Вот за эти грехи убили Джоффри Баратеона:

1. Масло для лампад стоит дешевле воды. 1 литр масла — 0,14 золотых
2. Новобрачным дарится 64 000 золотых на покупку дома.
3. Образование и медицина полностью бесплатные.
4. На каждого члена семьи государство выплачивает в год 1 000 золотых дотаций.
5. Пособие по безработице — 730 золотых.
6. Закрыл военные базы одичалых.
7. Зарплата медсестры — 1 000 золотых.
8. За каждого новорожденного выплачивается 7 000 золотых.
9. На открытие личного ремесла единовременная материальная помощь — 20 000 золотых.
10. Крупные налоги и поборы запрещены.
11. ВВП на душу населения — 14 192 золотых
12. Образование и стажировка за рубежом — за счёт Королевской казны.
13. Сеть магазинов для многодетных семей с символическими ценами на основные продукты питания.
14. За продажу продуктов с просроченным сроком годности — большие штрафы и задержание подразделениями городской стражи.
15. Часть аптек — с бесплатным отпуском лекарств.
16. За подделку лекарств — смертная казнь.
17. Квартирная плата — отсутствует.
18. Плата за магическую энергию для населения отсутствует.
19. Продажа и употребление спиртного запрещены — «сухой закон».
20. Кредиты на покупку кареты и квартиры — беспроцентные.
21. Риэлторские услуги запрещены.
22. Покупку лошадей до 50% оплачивает государство, солдатам — 65%.
23. Придя к власти, он изгнал из страны межд. корпорации.

За годы его правления население Семи Королевств выросло в 1.5 раза.
Детская смертность уменьшилась в 9 раз.
Продолжительность жизни в стране увеличилась с 51,5 до 74,5 лет.
Джоффри принял решение вывести Семь Королевств из мировой банковской системы вольных городов и его примеру хотели последовать остальные народы

>>24250
Галея «Черный дрозд» была самым большим кораблем Ночного Дозора. «Ворона-буревестница» и «Острый клюв», как сообщил мейстеру Эйемону Коттер Пайк, превосходили ее быстротой, но то были боевые корабли, поджарые хищные птицы с открытыми палубами для гребцов. Для перехода через бурное Узкое море за Скагосом «Черный дрозд» подходил лучше. «Там случаются штормы, — предостерег их Пайк. — Зимние хуже всего, зато осенью они чаще бывают».
Первые десять дней, пока «Дрозд» тащился через залив, не теряя из виду земли, прошли довольно спокойно. Когда налетал ветер, становилось холодно, однако его свежий соленый запах действовал подкрепляюще. Сэм почти ничего не ел, а то, что ему удавалось-таки впихнуть в себя, долго там не задерживалось, но в остальном он держался не так уж плохо. Его попытки вдохнуть мужество в Лилли успехом, однако, не увенчались. Она не выходила на палубу вопреки всем его уговорам и старалась забиться в какой-нибудь темный угол. Малютке путешествие по морю нравилось не больше, чем его матери. Он все время пищал, срыгивал молоко и без передышки пачкал свои меховые одеяльца.
Пахло от него хуже некуда, и свечи, которые в большом количестве зажигал Сэм, не могли перебить эту вонь.
На свежем воздухе было куда приятнее, особенно когда Дареон играл и пел для своих знакомых гребцов. Он знал все их любимые песни: грустные — «День, когда вешали Черного Робина», «Жалоба русалки», «Осень дней моих»; бодрые — «Стальные копья», «Семь мечей для семи сынов»; озорные — «Ужин у миледи», «Цветик-цветочек», «Мэгетт веселой девицей была». «Медведя и прекрасную деву» подхватывали за ним все гребцы, и «Черный дрозд» словно летел над водой. По их урокам у Аллисера Торне Сэм знал, что мечом Дареон владеет неважно, но голос у него был чудесный. «Гром, политый медом», — сказал про него однажды мейстер Эйемон. Дареон играл на лютне, на скрипке и даже баловался сочинительством. О песнях, сотворенных самим певцом, Сэм был невысокого мнения, но слушать его очень любил. Сидеть приходилось на ларе, до того твердом и занозистом, что Сэм чуть ли не благодарил судьбу за свои жирные ягодицы. Толстяки повсюду носят с собой собственную подушку.
Мейстер тоже предпочитал проводить время на палубе, завернувшись в груду мехов и устремив взгляд на море.
— Куда это он смотрит? — полюбопытствовал как-то Дареон. — Для него тут так же темно, как и в каюте.
Эйемон, услышав его — слух у него, как у всех незрячих, был очень острый, несмотря на старость, — сказал:
— Я ведь не от рождения слеп. В прошлый раз, проплывая этим путем, я видел каждый утес, каждое дерево, каждый бурун. Я смотрел на чаек, которые летели за нами. Мне было тогда тридцать пять, и я уже шестнадцать лет носил мейстерскую цепь. Эг хотел, чтобы я помогал ему править, но я решил, что мое место здесь. Для плавания на север он предоставил мне «Золотого дракона» и дал в провожатые своего друга, сира Дункана. Ни один рекрут еще не прибывал на Стену с таким почетом с тех пор, как Нимерия прислала Дозору шестерых королей в золотых кандалах. А чтобы я приносил присягу не в одиночестве, Эг открыл свои тюрьмы и снабдил меня, по его словам, почетным эскортом. Одним из бывших узников был не кто иной, как Бринден Риверс, выбранный позднее лордом-командующим.

