Редкие деревца среди бескрайней степи неслись за окном под перестук колес. Хмурая проводница, гремя подстаканниками, принесла мутный чай и с такой силой ебанула стаканы об стол, что их содержимое едва удержалось внутри. Буркнув что-то про ложки и сахар, старая грымза ускакала из купе, злобно пизданув съезжающей дверью.

Напиток оказался довольно поганым: в желтой жидкости со вкусом болота плавали бревна чая. Чтобы скрасить отвратительный привкус, я достал флягу и плеснул коньяку в стакан. Пожилая женщина напротив укоризненно посмотрела на меня из-под очков и повернулась к внучке.

– Несу я урожаи, – на коленях у женщины примостилась девчушка лет шести с золотыми косичками и стройными загорелыми ножками. – Читай дальше, Полина.

– По-ля-я-за-се-ва-ю, – малявка водила пальцем по странице яркого букваря. – Бабуля, а как дальше?

– Птиц к югу отпускаю.

– Но-не-ка-са-юсь со-со.. со-сы. Соси?

– Сосен.

– Со-сен! Сосен! Ура! – девочка захлопала в ладоши, а у меня с похмелья затрещало в голове. Я отвернулся к окну и стал считать пролетавшие мимо окна столбы.

Бабка закряхтела, неуклюже полезла на верхнюю полку и вскоре отрубилась в сон, огласив купе мощным храпом.

– Полина, хочешь, я покажу тебе хуй? – с дружелюбной улыбкой обратился я к девочке. – Вот пойдешь в первый класс, будешь подружкам рассказывать, все девчонки от зависти лопнут!

– Хуй! – расхохоталась Полинка, ощерив ряд молочных зубов. – Слово-то какое смешное, хуй! А что это такое, хуй, а?

Девочка сидела на койке напротив, по-детски беззастенчиво разведя смуглые ножки в разные стороны. Подол сарафана задрался, а белая полоска трусиков отодвинулась в сторону, обнажив складку ее пизды. Моей залупе, уже давно и отчаянно увеличившейся в размерах, стало вдруг невероятно тесно, и она сладко заныла. Лямка сарафана съехала, и коричневый плоский сосок Полины будоражил в моем воображении самые бесстыжие картины.

Ерзая на месте, испытывая сладкую боль, я наблюдал за ее немного раздвинувшимися половыми губами и ощущал запретное желание ласкать маленький клитор, не знавший ласки, целовать и кусать губами детские соски, не ведавшие поцелуев. Я ее хотел. Нежно и страстно. Хотел, чтобы эта маленькая золотоволосая блядь касалась своим шершавым язычком натянувшейся уздечки на моем хую, несоразмерным с ее пропорциями. Хотел мять ее упругую жопку, плотно насаживая девочку пиздою на член, все быстрее и быстрее...

– Полина, – хрипло сорвалось с губ. – Пойдем в туалет, и я покажу тебе хуй, ты увидишь сама, что это такое.

Заговорщически подмигнув ей, я открыл дверь купе и пошел в сральник. Минуту спустя дверь сортира отворилась, и внутрь вошла улыбающаяся Поля. Защелкнув фиксатор, я повернулся к девочке и расстегнул ширинку. Член выпрыгнул из трусов, как озорной красноголовый чертик из волшебной шкатулки. Натянувшаяся залупа пульсировала в болезненном наслаждении. На хуе вздулись крупные вены, а яйца сжались в тугой комок.

– Потрогай его рукой, Поля, – прошептал я, содрогаясь от похоти. – Не бойся, возьми его рукой и води взад-вперед.

Девочка неумело обхватила хуй за основание и начала медленно дрочить, а мне казалось, залупа сейчас лопнет от перевозбуждения. Такого я не испытывал ни с одной даже самой сексуально привлекательной девушкой.

– Можно... я... посмотрю... твою писю, – задыхаясь, спросил я.

Осторожным движением я скинул с ее плеч лямки сарафана и стянул его вниз. Языком, пересохшим от волнения, лизнул ее правый сосок.

– Ой, щекотно, – захихикала девочка. – А мы в садике тоже письки друг другу показывали! Только бабушке не говори, ладно?

Она продолжила дрочить, а я, кривясь от наслаждения, снял с нее легкие белые трусики и повесил их на крючок для полотенец.

– Поля, стой, погоди, – я остановил ее руку, чувствуя, что сейчас кончу, и этим могу напугать ее. – Хочешь, я потрогаю твою писю. Языком.

Девчонка убрала руку с хуя и едва-едва кивнула. Я усадил ее на раковину, подложив полотенце, чтобы ей не было холодно, раздвинул стройные меднокожие ножки в разные стороны и коснулся языком ее половых губ.

– Щекотно! – повторила она, но уже с какой-то неуловимо иной интонацией в голосе. – Щекотно, но хорошо!

Я губами раздвинул щелочку в ее пизде и нащупал маленькую горошинку клитора. Слегка посасывая ее, массируя набухший кусочек плоти языком, я погладил девочку по линии позвоночника. Полина охнула, инстинктивно сжала бедра, обхватила мою голову своими ручонками, вцепилась в волосы и затряслась мелкой дрожью. Совершая круговые движения языком, я проникал все глубже и глубже, лаская ребристые стенки вагины, и вдруг наткнулся на гладкую преграду. Надавил на нее языком. Полина, часто и сладко дышащая, дернулась от боли, а я снова стал обсасывать ее клитор.

