Особенности российского законодательства (в частности принцип раздельности имущества супругов) привели к тому, что русские дворянки отличались по своему статусу от женщин благородного сословия Западной Европы и Америки (см. Coverture). В частности они обладали широкой правоспособностью — могли покупать и продавать землю, вступать в деловые отношения с другими помещиками даже будучи замужем. Исследователи считают, что данный юридический принцип сформировался в Средневековье, так что уже женщины Новгородской и Московской Руси участвовали в разнообразных финансовых сделках, закладывали имения, составляли завещание и сами выбирали своих наследников. Власть тщательно следила за тем, чтобы имущественные права благородных женщин охранялись, к примеру, в XVII веке Боярская дума выпустила три указа запрещавшие мужчинам продавать родовые земли своих жён без согласия последних и запрещавшие силой получать такое согласие. Таким образом, по словам французского исследователя М. Ламарша, «к концу XVII столетия неприкосновенность земель замужних женщин уже представляла собой освящённый временем принцип русского имущественного права». В XVIII веке было принято несколько указов (от 1715 и 1753 гг.), которые полностью запрещали супругам вмешиваться в финансовые дела друг друга. В Своде законов Российской империи, изданном в 1832 году, было указано, что никакое имущество жены не может стать собственностью мужа «независимо от способа и времени его приобретения». Вместо этого, супруги могли вступать друг с другом в отношения купли-продажи, передачи имущества по дарственной и др. Также законом признавалась раздельность обязательственных прав супругов, подчёркивалась свобода одного из них от долгов и обязательств, принятых другим. К концу XVIII века около трети земельных владений в Росcии принадлежали женщинам. Все эти факторы также приводили к широкому развитию женского предпринимательства в России.

Подобные практики удивляли иностранцев, проживавших в России. Британская путешественница и близкая подруга Екатерины Дашковой Марта Вильмот, прожившая несколько лет в России, вспоминала в своих мемуарах, с каким удивлением она слышала, как во время балов и светских приёмов молодые дворянки начинали обсуждать между собой сделки по продаже земли и крепостных крестьян. Она отмечала что подобное поведение невозможно для британского общества. Всё это приводило к представлениям о России, как о стране «женственных мужчин» и «мужественных женщин». Также иностранцев проживавших в России удивлял контраст между деспотической формой правления и излишне свободными нравами в обществе. Так, одна из них писала в 1806 г. своей сестре:
Следует тебе знать, что каждая женщина имеет право на свое состояние совершенно независимо от мужа, а он так же независим от своей жены. Поэтому брак не является союзом ради каких-либо выгод… Это придает некий любопытный оттенок разговорам русских матрон, которые смиренной англичанке кажутся проявлением поразительной независимости при деспотическом правлении.

У русичей были самые длинные в Европе сабельные клинки. Пиздец русичи лютые были. Богатыри, не вы. Даже иностранцы отмечали силу и крепкое сложение русичей.

Ян Стрюйс, 1668–1673
Нужно познакомиться с жителями, которых, я полагаю, довольно изучил, чтобы представить их наружный вид. Начну с роста. Обыкновенно Русский выше среднего роста: но сложен нехорошо и несоразмерно: brutal. Хотя все сильны и крепки, однако ж очень похожи на животных. Так как он любит во всем большие размеры, то дородность и гигантский рост нравятся ему больше всего. Не заботясь о пропорциональности, он считает того нехорошо сложенным, у кого нет больших глаз, огромного носа, долгого подбородка и широкого лица; а потому он вытягивает детям кожу, чтобы заранее заставить их принять то сложение, которое желает им придать.

Ганс Мориц Айрман, 1666—1670
Касательно самих московитов: по своей фигуре это большей частью крупные, полные люди, с рослым телом, сильными и широкими плечами: притом, однако, очень неуклюжи и не так ловки и проворны, как поляки, которые также редко малорослы; это видно по их движениям и по походке, так как они выступают словно быки. Лица у них также крупные, сверху и снизу имеют сильную растительность, которую отпускают с юности и видят в этом особую авторитетность. Волосы свои они отпускают несколько коротко на самые уши.

