>>503170
Конан, конечно, интересный персонаж, но все творчество Говарда заслуживает внимания.
С Лавкрафтом получилось так, что все его творчество было так или иначе впихнуто в Мифос (они же Мифы Ктулху, они же Мифы Дерлета), а вот де Камп владел только правами на Конана, поэтому Конана раскрутили, а всё остальное осталось в тени.
Я тут намедни прочитал немного про моряка-боксера Стива Костигана - и это охуенно, нет, ЭТО МЕГАОХУЕННО!
Бои описаны с потрясающим смаком и азартом. Казалось бы - как это может быть интересней приключений с колдунами и демонами? А вот так! Потому что Говард! Помощники иногда появляются в паре строчек, но как они описаны! Это блядь невероятно, я просто охуел и сразу понял, что Говард - великий писатель, а такое со мной случалось не часто. Философия там тоже есть, и гротескные моменты, там есть все, и это просто забытый бриллиант!
К тому же, оказалось, что Говард очень мудрый человек. Я прочитал выдержки из спора Говарда с Лавкрафтом по поводу варварства и цивилизации от Кел-кора с Фантлаба, и там Говард пишет: "Неужели вы думаете, что эпоха варварства закончилась? Разве мы не будем варваров для наших потомков?" Там была очень напряженная дискуссия, Лавкрафт откровенно подначивал Говард, и эти слова, примерно представленные мной, были очень мудры для такого молодого человека, который вел свою дисскусию по правилам боксерского поединка, и хотя я люблю Лавкрафта, я преклоняюсь перед ним, боготворю и защищаю, но тут Говард явно отправил Лавкрафта в нокдаун!
Это были потрясающие открытия! До этого я видел лишь одну грань Говарда, потом увидел другую, а ознакомившись с его мнениями, я увидел отблески ограненного бриллианта, истинного великого писателя и мыслителя, а не невротика и наркомана.

Превратное мнение о Говарде было создано де Кампом, который, как и Дерлет, захватил его литературное наследие и стал жить на нем. Однако, в отличии от Дерлета, боготворившего ГФЛ, де Камп создал уродливую карикатуру на Говарда в его биографии (то же он сделал с Лавкрафтом, была у него неприятная черта - унижать гениев, даже тех, на ком паразитировал).
Личность Говарда оценивают, исходя из его самоубийства, но это неверно. Это как оценивать личность великих из их предсмертного пука. Ухудшение духа Говарда началось, когда он стал ухаживать за своей больной матерью. Его отец-врач постоянно был в разъездах, поэтому все это легло на сына. За больными нелегко ухаживать. Мой отец мыл свою свекровь в душе голой, пока она испражнялась под себя. Он уже был зрелым человеком, который создал все - и семью, и карьеру, и он был человеком великого, пусть и примитивного духа. Как это может сказаться на сыне, который из-за этого не смог создать ничего как муж? Это ужасно.
Прибавить к этому постоянную интеллектуальную работу, когда дух истощен подобным. Прибавить сюда и наркотики, в которых Говард знал толк, если судить по письму, где он описывает их воздействие на человека (ага, черный лотос не просто так взялся в его творчестве).
Говард не убил себя, но был убит обстоятельствами. Он не бежал от реальных трудностей, но всегда брал на себя слишком много, и тут он просто не выдержал. Дурман взял верх. Это не Говард выстрелил в себя, а дурман. Я, как алкаш, знаю, что дурман толкает на безумные поступки, и благодарю Бога, что, несмотря на кучу безумств, Он уберегал меня от страшного конца, ибо иногда я реально находился на грани, и выходил из-под контроля и человеческих установок, и всего вообще. Я знаю то полуосмысленное существование, когда якобы ТЫ делаешь то, что делаешь, а потом приходишь в ужас от осознавания этого, ибо делал это не ТЫ, а злой пагубный дурман, который буквально крадет ТВОЮ личность, но именно он выводит на книге жизни письмена беззакония.

>>532495
Википедия очень сухо тут дает, Говард написал Лавкрафту 53 письма, мы это знаем, потому что Лавкрафт их все сохранил, с обратными письмами чуть сложнее. Касательно того, о чем это были письма:

Таким образом, летом 1930 года началась интенсивная и объёмная переписка, продолжавшаяся до самой смерти Говарда, — переписка, в которой чуть больше половины было написано Говардом (хотя это может быть отчасти результатом того, что некоторые письма Лавкрафта после смерти Говарда были утрачены, как только что указывалось). Переписка необычна тем, что она в значительной степени философская, поскольку каждый автор подчёркивает — возможно, чрезмерно и многословно — своё понимание природы вселенной и, в частности, свои предпочтения в отношении социальных и политических вопросов. В самых общих чертах фундаментальное расхождение во взглядах двух писателей можно выразить в том, что Говард предпочитает варварскую жизнь, а Лавкрафт — цивилизацию; но в этой простой формулировке кроется масса сложностей и тонких оттенков смысла и акцентов, которые в некотором роде делают эти взгляды не такими уж различными, как может показаться.