>>24251
— Красный Ворон? Я знаю песню о нем, — сказал Дареон. — «Тысяча и один глаз». Только я думал, он лет сто назад жил…
— И я тоже. А ведь когда-то был молодым, как теперь вы. — От собственных слов мейстеру, как видно, взгрустнулось. Он стал кашлять, а потом задремал, покачиваясь вместе с кораблем в своих шубах.
Под серым небом корабль держал путь на восток, потом на юг и опять на восток. Тюлений залив становился все шире. Черный наряд капитана, седого брата Дозора с животом, как пивной бочонок, до того выцвел, что команда звала его Сизарем. Он все больше молчал — говорил за него помощник. Тот начинал сыпать проклятиями каждый раз, как утихал ветер или гребцы начинали лентяйничать. На завтрак все ели овсянку, в полдень — горох, вечером — соленую говядину, соленую баранину или соленую же треску. Еду запивали элем. Дареон пел, Сэм мучился рвотой, Лилли плакала и кормила дитя, мейстер спал или сидел с открытыми глазами, ветер крепчал с каждым днем и делался все холоднее.
Это свое морское путешествие Сэм, несмотря ни на что, находил куда более терпимым, чем предыдущее. На борту галеона «Летнее солнце» лорда Редвина он оказался лет в десять. Этот великолепный корабль, в пять раз больше «Дрозда», имел три больших винно-красных паруса, а весла его сверкали белизной и золотом. При выходе из Староместа мальчик, затаив дыхание, следил, как они работают… но это осталось единственным его хорошим воспоминанием о Винном проливе. Тогда Сэма тоже сразила морская болезнь, к отвращению его лорда-отца.
По прибытии же в Бор дело пошло еще хуже. Сыновья-близнецы лорда Редвина прониклись к Сэму презрением с первого взгляда. Каждое утро они изобретали что-нибудь новенькое для посрамление его на ристалище. Через два дня Сэм с поросячьим визгом просил пощады у Хораса Редвина. Через пять другой брат, Хоббер, нарядил в свои доспехи кухонную девчонку, и она до слез измолотила Сэма деревянным мечом. Когда правда открылась, все оруженосцы, пажи и конюшата схватились за животы со смеху.
«Он немного недосолен, мой парень», — сказал отец лорду Редвину в тот же вечер. «И перчику бы не худо добавить, — тут же подхватил борский дурак, дребезжа своей погремушкой, — и гвоздички, и яблоко сунуть в рот». Лорд Рендилл запретил сыну есть яблоки, пока они гостили у Пакстера Редвина. На обратном пути Сэма опять тошнило, но он так радовался отъезду из Бора, что чуть ли не ликовал при очередном приступе рвоты. Только в Роговом Холме он узнал от матери, что везти его назад отец не намеревался. «Вместо тебя должен был приехать Хорас, а тебя собирались оставить там как пажа и чашника лорда Пакстера. Если бы ты ему понравился, он со временем отдал бы тебе свою дочь». Сэм до сих пор помнил, как мать утирала ему слезы своим кружевным платочком, предварительно поплевав на него. «Бедный мой Сэм, — причитала она, — бедный, бедный».

Дареон тоже знал эти песни. Когда из моря поднялись бледно-серые вершины Скагоса, он присоединился к стоявшему на носу Сэму.
— По милости богов мы можем увидеть единорога.
— По милости капитана мы так близко не подойдем. Здесь предательские течения и камни, способные расколоть корабль пополам, как яйцо. Только Лилли не говори — ей и так страшно.
— Не знаю уж, кто из них больше ревет — она или ее пащенок. Он затыкается, только когда она сует ему грудь, но тогда она сама принимается выть.
Сэм это тоже заметил.
— Может, мальчик ей делает больно, — примирительно молвил он. — Если у него зубки режутся…
Дареон одним пальцем извлек из лютни насмешливый звук.
— Я думал, одичалые — смелый народ.
— Она тоже смелая, — не уступал Сэм, хотя и он, по правде сказать, никогда не видел ее в таком жалком состоянии. Она старалась прятать лицо и не выходила на свет, но он замечал, что глаза у нее всегда красные, а щеки мокры от слез. На его вопросы, что с ней, она только трясла головой, предоставляя ему самому догадываться. — Просто ее море пугает. До Стены она только и знала, что Замок Крастера да лес вокруг. Вряд ли ей доводилось отлучаться хотя бы на пол-лиги от места, где она родилась. Реки и ручьи ей знакомы, но озер она не видела никогда, о море и говорить нечего… вот она и боится.
— Мы и землю-то ни разу не теряли из виду.
— Это у нас еще впереди, — невесело произнес Сэм.
— Ну, уж Смертоносный соленой водицы не должен бояться.
— Я и не боюсь, — солгал Сэм, — но Лилли… Ты вот спел бы ей колыбельную, ребенок, глядишь, и уснул бы.
— Пусть сперва вставит затычку ему в зад, — скривился Дареон. — Сил моих нет это нюхать.
Назавтра небо еще больше нахмурилось, и пошел дождь.
— Пойдемте вниз, там хотя бы сухо, — предложил Сэм Эйемону, но старый мейстер ответил с улыбкой:
— Мне нравится, когда дождь мочит лицо, Сэм. Это как слезы. Побудем еще немного, прошу тебя. Я так давно не плакал и забыл, как это бывает.
Если уж дряхлый мейстер не пожелал уходить с палубы, Сэму поневоле пришлось остаться. Он битый час проторчал рядом со старцем, завернувшись в свой плащ, и промок до костей. Эйемон же, казалось, не замечал ничего. Сэм, кое-как заслоняя его от ветра, ждал, что старик вот-вот попросится вниз, но тот не просился.

>>24254

>Объясни, зачем ты вайпаешь?

Я теперь буду читать вам по главе в сутки. Только наверно надо было с первой книги начать, что-то я тупанул.

