колокол судна. Затем взгляды всех, за исключением Арама, устремились к деревьям леса, который будто подкрался к самому краю берега.

Взгляд Арама же переключался между его отцом, Макасой и лесом. Арам подметил, что Макаса была хорошо вооружена. Её щит - железный круг, покрытый несколькими слоями сыромятной кожи для поглощения силы удара, был привязан к её спине; железная цепь крест-накрест опоясывала грудь; на поясе висела абордажная сабля; а рукой она слегка придерживала железный гарпун, основание которого покоилось на песке. А вот вездесущей абордажной сабли его отца, которая всегда была у него на поясе, наоборот, не было. Но он опирался на довольно впечатляющего вида боевую дубину из звездной древесины и железа, которая легко доходила самому Грейдону до пупка. Внезапно, Арам почувствовал себя неподготовленным к тому, что их ждало - как будто голым. Да, его альбом был в заднем кармане, но он бы хотел, чтобы вместо него с ним была сабля.

Именно тогда Арам практически ощутил шелест листьев - ощущение было еще сильнее, чем сам звук шелеста. Что-то лавиной скатилось из леса на камни, отделявшие лес от песка. И это что-то было не одиноко, их было много. Они выглядели как большие собаки, их мех был коричневым с желтыми прожилками и черными точками, они стояли на двух ногах, но не совсем прямо, и носили рваную одежду из грубой шерсти с элементами железной брони. И они были вооружены. Оружия было очень и очень много. Дубины, копья, топоры, ножи и снова дубины - все они были “декорированы” острыми железными шипами и зубцами.

“Что ты видишь?” - спросил Грейдон.
“Гноллов.” - запыхавшись, ответил Арам. Обычно он ненавидел распросы своего отца, но в это мгновение он был в слишком большом оцепенении, чтобы вспомнить о своей обидчивости. До него доходили слухи об этих монстрах еще с тех пор, как он был ребенком в Приозерье, но Арам до этого никогда не видел гнолла своими глазами. Эти существа точно подходили под описание, которое Грейдон дал их виду - хотя добрый капитан решил не упоминать страх, который они способны вселить своим видом.

>>120133
Грейдон скинул свой поношенный мундир и позволил ему упасть на песок. Он спрятал компас, который висел на золотой цепочке вокруг его шеи, под своей белой рубашкой. Затем он сделал шаг вперед и, немного пошатнувшись, водрузил дубину себе на плечо. В ответ, гноллы… рассмеялись. По крайней мере, Арам принял эти звуки за смех. Этот смех обратился в пугающий гогот, а затем, достигнув своего крещендо, от него осталось только разрозненное прерывистое хихиканье, перешедшее в тяжелую шумную одышку вроде той, что была у их домашней собаки Сажи после пробежки вокруг Озера Безмолвия по дороге домой.

Самый большой гнолл, женщина, выступила вперед. Хотя её преимущество в росте над Арамом ограничивалось всего несколькими дюймами, она была крепкой как дуб с массивными плечами, короткой мордой и оскалом острых и колючих зубов. У неё были заостренные уши: одно, пронзенное пером, а другое маленьким золотым кольцом. И у неё была собственная большая боевая дубина, похожая на оружие Грейдона: осененное луной дерево, усиленное железом - хотя в отличие от дубин своих сородичей гноллов, у её орудия не было заостренных металлических выступов.

“Вон там, Гогот, матриарх клана Мрачного Хвоста,” - прошептал Грейдон. “Мы уже сталкивались прежде.”
“И тебе удалось выжить, чтобы рассказать об этом?” - с подозрением спросил Арам, на что Грейдон лукаво улыбнулся, а Макаса сердито нахмурилась.

Гогот начала идти по дуге в левую сторону, Грейдон сделал шаг вперед и пошел вправо по такой же дуге. Арам заметил, как Макаса приподняла свой гарпун из земли, но также обративший на это внимание капитан легко покачал головой, после чего Макаса опустила подобное острому копью орудие назад в землю.

Арам попытался сглотнуть, но у него во рту пересохло как в пустыне. Он пытался дышать, но чувствовал, что забыл как. Он не особо заботился о своем отце, но не хотел, чтобы Грейдон Торн умер в схватке с этим монстром. Предчувствие боя вынуждало его сердце в груди биться быстрее - и все равно он не был готов к тому моменту, когда оба бойца рванули друг к другу, размахивая боевыми дубинами.