Сигизмунд Герберштейн, 1517, 1526
Иноземцы прежде всего остерегаются вступать в рукопашный бой, зная, что московиты очень сильны руками и (вообще) телесно, и обычно побеждают их, утомив под конец только своим искусством и ловкостью.

Александр Гваньини. Описание Московии (1578).
Сражающемуся с московитом нужно иметь в виду, что следует искусно владеть оружием, чтобы не попадаться к нему в руки, так как у них очень сильные руки, плечи и все тело; но в искусстве сражения они по большей части уступают. Ведь они настолько сильны, что осмеливаются схватываться безо всякого оружия с неукротимыми, свирепыми медведями, полагаясь только на свои силы; схватив медведя за уши, они утомляют его до тех пор, пока, совершенно ослабевшего, не свалят на землю.

Яков Рейнтенфельс, 1671–1673
О телосложении мосхов
Мосхи весьма способны переносить всякого рода трудности, так как их тела закалены от рождения холодом. Они спокойно переносят суровость климата и нисколько не страшатся выходить с открытою головою под снег или дождь, равно как и на зной, словом, в какую бы то ни было погоду. Дети трех-четырех лет от роду, зачастую, в жесточайшие морозы, ходят босые, еле прикрытые полотняною одеждою и играют на дворе, бегая взапуски. Последствием сего являются знаменитые закаленные тела, и мужчины, хоть и не великаны по росту, но хорошо и крепко сложенные, из которых иные, совершенно безоружные, иногда вступают в борьбу с медведями и, схватив за уши, держат их, пока те не выбьются из сил; тогда они им, вполне подчиненным и лежащим у ног, надевают намордник. Калек или возбуждающих жалость несчастных, обладающих каким-либо природным недостатком, меж них встречается крайне мало.

Голова у них большая, грудь широкая, руки весьма длинны, живот, благодаря стягивающему его внизу поясу, выдается сильно вперёд, бедра же и голени очень малы; вообще же все тело у них весьма полно, так как, действительно, и одежда их не стесняет, и едят они просто, но обильно, а также и много спят.

Павел Алеппский, 1656
Знай, что в земле казаков и московитов мы, вообще, не видали человека, поражённого уродством, телесным недостатком или слепотой, расслабленного, прокажённого или (иного) больного, а если и встречается, то это кто-нибудь из богачей, страдающий болью в ногах-подагрой. Во все время пребывания нашего в этой стране у нас не появлялась на пальцах заусеница; а волосы у нас на голове, которые были жёстки, стали очень нежными, как андарийский шёлк...

Бальтазар Койэтт, 1676
Русские или Московиты, по большей части, народ рослый и дородный с большими головами и толстыми руками и ногами...

Пётр Петрей, 1601–1605, 1613
Русские обыкновенно высокие, крепкие, дородные и статные молодцы...

Жак Маржерет, 1600–1606
Среди них (московитов) много людей пожилых, 80-, 100- либо 120-летних. Только в этом возрасте они подвержены болезням.

После всего этого даже не удивляешься таким терминаторам - >>73325

Дикие для любого православного человека 17 века обычаи персов, описанные русским купцом Федором Котовым во время его путешествия в Персию в 1623 году.

"А по обе стороны моста возведены высокие и широкие, как городские, стены, на верх которых ведут каменные лестницы. Сквозь стены сделан проход для людей, а от прохода вниз, к воде, также ведут лестницы. По обе стороны моста на стенах сидели женщины ряда в два, а где могли — и в три. При встрече шаха, когда он ехал из-под Багдада, они кричали во весь голос, били себя руками по губам, благодаря чему голос раздваивался. Здесь же, на мосту, трубили в большие трубы, играли на зурнах, били в литавры и в набаты. Когда проходил шах, все мужчины, женщины, ребята и девушки кричали и плясали. Этот крик был так оглушителен, что нельзя было друг с другом словом перемолвиться, а теснота была такая, что невозможно было ни ехать, ни идти пешком — друг друга давили, разрывали платье, отрывали стремена, а пеших топтали. В персидском царстве был такой закон: если кто-либо из мужчин и женщин от семи до восьмидесяти лет не идет встречать шаха, тех казнят — животы вспарывают.