>>24257
— Давайте все-таки спустимся, — не выдержал Сэм, когда на востоке зарокотал гром. Эйемон не ответил, и Сэм понял, что старик просто-напросто спит. — Мейстер, — он осторожно потряс его за плечо, — проснитесь.
Белые слепые глаза открылись.
— Эг? — Дождь струился у него по щекам. — Знаешь, Эг, мне приснилось, что я состарился.
Сэм, не зная, как быть, подхватил мейстера на руки и понес вниз. Силой он никогда не мог похвалиться, а промокшая одежда делала мейстера вдвое тяжелее, однако тот и теперь весил не больше маленького ребенка.
Когда Сэм с мейстером на руках втиснулся в каюту, оказалось, что все свечи там догорели. Лилли и не думала их зажигать. Малыш спал, а она, свернувшись в углу, тихо плакала под большим черным плащом, который ей дал Сэм.
— Ну-ка помоги мне, — обратился он к ней. — Надо растереть его и согреть.
Она поднялась сразу, не заставляя себя просить. Вдвоем они раздели мейстера и укрыли его грудой мехов. Он был весь холодный и липкий на ощупь.
— Ляг рядом и обними его, — сказал Сэм. — Согрей его своим телом. — Она и этому подчинилась, шмыгая носом, но не промолвив ни слова. — А Дареон где? Вместе нам будет теплей. — Сэм собрался пойти наверх за певцом, но тут палуба вздыбилась и ушла у него из-под ног. Лилли заголосила, Сэм хлопнулся на пол, ребенок проснулся и завопил.
Не успел он подняться, корабль снова перевалился с волны на волну. Лилли швырнуло Сэму в объятия, и она так вцепилась в него, что он едва мог дышать.
— Не бойся, — сказал он. — Подумаешь, шторм. Когда-нибудь сыну будешь рассказывать, как вы плыли по морю. — Но она лишь вонзила ногти ему в плечо, вся сотрясаясь от бурных рыданий. Что бы он ни говорил, ей только хуже становится. Она так прижималась к нему, что он возбудился, несмотря ни на что. Ему стало стыдно, но Лилли как будто ничего и не чувствовала, только жалась к нему еще крепче.
Так оно с тех пор и пошло. Солнца они больше не видели. Серые дни чередовались с непроглядно-черными ночами, если только над Скагосом не сверкала молния. Все изголодались, но есть не могли. Капитан, чтобы подкрепить гребцов, открыл бочку огненного вина. Сэм тоже попробовал. Раскаленные змеи проползли ему в глотку и обожгли грудь. Дареон быстро пристрастился к этому пойлу и трезв бывал редко.
Паруса то убирали, то ставили вновь. Один оторвался и улетел прочь, как большая серая птица. Огибая южное побережье Скагоса, они увидели на скалах разбившуюся галею. Часть ее погибшей команды выбросило на берег, где мертвыми занялись крабы и птицы.

>>24258
— Дьявольски близко идем, — проворчал Сизарь. — Если подует как следует, очутимся рядом с ними.
Обессиленные гребцы налегли на весла, и корабль пошел на юг, к Узкому морю, оставляя за кормой Скагос. Вскоре горные вершины острова уже ничем не отличались от грозовых туч.
После восьми дней и семи ночей спокойного плавания снова начались бури, еще хуже прежних.
Сэм потерял им счет и очень из-за этого огорчался. Кажется, всего штормов было три, но для него они слились в один с краткими промежутками.
— Да какая тебе разница? — прикрикнул на него Дареон, когда они все сидели в каюте. Никакой, хотел сказать Сэм, но когда я об этом думаю, то забываю, что все мы можем пойти ко дну, что меня тошнит, а мейстера все время трясет.
— Никакой… — начал он, но дальнейшие его слова заглушил гром, и он покатился по вставшей торчком палубе. Лилли плакала в голос, младенец вопил, наверху орал Сизарь, старый капитан, не произносивший обычно ни единого слова.
Ненавижу море, думал Сэм. Ненавижу, ненавижу. Молния вспыхнула так ярко, что осветила каюту сквозь щели в потолочном настиле. Это хороший корабль, хороший крепкий корабль. Он не потонет. Я не боюсь.
В одну из передышек, когда Сэм мучился, свесившись за борт, он услышал, как один гребец говорит другому: это все потому, что на борту женщина, к тому же еще одичалая.
— С родным отцом спала, — слышал Сэм сквозь крепнущий ветер, — а это уж последнее дело. Мы все потонем, если не спровадим за борт эту бабу с ее поганым отродьем.
Сэм не стал с ними спорить. Они были люди сильные, жилистые, закаленные годами тяжелой работы с веслами. Однако он убедился, что его нож хорошо наточен, и сопровождал Лилли всякий раз, как она выходила по малой нужде.
Дареон, и тот не сказал об одичалой ни одного доброго слова. Как-то, по настоянию Сэма, он стал играть колыбельную, чтобы убаюкать дитя, но Лилли на первом же куплете залилась слезами.
— Силы преисподней, — возмутился Дареон, — неужто ты даже музыку без вытья слушать не можешь?
— Ты просто играй, — просительно сказал Сэм, — играй и пой.
— Ей это ни к чему. Она нуждается в хорошей порке — а может, и в мужике. Отстань, Смертоносный. — Он отпихнул Сэма и ушел к гребцам выпить огненного вина.