Две дубины столкнулись: силы их удара хватило бы, что сломать кости. Железные части дубин звенели громче колокола Скитальца Волн. Грейдон повернулся и с размаху нанес удар по дуге, но Гогот подскочила вверх - её мощные ноги позволили ей перепрыгнуть горизонтальную дугу атаки. Приземляясь, она с силой опустила свою дубину, но капитан Торн успел увернуться, сделав кувырок вперед, посему её оружие ударило по пустой земле, но с такой силой, что во все стороны разлетелась куча песка - включая широко раскрытый рот Арама и его глаза, зачарованные этим боем. Мальчик чувствовал, что подавился и начал кашлять, выплевывая песок. Его глаза начали слезиться, и он крепко закрыл их, чтобы вытереть лицо тыльной стороной руки. Поэтому на короткое время он потерял ход боя.

Он несколько раз моргнул, боясь услышать глухие звуки удара дерева по плоти, или пронзительные крики мучения, но всё, что он услышал - это еще один похожий на звон колокола звук удара двух дубин. Наконец-то, его зрение прояснилось, и он увидел, как дубина его отца пронеслась всего лишь в дюйме от челюсти Гогот. Она споткнулась и сделала шаг назад, но быстро пришла в себя, замахнувшись своей дубиной в попытке впечатать её в грудь Грейдона прежде, чем он успеет опустить свое оружие для блока. Но капитан Торн был слишком быстр для гнолла, и его с силой опустившаяся дубина не просто столкнулась с оружием противника - она разбила дубину матриарха в щепки, при этом сама раскололась напополам.

Два воина стояли в паре футов друг от друга, всё еще держась за рукояти своих сломанных и бесполезных орудий, тяжела дыша и не сводя глаз с соперника. Арам попытался прошептать Макасе “Что теперь?”, но его высохший от песка рот смог только прохрипеть нечто невразумительное.

Тем не менее, Макаса все равно на него злобно шикнула.

Капитан Грейдон Торн откинул свою голову назад и рассмеялся. Смех будто бы отдавался эхом позади Арама, поэтому он обернулся и увидел, как Дурган Одно-Бог хохочет на борту корабля. Арам повернулся обратно, чтобы рассмотреть Гогот. Её губы немного разомкнулись, чтобы издать низкое рычание… которое быстро переросло в пронзительный звук, которым очевидно матриарх и заслужила свое имя. Вскоре все гноллы на пляже начали смеяться и хохотать вместе с Грейдоном, Гогот и всей командой Скитальца Волн. На самом деле, всё выглядело так, будто лишь остолбеневший Арам и мрачная Макаса не поняли этой странной шутки.