Дальше будет написано о мусульманских праздниках в персидской земле.

Первый праздник начинают в марте месяце в новолуние, его называют «байрам Наурус», а по-нашему новый год. Его начинают праздновать, как только увидят новую луну, и всю эту ночь не спят, играют, трубят в трубы и в зурны, непрерывно бьют в литавры. С вечера все лавки на базарах красят, белят, украшают цветами. А утром во всех лавках и в домах зажигают свечи, и лампадки, и светильники — по десяти штук и больше в каждой лавке, и так горят они часа три; затем свечи гасят, лавки и базары запирают, расходятся по домам, ничем не торгуют, только на площади устраиваются разные игры и зрелища, носят в руках и бьют красные яйца, целуют друг у друга руки. А у себя в домах, в палатах и в садах стелют ковры, раскладывают на них все свое добро и платья и по всему этому валяются, осыпают себя деньгами, а у кого деньги небольшие, те их просто все время пересыпают в кармане и говорят: «Сколько у нас есть на новый год, пусть будет каждый день». Этот праздник празднуют три дня, трубят .в трубы, играют на зурнах, бьют в литавры и в набаты; так они отмечают свои праздники. В мечетях же никакого богослужения нет, только муллы залезут на мечеть, заткнут себе уши пальцами и, закинув голову в небо, кричат молитву. И так кричат три раза в сутки: утром, в полдень и вечером. Праздник отмечают также блудом, накануне, с женами спят и в гостиных дворах с лудящими девками время проводят, кто сколько захочет и может. И говорят, что в этом греха нет, что в этом, мол, спасение.

Другой их праздник — пост в течение всего июля. А пост у них таков: днем никто не пьет, не ест, а как только солнце сядет, начинают и пить, и есть мясо, в кофейнях и на площади играть и плясать, показывать разные зрелища. Всю ночь у них горят свечи, лампадки и светильники; сами спят с женами и с гулящими девками. Этот пост у них добровольный — кто хочет, тот и постится, кто не хочет, тот не постится. Служилые люди не постятся. Пост у них бывает только один раз в год.

В этом же году 15 августа было у шаха представление, но не праздник. На площади, напротив больших шахских ворот, собрался весь народ-кто с кувшинами, с пиалами, с чарками, с чашами. Шах находился на балконе над большими воротами, с ним были послы и купцы. Перед самыми воротами люди играли, трубили в большие трубы, ревевшие, как буйволы, играли на зурнах, били в литавры и в набаты. А как только шах с балкона полил воду на землю и на людей, так все, стоявшие перед воротами и по всей площади, начали поливаться водой, толкать друг друга в воду, мазать себя и других, кто бы ни был, грязью, всех приближенных шаха измазали грязью. А шах всем приказал приходить на эту потеху только в лучшем платье. И вот часа два люди всех чинов поливались водою и мазались, а шах смотрел на эту потеху с балкона. И это у него была потеха, а не праздник.