>>24259
Сэм к тому времени был на грани помешательства. К зловонию он почти притерпелся, но из-за шторма и рыданий Лилли не спал уже несколько суток.
— Нельзя ли ей дать что-нибудь? — тихонько спросил он у мейстера, который как раз проснулся. — Отвар какой-нибудь, чтобы она так не боялась?
— Это не страх. Это горе, а от горя снадобий нет. Пусть ее слезы текут, Сэм, — ты все равно их не остановишь.
— Она же едет в безопасное место, — не понял Сэм. — Туда, где тепло. О чем ей горевать?
— Ты, Сэм, хоть и зрячий, но ничего не видишь. Перед тобой мать, оплакивающая свое дитя.
— У него морская болезнь, вот и все. Как и у всех нас. Как только мы придем в Браавос…
— Мальчик и там останется сыном Даллы, а не ее малышом.
Это дошло до Сэма не сразу.
— Да нет же… она… конечно, это ее ребенок. Лилли ни за что не уехала бы без сына. Она любит его.
— Она кормила грудью обоих и другого мальчика тоже любит, но все не так, как своего. Матери даже родных детей любят по-разному, не исключая и нашей небесной Матери. Уверен, что свое дитя она оставила не по собственной воле. Могу только догадываться, что пообещал ей лорд-командующий или чем пригрозил… но обещания и угрозы, безусловно, имели место.
— Нет. Вы ошибаетесь. Джон никогда бы…
— Джон — нет. Лорд Сноу — иное дело. Порой из двух можно выбрать только одно — то, что принесет людям меньше горя.
Только одно. Сэм вспоминал все, что они выстрадали вместе с Лилли, — Замок Крастера, смерть Старого Медведя, долгий путь через снега и обжигающий ветер, упыри в Белом Древе, Холодные Руки и полное дерево воронов. И Стена, Стена, Стена, и черные врата под землей. Ради чего они переносили все это? Горький выбор, и счастливого конца не видать.
Ему хотелось кричать, выть, рыдать, свернувшись в клубок. Джон поменял младенцев. Поменял, чтобы спасти маленького принца, чтобы увезти его от костров леди Мелисандры, от фанатичных людей королевы, от их красного бога. А если они сожгут мальчика Лилли, кому до этого дело? Одной только Лилли. Он ведь Крастерово отродье, гнусный плод кровосмешения, а не сын Короля за Стеной. Он не годится в заложники, не годится в жертву, ни на что не годится. У него даже имени нет.
Сэм вылез на палубу поблевать, но у него ничего не вышло. Настала ночь, до странности тихая, какой давно уже не бывало. Море было черным и гладким, как стекло. Гребцы отдыхали на веслах, двое-трое уснули сидя. Ветер дул в паруса. На севере показались звезды, а среди них красный скиталец, которого одичалые называют Вором. Вот она, моя звезда, горько думал Сэм. Это я помог выбрать Джона лордом-командующим, я привел к нему Лилли с ребенком. Нет на свете счастливых концов.
— Смертоносный! — Дареон подошел к нему, не видя, как ему больно. — Наконец-то хорошая ночь. Гляди, звезды. Может, даже луна покажется. Кажется, худшее позади.
— Нет. — Сэм вытер нос и показал толстым пальцем на юг, во мрак. — Смотри. — Как раз в этот миг там сверкнула молния, беззвучно, но ослепительно ярко. Вспышка осветила громады туч, заслонивших полнеба, — красных, пурпурных, желтых. — Худшее еще впереди. Счастливых концов не бывает.
— Боги праведные, — засмеялся Дареон. — Ну и трус же ты, Смертоносный.

На сегодня всё. До новых встреч.

>>24260
А кто поймет-то в оригинале, кроме пары человек? Но вообще это мысль. Короче с завтрашнего дня буду читать по главе в день на ангельском начиная с первой книги.

>>24384
Не знаю что там с философией, а это парень неплох. Однако я слышал, что аналог подобного во Франции появился только в XV веке, таки позже Эдуарда. И таки роты вольных лучников это не арьербан никак. Пасту в тред уже кидал

>>«Повелеваем, чтобы в каждом приходе королевства нашего был лучник, который будет там находиться и постоянно оставаться в снаряжении подходящем и удобном, из салада, даги, меча, лука, колчана, жака или хука из бригандины, и будут они называться вольными лучниками (les francs archers). Каковые будут избираться и выбираться нашими выборными на каждых выборах, самые прямые и легкие для обращения и упражнений с луком, какие только найдутся в каждом приходе, не принимая во внимание ни богатство, ни просьбы, какие только можно. И будут они содержать вышеозначенное снаряжение и стрелять из лука и ходить в своем снаряжении во все праздники и нерабочие дни, чтобы были они самыми умелыми и привычными к означенному делу и упражнениям, дабы служить нам всякий раз, когда мы от их потребуем, и им будем платить четыре франка на человека каждый месяц, за то время, что они будет служить нам. Повелеваем, чтобы они, и каждый из них, были свободны и ничего не должными, и оных освобождаем от всех податей и прочих любых повинностей, что установлены нами в нашем королевстве, как от выставления и содержания наших латников, караула, стражи и перевозки, так и от всех прочих субсидий, исключая помочи на войну и соляного налога.… Повелеваем, чтобы они принесли присягу перед выборными служить нам хорошо и верно от и против всех…, и не служить никому на войне, ни в означенном снаряжении, без нашего повеления. Желаем, чтобы означенные вольные лучники означенными нашими избирателями вносились в списки по именам и прозваниям и приходам, где они пребывают, и чтобы это отмечали в суде. Дано в Монтиль-ле-Тур, год 1448 и правления нашего двадцать пятый».

Расскажи про Северную Войну насчет фуллплейтов. Юзалися ли еще к концу 17 века именно что полный доспех, включаю наручи и горжет, а не кирасирское облачение драбантов? Пики вот точно еще использовались, как и фитильные замки на мушкетах, а фуллплейты кроме позирования для портрета одевали?

>>24384

>Очевидно, о существовании бога времени Хроноса, позднее, кстати, ассоциированного с Кроном

Господи, ты хоть читаешь мои посты?

>Если ты не можешь ответить на этот вопрос - о чём с тобой вообще говорить?

Отчего же, могу - Орест был проклят в глазах богов и людей, лол, за мамоебствоубийство. Эринии символизируют неотвратимую месть за преступление против крови и им похуй на Орестовские резоны, хоть бы он действовал по указке Апполона. Собственно налицо протистояние божеств, типичное для политеизма. Потому Апполон и не мог просто сказать "тип все, не тральте его" - они изначально были в противоположной позиции. Суд был нужен для разрешения конфликта между богами.