Гогот хлопнула Грейдона по спине - сильно, но по-дружески, это было похоже на хлопки, которые Арам получал от Одно-Бога. Затем матриарх указала тем, что осталось от её дубины, на Арама. Капитан Грейдон что-то прошептал ей на ухо, Гогот кивнула, при этом её истерика удвоилась. Арам чувствовал, как жар поднимается к его лицу, и видя сердитый румянец сына, Грейдон Торн проглотил остатки своего смеха. На мгновение, выражение его лица погрустнело, прежде, чем он успел скрыть неизвестную Араму боль и вернуть назад веселую улыбку. “Будем торговать!?” - неистово прокричал он.
“Да, человек!” - ответила гнолл так громко, как только могла, сделав этим перерыв между продолжавшимся гоготом и изредка направляемым на Арама заинтересованным взглядом. Она махнула своему клану, который вынес четыре толстых свертка из гигантских листьев гуннеры. Опасно выглядящий самец с пирсингом на ушах, ноздрях, губах и у глаз поставил один из свертков на бочку и осторожно раскрыл толстый, но всё же податливый лист, открыв вид на длинные полоски высушенного копченого мяса.
“Вяленое мясо кабана,” - сказала Гогот. “Лучшее, что только делает Мрачный Хвост. Шестнадцать свертков. И двенадцать каменношкурой трески.”
Капитан Торн погладил свой подбородок, а Гогот стукнула кулаком, напоминающим лапу, по бочке, вслушиваясь в плескание рассола внутри. Судя по выражению её морды, она находила содержимое очень аппетитным. Арам видел, как с её рта на песок капала слюна.
“Это то, что я думаю?” - с жадностью спросила она.
Грейдон кивнул: “Оно.” Затем он вскрыл верхний ящик и вытащил из него потрепанное лезвие топора. “А здесь четыре ящика, набитые готовыми колючками.”
Гогот улыбнулась всеми своими зубами. “Шипы от Торна.” - сказала она и рассмеялась (прим. thorn - по английски значит “шип”, это такая игра слов). Но её глаза что-то выдали - внезапно появившееся волнение матриарха, которое Арам заметил, но не смог понять.
Его отец лучше понимал ситуацию: “Как видишь, я принес много сокровищ для торговли. Но шестнадцать и двенадцать. Ты знаешь, что этого недостаточно, матриарх.”
Она снова зарычала, и Арам заметил, как Макаса крепче ухватилась за гарпун. Но рычание Гогот оборвалось ворчанием и взмахом руки, и вскоре еще больше свертков показалось из джунглей. “Двадцать и двадцать,” - пролаяла Гогот. “Не больше. Всё.”
“Согласен!” - сказал капитан, и все - с обеих сторон торговли - обменялись радостными возгласами. Даже Макаса присоединилась к веселью, в которое втянуло и самого Арама - правда, запоздало. Его возглас наступил на секунду или две позже остальных, вызвав очередной прилив смущения, когда Гогот указала на него, рассмеялась и спросила: “Твой парнишка немного медлительный?”
Грейдон посмотрел на Арамара и сказал: ”Не медлительный. Просто новенький.”
Арам скрестил руки на груди и насупился, когда его отец добавил: “Что? Новое не означает плохое.”
Его сын воспротивился желанию закатить глаза на своего старика, и вместо этого просто покачал головой.

>>120134
Бочка была открыта, и запах от маринованных яиц вызвал у Арама рвотный позыв - и даже стойкая Макаса выглядела немного позеленевшей. Но Гогот и Мрачные Хвосты выли от удовольствия. Матриарх шлепнула лапу большого самца с пирсингом, отогнав его. И опустила свою руку в рассол. Её когти нежно вытащили из него первое яйцо. Она держала его подобно достойному восхищения алмазу. Затем она целиком закинула его в себе в рот. Она довольно качала головой, испытывая удовольствие от вкуса яйца. Арам забыл об отвращении и просто с удивлением смотрел на Гогот.

“Для гноллов эти яйца - вполне себе деликатес.” - сказал Грейдон. Арам вздрогнул, он не заметил, как отец успел проскользнуть к нему за спину. (Грейдон Торн был на удивление проворным для мужчины своих крупных размеров.)
“Как вижу.” - сказал Арам, пытаясь звучать холодным и незаинтересованным. Но его желание отдалиться от отца проигрывало любопытству. Арам наблюдал, как гноллы взломали четыре ящика, как они охали и ахали над сломанными клинками и старыми гвоздями от подков, и, прежде, чем он успел себя остановить, он уставился на Грейдона вопрошающим взглядом.
“У Мрачного Хвоста нет металлургии.” - сказал Грейдон, просовывая руки в рукава своего кожаного мундира и приглаживая его до тех пор, пока плечи не сели нужным образом. “Нет кузниц вроде той, что у твоего друга Глейда.”
Арама не беспокоило, что Грейдон Торн назвал Робб Глейда его “другом”, и в этот раз он решил не обращать на это внимания и не помешал отцу продолжить: “Но они могут забить гвоздь или лезвие топора, или нож в боевую дубину и таким образом утроить урон, который они способны нанести по своим врагам. Для этих гноллов привезенные нами куски железа - на вес золота.”

