почувствовал себя человеком. Ведь только оказавшись у параши (смеется) можно пропитаться Спартаковским духом! Ну и конечно в раздевалке, когда занимались свальным грехом, мы с ребятами ощущали себя Спартаковцами, настоящими, как Старостин! - рассказал "Советскому спорту" Федор Черенков
>>3270467 →
Аноним
05/04/24 Птн 14:19:34
№
3270466
7
Из книги "Жизнь Патриарха" Рабинера И.Я.

Глава 8. Ухтлаг

"«ХРРРЮЮЮЮЮЮЮ!» - по лагерному бараку, и день и ночь освещаемому одной лишь тусклой лампочкой, раскатилась трель.
«Ника, падла ты этакая, тишину поймал!» - послышалось глухое ворчание с одной из лучших шконок барака - верхней импровизированной кровати из выскобленных добела досок. Шконка находилась рядом с пускающей искры буржуйкой, единственное место в длинном помещении, где было хоть немного тепло.
Патриарх Спартака, знаменитый Николай Петрович Старостин, которого в бараке ласково окрестили Никой, в страхе зажался в щель под угловой шконкой рядом с парашей, там, где находилось его импровизированное ложе из тряпья и постарался не дышать, одновременно напрягая и сжимая кровоточащий анус. Его сфинктер, ставший ежедневным удовлетворителем грубых мужских инстинктов всех остальных обитателей барака, уже не мог удерживать оставшееся в кишке со вчерашнего вечера семя и периодически предательски громко выпускал его наружу - навстречу ледяному, пропахшему немытыми мужскими телами и одеждой воздуху. Николай Петрович хорошо помнил, чем в последний раз закончился такой его ночной «концерт» — он был жестоко избит, да так, что передние зубы оказались выбиты, а на ягодице грязной иглой набили татуировку, изображавшую красавца-петуха. После того избиения он не смог выйти на работы - а без работы не давали и пайку, согласно знаменитому советскому лозунгу.
«ХРЮЮЮЮЮЮ! ХРЮЮЮ!» — снова не выдержали анальные мышцы легендарного футболиста.
«Николь, ты что-то не поняла с прошлого раза? Повторение – мать учения, как говорится, бхахах. А ну-ка вылазь, шлимазл, вошь подшконочная» - произнёс все тот же голос. Большие потертые кожаные сапоги, гордость владельца, грузно спрыгнули на пол. Это все, что было видно Николаю Петровичу, но больше ему было и не нужно видеть. Он хорошо запомнил эти самые сапоги. При их виде великий спартаковец забился в самый угол и запричитал, умоляя простить его. Но сапоги были неумолимы – несколько широких шагов и они оказались перед самым носом футболиста, а крепкая рука схватила его за шиворот, потащив на свет..."