>Очевидно, что Аристотеля, утверждавшего, что боги - первопричина существования времени ты тоже не знаешь

Аристотель что ли древнегреческую религию создал? Такие рассуждения - неизбежные шаги при философском осмыслении религии, и я не удивлен, что один из величайших мыслителей античности до этого допер. Собственно, до него это еще Сократ сделал, он даже логическими выводами пришел к монотеизму, но мы же не говорим, что греческая религия монотеистическая теперь, раз Сократ к такому выводу пришел.

>космогонические мифы

Очень забавно что ты их упомянул, т.к. они как раз противоречат твоему манявысеру. У греков в космогонии причинно-следственная связь следующая - Хаос->Гея->Уран->Кронос->Зевс и прочие боги. А теперь сравним любого отдельно всятого бога с ебаным мать его триединым христианским богом и посмотрим в чем отличие. А отличие в том, что грекам для своей космогонии пришлость ввести Хаос как первопричину, но он сама по себе не является демиургом он не творил Гею по своему промыслу, греки так глубоко не капали, Гея просто "появилась" из Хаоса, он не может считаться богом в том понимании, в котором это понимали греки. Христианский Бог же находится за пределами понимания человека, и сам является и первопричиной, и демиургом.

>первосновы - Хаос, Тьма и Время

Лоооооол, и с этим дауном я спорю. Под Тьмой ты имеешь ввиду Эреб, что является мужским порождением Хаоса, Время же персонофицируется в конкретно Кроносе, который является порождением Неба (Урана). Рэффи, да ты же НИХРЕНА не понимаешь в античных религиях, даже мои дилетанские познания глубже твоих.

Короче, Рэффи, ты опять обосрался, я-то думал что ты мне что-то интересное хочешь рассказать, а ты тупо маневрируешь, пытаясь удивить меня глубиной твоих знаний, а на деле только пачкаешь свои уже давно обосранные штанишки. Выебан и высушен, давай, до свидания!

>>24388

>аналог подобного во Франции появился только в XV веке, таки позже Эдуарда. И таки роты вольных лучников это не арьербан никак

Это не аналог...Короче, кратко всё было так:
Сначала - XIV век - французы просто набирали лучников отовсюду - наёмниками, по феодальному праву и т.д. В основном, через арьербан. Полученные лучники были недисциплинированы и к тому же не имели единой системы снабжения. Вольные стрелки - попытка исправить второе, но они так никогда и не достигли уровня английских лучников

>>24390

>ты хоть читаешь мои посты?

К несчастью - да, ибо они чудовщно тупы

>Орест был проклят в глазах богов и людей, лол, за мамоебствоубийство. Эринии символизируют неотвратимую месть за преступление против крови и им похуй на Орестовские резоны, хоть бы он действовал по указке Апполона. Собственно налицо протистояние божеств

Ты только что обосновал, что Уголовного кодекса нет, а правосудие это противостояние двух майоров. Не понял? Вот в том-то и дело
А теперь - подумай почему Аполлон вообще что-то приказывал и почему он не мог приказать младшим богиням-Эриниям. И пока не поймёшь - не возвращайся, строчить лекцию о понятие миропорядка мне совсем уж недосуг

>Аристотель что ли древнегреческую религию создал?

Наши основные источники по ней - сочинения философов и театральные драмы, почти всё остальное касается исключительно народного культа

>с ебаным мать его триединым христианским богом

А одного отдельно взятого Аллаха не хочешь, да?

>грекам для своей космогонии пришлость ввести Хаос как первопричину

Хаос не первопричина. Принципиально. Он даже по определению слова хаос её не может быть. У него направленности даже нет.

>Хаос->Гея->Уран->Кронос->Зевс

Тьма -> Хаос -> Ночь/Время -> Уран -> Крон -> Зевс, Посейдон, Аид

>Христианский Бог же находится за пределами понимания человека

Вишну тоже. И я уже об этом даже говорил
Да и вообще идея непознаваемой божественной Софии тоже греческая. И древнеримских безымянных богов нельзя было понять

>Под Тьмой ты имеешь ввиду Эреб

Чтож ты за дурашка-то? Тебе первая ссылка в гугле скажет, что это Скотос

Ты за один пост:
1.Не понял функций богов
2.Не понял взаимоотношение богов и времени
3.Назвал Хаос причиной
4.Назвал Тьму Эребом
5.Переврал генеалогию богов

Ты ничего не понимаешь в религии. Вообще. Надеюсь, это была наша последняя встреча