Арам приподнял бровь: “Значит ты обманываешь их. Продаешь им ничего не стоящий хлам в обмен на...” И тут он, запутавшись, осекся. В обмен на что? На вяленое мясо кабана? На каменношкурую сельдь? Араму казалось, что эти сорок свертков вряд ли стояли дороже бочки омерзительных яиц.
“Никто никого не обманывает.” - сказал Грейдон с куда большим терпением, чем, вероятно, заслуживал Арам. Капитан Скитальца Волн рассеянно достал компас и цепь из-под рубашки и повесил их поверх неё. Он продолжил: “Вот чему я пытаюсь тебя научить. Важно то, что конкретно ты продаешь - и кому. Мусор для одного человека - сокровище для другого гнолла.”
“А сделанное гноллом копченное мясо?”
“Своего рода сокровище для кентавров, тауренов и свинобразов Лагеря Живодера.”
“Свинобразы едят свиное мясо?”
“Некоторые едят, на самом деле. Но по большей части, они берут сельдь.”
Арам, задумавшись, покачал головой, испытывая нечто вроде восхищения: “Ты заработаешь на этом состояние, не так ли?”
Восхищение, будучи не типичной реакцией Арама на своего отца, вызвало у Грейдона счастливый оскал, рассеявший каждый словесный укол его сына. “Маленькое состояние.” - пожимая плечами, ответил капитан.
“Если всё это было так честно и по-дружески, то зачем вам с Гогот пришлось драться?”
“Гноллам не нравятся люди. Наверное, потому что большинству людей не нравятся гноллы. Гогот не могла торговать со мной перед своим кланом, пока я не продемонстрировал, что достоин их уважения.”
“Значит… это всё показуха?”
“И да, и нет. Тебе нужно видеть в других тех, кем они являются, Арам, а не тех, кем их выставляли тебе старики из Приозерья. Гноллы - раса воинов. Причем, сварливая. Даже их щенки отличают пантомиму от настоящей битвы. Её-то ты и видел. Серьезно. Но обрати внимание, что на каждой из дубин не было зубцов, гвоздей и “шипов”.”
“Да, но это все равно были боевые дубины! Тебя все равно могли убить!”
“Только не говори, что тебя это беспокоит.” - всё еще улыбаясь, ответил Грейдон.
Арам лишь раздосадованно взглянул на отца: “Я не хочу, чтобы ты умер, Грейдон.” Арам знал, что его отцу жутко не нравилось, когда сын называл его Грейдоном. “Я просто хочу домой.”
Грейдон вздохнул: “Я знаю, сын. Но сейчас тебе нужно быть именно здесь.” Он нежно похлопал своего парнишку по плечу и пошел к гогочущей Гогот.

Только тогда Арам заметил, что Макаса стояла рядом, и видела - и, наверное, слышала - весь диалог. Арам встретил её взгляд. Тогда она отвернулась, но только на секунду. Арамар подумал, что она выглядела почти что грустной.

- - -

Они остались на пляже, празднуя с гноллами всю ночь. Одно-Бог и остальная команда пришли с бочкой Громового эля и присоединились к вечеринке. Капитан Торн разрешил открыть один сверток вяленого мяса и поделиться им с гноллами - но простым кивком Моуз Кэнтон, интенданту корабля, Грейдон убедился, что остальные тридцать девять свертков благополучно доставят на борт.

Теперь Араму было любопытно попробовать это “сокровище”: поэтому он пошел искать Джонаса Кобба, корабельного кока, который расхаживал между командой и гноллами, раздавая им мясо. Старый Кобб точно не торопился, он шел странным окольным путем среди толпы, предлагая полоски мяса гноллам, скрывавшимся у границы леса. Он исчез на несколько минут, когда внимание большей части компании было приковано к бесшабашной раздаче эля у Одно-Бога. Арам уже собирался озвучить свое беспокойство о древнем поваре, когда белая голова Кобба показалась в дюжине ярдов от места, из которого он прошел в лес. Он продолжил раздачу, в итоге, дойдя и до Арама.

Арам попробовал полоску вяленого мяса. Оно было таким жестким, что он подумал, что оторвет себе челюсть, пытаясь откусить от него кусок. Но когда кусок оказался во рту, парень должен был признать, что мясо было острым и ароматным. Даже мельчайший укус этого мяса, и не важно как старательно он при этом его пережевывал, оставлял у него во рту тот отличный вкус почти на целых полчаса. Теперь он видел его цену. Или в любом случае, ощущал и понимал её.