На протяжении большей части первого года их переписки Говард и Лавкрафт старательно уважали друг друга: каждый выражал безграничное восхищение произведениями другого, Говард пламенно заявлял, что «ни один писатель, ни в прошлом, ни в современности, не сравнится с вами в области причудливой фантастики» ([ок. 1 июля 1930 года]; M., 17), в то время как Лавкрафт высоко оценил «налёт нечестивой древности» (20 июля 1930 года; M., 24), содержащийся в «Луне черепов» («Weird Tales», июнь и июль 1930 года). Говард также признавал свою неполноценность в изучении книг: во время их раннего обсуждения доисторической Британии Говард признал: «я недостаточно учён, чтобы представить какой-либо логический аргумент» ([9 августа 1930 года]; M., 32), но это не помешало ему процитировать в значительном объёме ряд опубликованных книг на эту тему. Говард позволил себе ещё одно разочарование, когда невинно спросил Лавкрафта об источниках в фольклоре или мифах для Ктулху, Йог-Сотота и тому подобных существ, особенно в свете письма Н. Дж. О'Нила в «Weird Tales» (опубликованного в мартовском номере 1930 года), связывающего Ктулху с говардовским Катулосом (в «Хозяине судьбы» [«Weird Tales», октябрь, ноябрь и декабрь 1929 года]). Лавкрафт язвительно ответил (14 августа 1930 года), что вся эта мифология — его собственное изобретение. О реакции Говарда на это можно судить по его письму Тевису Клайду Смиту ([ок. сентября 1930 года]): «Я получил письмо от Лавкрафта, в котором он, к моему огорчению, сообщает мне, что Ктулху, Р'льех, Юггот, Йог Сотот и так далее — плод его собственного воображения» (REH, 1.57).

Откровенно говоря, оба писателя были едины в своём расизме: Лавкрафт, рассказывая об истории Род-Айленда и Новой Англии, нашёл повод отметить, что «иностранное засилье в Америке... [является] самым трагическим событием в истории континента» (4 октября 1930 года; М., 76), а Говард, хотя и увлекательно рассказывал переходящие из уст в уста истории о привидениях, которые он слышал от местных негров ([ок. января 1931 года]), не мог не сетовать: «Боюсь, что через несколько поколений Техас будет заселён дворнягами» (М., 120). Он продолжает:

На границе есть большой латинский элемент, а на побережье — стаи иностранцев. Неизбежные евреи в огромных количествах населяют штат. Вряд ли можно найти город с тремя тысячами или более жителей, в котором не было бы хотя бы одного еврея, занимающегося бизнесом. И почти всегда еврей занимается торговлей на селе. Среди сельских техасцев бытует поговорка: если еврей не может продать свой товар по своей цене, он продаст его по вашей. Но они не могут понять, что по какой бы цене он ни продавал своё некачественное барахло, он получает большую прибыль, чем может получить законный торговец. Ни один ариец никогда не перехитрил еврея в бизнесе... В Хьюстоне, самом большом городе, проживает огромное количество приехавших — евреев, славян и итальянцев: последние прибыли из Нового Орлеана. Даллас просто кишит евреями, число которых постоянно растёт. (M., 120)
Это позволило Лавкрафту красноречиво рассказать о своей обычной теме семитизации Нью-Йорка:

Да, Нью-Йорк полностью потерян для арийской расы, и самое трагичное и драматичное — это скорость, с которой произошли изменения. Люди едва ли старше среднего возраста всё ещё могут вспомнить приятный, свободный и лёгкий Нью-Йорк, который действительно был американской метрополией и в котором не было ничего более чуждого, чем здоровые, весёлые иммигранты из Ирландии и Германии. Ещё в 1900 году этот старый Нью-Йорк был заметным местом на острове Манхэттен, но затем забитый Ист-Сайд, который тихо заполнялся русскими и польскими евреями с 1885 или 1890 года, начал извергать своё недавно процветающее, родившееся за границей и ставшее первым активным поколение. В 1905 году некоторые неприятности в России привели к появлению несметных полчищ смятенных евреев, а к 1910 году люди стали замечать, что толпы на всех нью-йоркских улицах в подавляющем большинстве имеют семитский оттенок. (30 января 1931 года; M., 133)
Как именно переписка перешла к вопросу о противостоянии цивилизации и варварства, не совсем ясно, но, возможно, это как-то связано с тем, что Говард создал персонаж Конана, о чём он рассказывает в письме Лавкрафту от апреля 1932 года: «Я работал над новым персонажем, предоставляя ему новый мир — Гиборийскую эпоху, о которой позабыли люди, но которая осталась в классических названиях и искажённых мифах. [Фэрнсуорт] Райт отверг большую часть серии, но я продал ему одну историю — „Феникс на мече“, в которой рассказывается о приключениях короля Конана-киммерийца в королевстве Аквилония» (M., 279). Эта тема не была сразу подхвачена в переписке, но в конечном итоге она привела Говарда (который уже упоминал Лавкрафту [ок. декабря 1930 года] о своей ненависти к древнему Риму, особенно к римлянам в Британии) к признанию, что его интерес к древним грекам и римлянам был довольно ограниченным:

Я не могу понять их точку зрения. Меня интересуют ахейцы героического периода¹ и, в меньшей степени, римляне ранней республики, когда они были борющимся племенным государством, если их можно так назвать. Но вскоре этот интерес угасает. Я объясняю это не каким-то реальным отсутствием интереса к тем временам, а недостатком моего собственного характера. Я не могу проявить большого интереса ни к одной высокоцивилизованной расе, стране или эпохе, включая эту. ([9 августа 1932 года]; M., 338)