A GAME OF THRONES

PROLOGUE

“We should start back,” Gared urged as the woods began to grow dark around them. “The wildlings are dead.”
“Do the dead frighten you?” Ser Waymar Royce asked with just the hint of a smile.
Gared did not rise to the bait. He was an old man, past fifty, and he had seen the lordlings come and go. “Dead is dead,” he said. “We have no business with the dead.”
“Are they dead?” Royce asked softly. “What proof have we?”
“Will saw them,” Gared said. “If he says they are dead, that’s proof enough for me.”
Will had known they would drag him into the quarrel sooner or later. He wished it had been later rather than sooner. “My mother told me that dead men sing no songs,” he put in.
“My wet nurse said the same thing, Will,” Royce replied. “Never believe anything you hear at a woman’s tit. There are things to be learned even from the dead.” His voice echoed, too loud in the twilit forest.
“We have a long ride before us,” Gared pointed out. “Eight days, maybe nine. And night is falling.”
Ser Waymar Royce glanced at the sky with disinterest. “It does that every day about this time. Are you unmanned by the dark, Gared?”
Will could see the tightness around Gared’s mouth, the barely suppressed anger in his eyes under the thick black hood of his cloak. Gared had spent forty years in the Night’s Watch, man and boy, and he was not accustomed to being made light of. Yet it was more than that. Under the wounded pride, Will could sense something else in the older man. You could taste it; a nervous tension that came perilous close to fear.
Will shared his unease. He had been four years on the Wall. The first time he had been sent beyond, all the old stories had come rushing back, and his bowels had turned to water. He had laughed about it afterward. He was a veteran of a hundred rangings by now, and the endless dark wilderness that the southron called the haunted forest had no more terrors for him.
Until tonight. Something was different tonight. There was an edge to this darkness that made his hackles rise. Nine days they had been riding, north and northwest and then north again, farther and farther from the Wall, hard on the track of a band of wildling raiders. Each day had been worse than the day that had come before it. Today was the worst of all. A cold wind was blowing out of the north, and it made the trees rustle like living things. All day, Will had felt as though something were watching him, something cold and implacable that loved him not. Gared had felt it too. Will wanted nothing so much as to ride hellbent for the safety of the Wall, but that was not a feeling to share with your commander.
Especially not a commander like this one.
Ser Waymar Royce was the youngest son of an ancient house with too many heirs. He was a handsome youth of eighteen, grey-eyed and graceful and slender as a knife. Mounted on his huge black destrier, the knight towered above Will and Gared on their smaller garrons. He wore black leather boots, black woolen pants, black moleskin gloves, and a fine supple coat of gleaming black ringmail over layers of black wool and boiled leather. Ser Waymar had been a Sworn Brother of the Night’s Watch for less than half a year, but no one could say he had not prepared for his vocation. At least insofar as his wardrobe was concerned.
His cloak was his crowning glory; sable, thick and black and soft as sin. “Bet he killed them all himself, he did,” Gared told the barracks over wine, “twisted their little heads off, our mighty warrior.” They had all shared the laugh.
It is hard to take orders from a man you laughed at in your cups, Will reflected as he sat shivering atop his garron. Gared must have felt the same.
“Mormont said as we should track them, and we did,” Gared said. “They’re dead. They shan’t trouble us no more. There’s hard riding before us. I don’t like this weather. If it snows, we could be a fortnight getting back, and snow’s the best we can hope for. Ever seen an ice storm, my lord?”
The lordling seemed not to hear him. He studied the deepening twilight in that half-bored, half-distracted way he had. Will had ridden with the knight long enough to understand that it was best not to interrupt him when he looked like that. “Tell me again what you saw, Will. All the details. Leave nothing out.”
Will had been a hunter before he joined the Night’s Watch. Well, a poacher in truth. Mallister freeriders had caught him red-handed in the Mallisters’ own woods, skinning one of the Mallisters’ own bucks, and it had been a choice of putting on the black or losing a hand. No one could move through the woods as silent as Will, and it had not taken the black brothers long to discover his talent.
“The camp is two miles farther on, over that ridge, hard beside a stream,” Will said. “I got close as I dared. There’s eight of them, men and women both. No children I could see. They put up a lean-to against the rock. The snow’s pretty well covered it now, but I could still make it out. No fire burning, but the firepit was still plain as day. No one moving. I watched a long time. No living man ever lay so still.”
“Did you see any blood?”
“Well, no,” Will admitted.
“Did you see any weapons?”
“Some swords, a few bows. One man had an axe. Heavy-looking, double-bladed, a cruel piece of iron. It was on the ground beside him, right by his hand.”
“Did you make note of the position of the bodies?”
Will shrugged. “A couple are sitting up against the rock. Most of them on the ground. Fallen, like.”
“Or sleeping,” Royce suggested.
“Fallen,” Will insisted. “There’s one woman up an ironwood, half-hid in the branches. A far-eyes.” He smiled thinly. “I took care she never saw me. When I got closer, I saw that she wasn’t moving neither.” Despite himself, he shivered.
“You have a chill?” Royce asked.
“Some,” Will muttered. “The wind, m’lord.”
The young knight turned back to his grizzled man-at-arms. Frostfallen leaves whispered past them, and Royce’s destrier moved restlessly. “What do you think might have killed these men, Gared?” Ser Waymar asked casually. He adjusted the drape of his long sable cloak.
“It was the cold,” Gared said with iron certainty. “I saw men freeze last winter, and the one before, when I was half a boy. Everyone talks about snows forty foot deep, and how the ice wind comes howling out of the north, but the real enemy is the cold. It steals up on you quieter than Will, and at first you shiver and your teeth chatter and you stamp your feet and dream of mulled wine and nice hot fires. It burns, it does. Nothing burns like the cold. But only for a while. Then it gets inside you and starts to fill you up, and after a while you don’t have the strength to fight it. It’s easier just to sit down or go to sleep. They say you don’t feel any pain toward the end. First you go weak and drowsy, and everything starts to fade, and then it’s like sinking into a sea of warm milk. Peaceful, like.”
“Such eloquence, Gared,” Ser Waymar observed. “I never suspected you had it in you.”
“I’ve had the cold in me too, lordling.” Gared pulled back his hood, giving Ser Waymar a good long look at the stumps where his ears had been. “Two ears, three toes, and the little finger off my left hand. I got off light. We found my brother frozen at his watch, with a smile on his face.”
Ser Waymar shrugged. “You ought dress more warmly, Gared.”
Gared glared at the lordling, the scars around his ear holes flushed red with anger where Maester Aemon had cut the ears away. “We’ll see how warm you can dress when the winter comes.” He pulled up his hood and hunched over his garron, silent and sullen.
“If Gared said it was the cold . . . ” Will began.
“Have you drawn any watches this past week, Will?”
“Yes, m’lord.” There never was a week when he did not draw a dozen bloody watches. What was the man driving at?
“And how did you find the Wall?”
“Weeping,” Will said, frowning. He saw it clear enough, now that the lordling had pointed it out. “They couldn’t have froze. Not if the Wall was weeping. It wasn’t cold enough.”
Royce nodded. “Bright lad. We’ve had a few light frosts this past week, and a quick flurry of snow now and then, but surely no cold fierce enough to kill eight grown men. Men clad in fur and leather, let me remind you, with shelter near at hand, and the means of making fire.” The knight’s smile was cocksure. “Will, lead us there. I would see these dead men for myself.”
And then there was nothing to be done for it. The order had been given, and honor bound them to obey.
Will went in front, his shaggy little garron picking the way carefully through the undergrowth. A light snow had fallen the night before, and there were stones and roots and hidden sinks lying just under its crust, waiting for the careless and the unwary. Ser Waymar Royce came next, his great black destrier snorting impatiently. The warhorse was the wrong mount for ranging, but try and tell that to the lordling. Gared brought up the rear. The old man-at-arms muttered to himself as he rode.
Twilight deepened. The cloudless sky turned a deep purple, the color of an old bruise, then faded to black. The stars began to come out. A half-moon rose. Will was grateful for the light.