Арам достал свой альбом, пока пережевывал мясо - маленькую книгу в кожаном переплете, некогда полную пустых страниц пергамента. Он хранил альбом в мотке непромокаемой ткани в своем заднем кармане. Это был подарок от его отчима, Робба Глейда, и он обошелся кузнецу в кругленькую сумму. Это явно стоило двух дней работы, если не целой недели. Альбом был самой ценной вещью Арама, частично, потому что он любил рисовать - любил это больше почти всего на свете. Но также потому что это было весомым доказательством того, что Робб верил в талант своего пасынка. Конечно, и его мать, и отчим настаивали на том, чтобы Арам научился ремеслу кузнечной торговли. В конце концов, человеку нужно зарабатывать чем-то на жизнь. Но Роббу также было важно, чтобы у Арама был способ самовыражаться, и никто не был радостнее самого кузнеца, когда Арам заполнил первую страницу книги наброском могучего и улыбающегося хозяина кузницы.

>>120135
Арам принялся листать страницы. На всех ранних рисунках было изображено Приозерье, его родной край. Там было несколько набросков самого города и пейзажей берегов Озера Безмолвия. А еще несколько изображений животных, но животные обычно были не особо настроены долго сидеть смирно. Тем не менее, удалось нарисовать нескольких лошадей, мула и одноглазого кота, рисунок которого пришлось заканчивать по памяти. И, конечно, две или три зарисовки домашней собаки, Сажи, спящей у кузницы. Но по большей части, в альбоме были портреты людей. В особенности, членов его семьи. Там был семейный портрет, рисунок с его отчимом, три наброска с его матерью Цеей и еще два со сводными братом и сестрой, Робертсоном и Селией. И даже автопортрет самого Арама, сделанный благодаря зеркалу, часам одержимой работы над набросками, их стиранию и новым зарисовкам - так продолжалось до тех пор, пока страница пергамента не стала тоньше ресницы. Но этот автопортрет все равно оставался его любимым рисунком в альбоме. Все, кто видел его, соглашались, что сходство было очень большим. Но Арам чувствовал, что смог запечатлеть истинного себя.

Примерно ко второй трети альбома, сюжеты рисунков сменились с Приозерья на Скиталец Волн, начиная с двухстраничного разворота с изображением самого корабля. Это было хорошее, надежное торговое судно - переоборудованный маленький фрегат, старый, но послушный. И за ним тщательно ухаживали. Скиталец был несколько сотен футов в длину, с тремя мачтами, командой в тридцать человек и без пушек - по словам капитана, их отсутствие было необходимо для того, чтобы его торговые партнеры всегда могли быть уверены в том, что Грейдон Торн и его корабль приплыли с миром.

По-настоящему особенной деталью корабля, которая заслуживала собственного наброска, была странная носовая фигура из красного дерева, установленная на свесе носовой части судна. Крылатое существо неизвестной природы - не мужчина и не женщина - его изображение было аккуратно вырезано и отполировано в гладкие, темные грани, образующие множество углов и изгибов. Если честно, то Арам считал эту фигуру нескладной и грубой по сравнению с грациозными и прекрасными женщинами эльфов и людей, которых он видел на других кораблях в порту Штормграда. Носовая фигура Скитальца Волн не была изначальной частью судна: её сделал плотник команды корабля, Ансельм Тис. Однажды он сказал Араму, что фигура была сделана по невероятно точному описанию, данному капитаном Торном. Но если кто-то в команде и знал о важности этой фигуры, то не подавал этому вида. Сам Арам не хотел спрашивать об этом своего отца - временами, он считал, что такой вопрос доставит старику излишнее удовольствие, а иногда боялся, что тот вообще откажется отвечать.

Также в альбоме Арама было много зарисовок с Одно-Богом и несколько с Дуан Фень, а еще, по крайней мере, по одной с практически каждым другим членом команды. И даже незаконченный набросок с самим капитаном, о котором он был довольно высокого мнения, пока его отец не заметил, что сын рисует его, и попросил принять позу и постоять смирно. Арамар Торн немедленно захлопнул альбом и положил его назад в карман.