Детские ручки ритмично двигали мою голову туда-сюда, а я сложил язык упругой трубочкой. Поля звонко стонала, а дверная ручка сортира свирепо дергалась – какой-то обезумевший пассажир хотел ссать. Отклонив голову от детской пизденки, я заорал: "Занято, не видиш штоле!!!" За дверью заворчали и перестали дергать ручку.

– Тебе хорошо, Полечка? – спросил я. – Оближи мне хуй. Представь, что это мятная конфетка.

В тот момент, когда ее розовые губки коснулись моего члена, я подумал, что всё, пиздец! Яйца были готовы выстрелить изрядной порцией спермы прямо ей в ебало. Пришлось вызвать в себе отвращение и подумать о грымзе-проводнице, прыгающей у меня на хую и содрогающейся дряблыми сиськами. Представить, как я ебу этот морщинистый мешок костей, а она обсирается прямо мне на мудя...

Девочка обхватила залупу губами и заглотила ее, потом провела вокруг нее язычком, а я начал ласкать ее клитор пальцем. По мере того, как я теребил ее пизденку, движения языка девочки становились всё резче и судорожнее. Вдруг я почувствовал, что всё, не смогу больше сдерживаться, вытащил хуй из ее рта и кончил мимо ее ебальничка прямо на зеркало.

Полина не обратила внимания на мой оргазм, она стонала, закатив глазки, и ритмично двигала тазом. А член почти сразу снова пришел в боевое положение и хищно уставился на девочку.

Раздвинув пошире гладкие ноги, я коснулся кончиком залупы багряного мяса ее промежности. Пизда с чавкающим звуком плотно обхватила залупу и жадно засосала ее внутрь. Я начал совершать мелкие тазобедренные движения, чтобы не дай бог не причинить Полинке боль. Половые губы окружили головку хуя теплыми тисками, двигаться было трудно и очень приятно.

Девочка жестом профессиональной порноактрисы отодвинула волосы с личика и со стоном закинула голову назад. Я засовывал в нее хер все глубже и глубже, и вдруг мощно кончил, а член провалился куда-то внутрь нее. Стало просторно и мокро. Опустив взляд, я увидел, что весь низ моего живота забрызган мелкими крапинками крови. Полина ревела от обиды и боли, а я, вцепившись ей в бока, все еще продолжал насаживать на хуй этот визжащий кусок мяса.

Ткнул ей в ебало смятое полотенце и прижал его одной рукой, второй рукой все еще держа за туловище. Ебенамать! Все штаны в крови. Со злости я схватил Полину за волосы и намотал золотой пучок на кулак. Маленькая сучка сильно укусила меня за ладонь. Через полотенце. Резко ебнул малявку головой о стальной унитаз, и она сразу как-то обмякла.

Повинуясь внезапному порыву, я попытался избавиться от трупа, просунув его в унитазное отверстие, но оно оказалось слишком мало. Вдруг осознал, что же я наделал!!! Это же пиздец!

Пытаюсь протолкнуть ногой безвольное тельце в дырку толчка. Детская голова с хрустом входит в дыру и намертво застревает в ней. Дверная ручка дергается так, что кажется, что сейчас оторвется. Встаю двумя ногами в унитаз и прыгаю на ее трупике. Тело входит по плечи, и с каждым прыжком, чавкая, медленно, сантиметр за сантиметром продвигается дальше.

Говорят, если плечи проходят в отверстие, то пройдет и все тело.

Половина работы сделана. Труп Полины наполовину торчит из унитаза. Края дыры стесали с тельца все лишнее; всё, что не пролезло внутрь, отвратительными лохмотьями плавает в кровавой пене. Я, весь в холодном поту, по колено заляпанный кровякой, судорожно выпихиваю проклятый труп наружу. Тело с уханьем проваливается в дыру.

Теперь оно одиноко валяется где-то там на шпалах среди бескрайних полей, на радость шакалам и степным лисицам. Белые трусики летят вслед. Я снимаю джинсы, вытираю ими сперму с зеркала и следы кровавого побоища. Жалко штаны, их уже не отстирать. Заворачиваю их в полотенце и выхожу из сортира. Благо, что я в трусах, похожих на шорты.

В полумраке жмется какой-то алкот.

– Ну наконец-то, йобтыть! – обрадовано хрипит мужик. – Я думал, ты там уже помер!

– Ты, это, не заходи пока, – я все еще на охуевшей измене, меня всего трясет от адреналина. – Я там так насрал!

– Та похуй! – ржет мужик, открывая дверь туалета. – Я щас обоссусь!

На подкашивающихся ногах я иду в тамбур и спешно выкуриваю четыре сигареты подряд. На душе так погано и гадко. Я стою, докуривая пятую сигарету, гляжу в проносящуюся за окном ночную тьму и всё жду, что вот сейчас откроется дверь, и в тамбур войдет кто-то, обнаруживший неладное.

Достаю фляжку с коньяком и допиваю остатки. Выкидываю штаны с полотенцем в проем между вагонами и со спокойной душой иду в купе.

Бабка храпит, как тигр. На столе стакан с мутным чаем, стопка разгаданных сканвордов и пестрый букварь. Накрываюсь одеялом с головой, стиснув зубы, слушаю перестук колес по стыкам рельс. Завтра будет день. Завтра будет лучше.