“We can make a better pace than this, surely,” Royce said when the moon was full risen.
“Not with this horse,” Will said. Fear had made him insolent. “Perhaps my lord would care to take the lead?”
Ser Waymar Royce did not deign to reply.
Somewhere off in the wood a wolf howled.
Will pulled his garron over beneath an ancient gnarled ironwood and dismounted.
“Why are you stopping?” Ser Waymar asked.
“Best go the rest of the way on foot, m’lord. It’s just over that ridge.”
Royce paused a moment, staring off into the distance, his face reflective. A cold wind whispered through the trees. His great sable cloak stirred behind like something half-alive.
“There’s something wrong here,” Gared muttered.
The young knight gave him a disdainful smile. “Is there?”
“Can’t you feel it?” Gared asked. “Listen to the darkness.”
Will could feel it. Four years in the Night’s Watch, and he had never been so afraid. What was it?
“Wind. Trees rustling. A wolf. Which sound is it that unmans you so, Gared?” When Gared did not answer, Royce slid gracefully from his saddle. He tied the destrier securely to a low-hanging limb, well away from the other horses, and drew his longsword from its sheath. Jewels glittered in its hilt, and the moonlight ran down the shining steel. It was a splendid weapon, castle-forged, and new-made from the look of it. Will doubted it had ever been swung in anger.
“The trees press close here,” Will warned. “That sword will tangle you up, m’lord. Better a knife.”
“If I need instruction, I will ask for it,” the young lord said. “Gared, stay here. Guard the horses.”
Gared dismounted. “We need a fire. I’ll see to it.”
“How big a fool are you, old man? If there are enemies in this wood, a fire is the last thing we want.”
“There’s some enemies a fire will keep away,” Gared said. “Bears and direwolves and . . . and other things . . . ”
Ser Waymar’s mouth became a hard line. “No fire.”
Gared’s hood shadowed his face, but Will could see the hard glitter in his eyes as he stared at the knight. For a moment he was afraid the older man would go for his sword. It was a short, ugly thing, its grip discolored by sweat, its edge nicked from hard use, but Will would not have given an iron bob for the lordling’s life if Gared pulled it from its scabbard.
Finally Gared looked down. “No fire,” he muttered, low under his breath.
Royce took it for acquiescence and turned away. “Lead on,” he said to Will.
Will threaded their way through a thicket, then started up the slope to the low ridge where he had found his vantage point under a sentinel tree. Under the thin crust of snow, the ground was damp and muddy, slick footing, with rocks and hidden roots to trip you up. Will made no sound as he climbed. Behind him, he heard the soft metallic slither of the lordling’s ringmail, the rustle of leaves, and muttered curses as reaching branches grabbed at his longsword and tugged on his splendid sable cloak.

>>24479
Нет, просто не хочу спешить. Даю вам время прочитать.

The great sentinel was right there at the top of the ridge, where Will had known it would be, its lowest branches a bare foot off the ground. Will slid in underneath, flat on his belly in the snow and the mud, and looked down on the empty clearing below.
His heart stopped in his chest. For a moment he dared not breathe. Moonlight shone down on the clearing, the ashes of the firepit, the snow-covered lean-to, the great rock, the little half-frozen stream. Everything was just as it had been a few hours ago.
They were gone. All the bodies were gone.
“Gods!” he heard behind him. A sword slashed at a branch as Ser Waymar Royce gained the ridge. He stood there beside the sentinel, longsword in hand, his cloak billowing behind him as the wind came up, outlined nobly against the stars for all to see.
“Get down!” Will whispered urgently. “Something’s wrong.”
Royce did not move. He looked down at the empty clearing and laughed. “Your dead men seem to have moved camp, Will.”
Will’s voice abandoned him. He groped for words that did not come. It was not possible. His eyes swept back and forth over the abandoned campsite, stopped on the axe. A huge double-bladed battle-axe, still lying where he had seen it last, untouched. A valuable weapon . . .
“On your feet, Will,” Ser Waymar commanded. “There’s no one here. I won’t have you hiding under a bush.”
Reluctantly, Will obeyed.
Ser Waymar looked him over with open disapproval. “I am not going back to Castle Black a failure on my first ranging. We will find these men.” He glanced around. “Up the tree. Be quick about it. Look for a fire.”
Will turned away, wordless. There was no use to argue. The wind was moving. It cut right through him. He went to the tree, a vaulting grey-green sentinel, and began to climb. Soon his hands were sticky with sap, and he was lost among the needles. Fear filled his gut like a meal he could not digest. He whispered a prayer to the nameless gods of the wood, and slipped his dirk free of its sheath. He put it between his teeth to keep both hands free for climbing. The taste of cold iron in his mouth gave him comfort.
Down below, the lordling called out suddenly, “Who goes there?” Will heard uncertainty in the challenge. He stopped climbing; he listened; he watched.
The woods gave answer: the rustle of leaves, the icy rush of the stream, a distant hoot of a snow owl.
The Others made no sound.
Will saw movement from the corner of his eye. Pale shapes gliding through the wood. He turned his head, glimpsed a white shadow in the darkness. Then it was gone. Branches stirred gently in the wind, scratching at one another with wooden fingers. Will opened his mouth to call down a warning, and the words seemed to freeze in his throat. Perhaps he was wrong. Perhaps it had only been a bird, a reflection on the snow, some trick of the moonlight. What had he seen, after all?
“Will, where are you?” Ser Waymar called up. “Can you see anything?” He was turning in a slow circle, suddenly wary, his sword in hand. He must have felt them, as Will felt them. There was nothing to see. “Answer me! Why is it so cold?”
It was cold. Shivering, Will clung more tightly to his perch. His face pressed hard against the trunk of the sentinel. He could feel the sweet, sticky sap on his cheek.
A shadow emerged from the dark of the wood. It stood in front of Royce. Tall, it was, and gaunt and hard as old bones, with flesh pale as milk. Its armor seemed to change color as it moved; here it was white as new-fallen snow, there black as shadow, everywhere dappled with the deep grey-green of the trees. The patterns ran like moonlight on water with every step it took.