Единственным человеком на корабле, которого не рисовал Арам, была, что неудивительно, вторая помощница Макаса Кремниевое Кольцо. Даже сейчас, увидев его, достающим угольный карандаш из кармана рубашки, она в очередной раз начала ворчать: “Лучше тебе не добавлять меня в эту проклятую книгу.”
Он повторил то же самое, что всегда говорил ей каждый раз, когда она озвучивала эту угрозу: “Я обещаю, что не буду рисовать тебя, если ты сама этого не попросишь.” Это устраивало их обоих, ведь они оба знали, что Макаса никогда о таком не попросит. И Араму было также не интересно оставлять портрет бича своего существования на этом судне для следующих поколений, как и самой Макасе попадать в альбом паренька.

Кроме того, Араму было куда интереснее попробовать нарисовать матриарха. И еще самца с пирсингом, которого другие гноллы кличили зверем. А потом маленького щенка гноллов. Для молодого художника нарисовать их - означало понять их. Залезть им под кожу, прочувствовать их мускулатуру, представить структуру их костей в своем разуме и рукой воплотить всё это на странице. Первое впечатление от Гогот у Арама было простым - он подумал, что увидел чудовище. Но сейчас он знал, что она лишь еще одно животное. Как Сажа или тот одноглазый кот. Как Дурган Одно-Бог. Как Арамар Торн.

Гогот заметила, как он рисовал щенка. Она подошла к Араму и наклонилась над альбомом. Его отвлек сырой затхлый запах её меха. Гогот рассмеялась, а затем пролаяла в сторону Грейдона: “Твой cын такой бесполезный!” К лицу Арама снова начала приливать краска, только он не мог понять от гнева или смущения.

Гогот, продолжая хихикать, вгляделась в страницу. Она пялилась на перевернутый рисунок щенка в книге Арама. Потом она посмотрела на самого щенка, присевшего у их ног. А потом снова уставилась на набросок.

Затем она издала гортанный рык и зашла за спину Арама, наклонившись над его плечом так низко, что он ощущал жар её горячего дыхания и запах всех и каждого из двадцати восьми яиц в рассоле, которые она съела. Её острые-острые зубы могли в любой момент легко откусить его ухо - это если повезет. Но Арам не дрогнул, теперь он лучше её знал. Он сидел смирно, и она снова уставилась на рисунок щенка. Дыхание матриарха ощутимо замедлилось. “Смахни листок.” - хрипло прошептала она.
Арам перевернул страницу - это был просто чистый лист пергамента. Но Гогот зарычала на него: “Нет, не новый листок. Старый листок.” Арам кивнул и начал листать страницы назад.

Макаса наблюдала за всем этим, не выпуская из хвата рукоять сабли у себя на поясе. Одно-Бог собирался рассказать какую-то шутку, но Грейдон, поняв, что происходит что-то особенное, положил руку на плечо своему первому помощнику, и дворф замолчал, хотя и продолжал улыбаться. Грейдон кивнул точно также, как Арам до этого. Замолчали даже хихикающие гноллы, сосредоточившие свое внимание на матриархе и мальчике.

Арам перевернул еще одну страницу, на ней был набросок гнолла с пирсингом, которого называли зверем. Гогот быстро подняла взор на настоящего зверя и буквально выкашляла смех, который будто бы говорил, что настоящий гнолл был жалкой копией рисунка Арама.
“Смахни листок,” - снова сказала она. “Старый листок.”
Арам перелистнул еще одну страницу назад, и Гогот увидела себя из древесного угля карандаша на пергаменте. Она глубоко вдохнула и затаила дыхание на две минуты, проведенные в молчании.
Затем она выдохнула, выпрямилась и почтительно взглянула на отца Арама.
“Хорошая магия.” - вот и всё, что она сказала ему, и Грейдон снова кивнул.
В очередной раз она наклонилась над плечом Арама и снова сказала: “Смахни листок.”
Арам перелистнул страницу назад - на ней был незаконченный портрет Грейдона. Гогот нахмурила брови: “Ты не заканчиваешь.”
“Нет.” - ответил Арам.
“Заканчивай. Ты, заканчивай своего отца.”
“Я...”
“Нет, заканчивай, мальчик.” Она отошла в сторону, качая головой и бормоча: “Мальчик должен закончить. Иначе плохая магия.”