Will heard the breath go out of Ser Waymar Royce in a long hiss. “Come no farther,” the lordling warned. His voice cracked like a boy’s. He threw the long sable cloak back over his shoulders, to free his arms for battle, and took his sword in both hands. The wind had stopped. It was very cold.
The Other slid forward on silent feet. In its hand was a longsword like none that Will had ever seen. No human metal had gone into the forging of that blade. It was alive with moonlight, translucent, a shard of crystal so thin that it seemed almost to vanish when seen edge-on. There was a faint blue shimmer to the thing, a ghost-light that played around its edges, and somehow Will knew it was sharper than any razor.
Ser Waymar met him bravely. “Dance with me then.” He lifted his sword high over his head, defiant. His hands trembled from the weight of it, or perhaps from the cold. Yet in that moment, Will thought, he was a boy no longer, but a man of the Night’s Watch.
The Other halted. Will saw its eyes; blue, deeper and bluer than any human eyes, a blue that burned like ice. They fixed on the longsword trembling on high, watched the moonlight running cold along the metal. For a heartbeat he dared to hope.
They emerged silently from the shadows, twins to the first. Three of them . . . four . . . five . . . Ser Waymar may have felt the cold that came with them, but he never saw them, never heard them. Will had to call out. It was his duty. And his death, if he did. He shivered, and hugged the tree, and kept the silence.
The pale sword came shivering through the air.
Ser Waymar met it with steel. When the blades met, there was no ring of metal on metal; only a high, thin sound at the edge of hearing, like an animal screaming in pain. Royce checked a second blow, and a third, then fell back a step. Another flurry of blows, and he fell back again.
Behind him, to right, to left, all around him, the watchers stood patient, faceless, silent, the shifting patterns of their delicate armor making them all but invisible in the wood. Yet they made no move to interfere.
Again and again the swords met, until Will wanted to cover his ears against the strange anguished keening of their clash. Ser Waymar was panting from the effort now, his breath steaming in the moonlight. His blade was white with frost; the Other’s danced with pale blue light.
Then Royce’s parry came a beat too late. The pale sword bit through the ringmail beneath his arm. The young lord cried out in pain. Blood welled between the rings. It steamed in the cold, and the droplets seemed red as fire where they touched the snow. Ser Waymar’s fingers brushed his side. His moleskin glove came away soaked with red.
The Other said something in a language that Will did not know; his voice was like the cracking of ice on a winter lake, and the words were mocking.
Ser Waymar Royce found his fury. “For Robert!” he shouted, and he came up snarling, lifting the frost-covered longsword with both hands and swinging it around in a flat sidearm slash with all his weight behind it. The Other’s parry was almost lazy.
When the blades touched, the steel shattered.
A scream echoed through the forest night, and the longsword shivered into a hundred brittle pieces, the shards scattering like a rain of needles. Royce went to his knees, shrieking, and covered his eyes. Blood welled between his fingers.
The watchers moved forward together, as if some signal had been given. Swords rose and fell, all in a deathly silence. It was cold butchery. The pale blades sliced through ringmail as if it were silk. Will closed his eyes. Far beneath him, he heard their voices and laughter sharp as icicles.
When he found the courage to look again, a long time had passed, and the ridge below was empty.
He stayed in the tree, scarce daring to breathe, while the moon crept slowly across the black sky. Finally, his muscles cramping and his fingers numb with cold, he climbed down.
Royce’s body lay facedown in the snow, one arm outflung. The thick sable cloak had been slashed in a dozen places. Lying dead like that, you saw how young he was. A boy.
He found what was left of the sword a few feet away, the end splintered and twisted like a tree struck by lightning. Will knelt, looked around warily, and snatched it up. The broken sword would be his proof. Gared would know what to make of it, and if not him, then surely that old bear Mormont or Maester Aemon. Would Gared still be waiting with the horses? He had to hurry.
Will rose. Ser Waymar Royce stood over him.
His fine clothes were a tatter, his face a ruin. A shard from his sword transfixed the blind white pupil of his left eye.
The right eye was open. The pupil burned blue. It saw.
The broken sword fell from nerveless fingers. Will closed his eyes to pray. Long, elegant hands brushed his cheek, then tightened around his throat. They were gloved in the finest moleskin and sticky with blood, yet the touch was icy cold.

Ну, с прологом все. Глава про Брана завтра примерно в это же время.