Третий праздник празднуют в течение 10-ти дней с первого числа нового лунного месяца сентября, как новую луну увидят. В эти десять дней выводят верблюда. Праздник называется «байрам курбан». Говорят, что под этот праздник Авраам хотел принести в жертву своего сына Исаака. Верблюда, покрытого коврами и украшенного цветами, в течение праздника водят по площади, базарам, по всем улицам. Перед ним идут люди, играют на зурнах и бьют в бубны. А посторонние люди, женщины и дети щиплют с верблюда шерсть себе во спасение. Как подойдет десятое число, верблюда выводят из города в поле, перед ним несут украшенные копье и топор. Перед верблюдом, когда его ведут к месту жертвоприношения, идет большой полк исфаханцев, все они связаны друг с другом и все вопят, всяк во весь голос, как бешеные. А после этого полка идет другой — тебризцы, тоже связанные, и вопят тоже, как бешеные — во весь голос. И все люди, идущие перед верблюдом, вопят. От смешения людского крика и конского топота становится страшно. В поле, куда ведут верблюда, уже подготовлено место, расчищенное как гумно и политое водой.

Когда выезжает сам шах, а с ним все ханы, султаны, приближенные, служилые люди и все мужчины с женами и с детьми, тогда выезжает и даруга, а по-нашему городовой боярин, ведающий в Исфахани разными делами: он судит и казнит виновных. Этот даруга был грузинским царевичем. За ним несут древко, на одном конце которого рогатина, а на другом копье, украшенное золотым яблоком, и украшенный топор. Верблюда на том подготовленном месте валят на землю, ноги у него связывают, на ноги и на голову ему садятся с ножами человек тридцать мясников. К верблюду подъезжают шах, его приближенные, послы и купцы других государств. Шах, сидя на коне, начинает говорить фатху, а по-нашему молитву, по окончании ее он махнет рукою даруге. Даруга подъедет на коне к верблюду, возьмет у копьеносца копье и с коня вонзит копье между ребрами верблюда, сам отъедет, а копье оставит в нем. После этого шах, все его приближенные, послы, купцы и весь народ быстро возвращаются обратно — конные скачут, а пешие бегут. Мясники тотчас же голову верблюда отрежут, рассекут его самого на куски и понесут ко дворцу шаха. А когда шах и весь народ поедут улицей, через сады, местами, о которых было раньше написано, то по тем улицам и мосту из-за тесноты от людей и коней едва можно проехать. Наверху вдоль всего моста в несколько рядов сидят женщины и вопят во весь голос, рукою-бьют сами себя по губам, чтобы голос раздваивался. И этот крик страшно слушать.

Возвратившись в передние сады, шах опять поднимается на балкон над воротами, которые ведут из сада; с ним его приближенные, шослы и купцы. Верблюжью голову сюда же привозят на лошади, и на каменном помосте перед шаховым балконом ее высоко поднимают на руках мужчины, потом опускают на землю, а сами вопят, и так поднимали и опускали голову раз пять, а после этого подняли мужчину сначала на плечи, потом на поднятые руки выше своих голов и держали его так долгое время, пока шах стоял на балконе и говорил молитву по своей вере; по окончании ее мужчину опустили на землю. Верблюжью голову, ноги и мясо принесли на большую площадь. Там связанные между собой люди стали по своим полкам, и вот началось побоище за верблюжью голову; тебризцы бились с исфаханцами страшным боем на конях и пешие и убивались до смерти. Осиливший полк берет верблюжью голову и относит ее к шаху, и последний тот полк награждает. А кто в этом бою не участвует, про тех людей докладывают даруге, и он им делает внушение и читает наставление. А если у каких-либо мужей жены не идут встречать шаха, тем мужьям также делают внушение и взимают штраф. А если во второй раз не выйдет муж или жена, тех даруга казнит. Таким образом празднуют три дня, ничего не делают, не торгуют, бьют в набаты, трубят в трубы, играют на зурнах, продают красные яйца, берут друг друга за руки, целуют руки друг у друга. А как пройдет неделя этого праздника, всю ночь бьют в набаты и в литавры, играют на зурнах, трубят в трубы до пяти часов дня. В мечетях богослужения нет, а бывают только игры.

>>73641
Четвертый праздник — «байрам ошур» — начинается с первого числа лунного месяца ноября и празднуется по десятое число этого месяца. Мужчины ходят вместе по двое молодец к молодцу, но нагие и босые, в одних только штанах, вымазаны все черной нефтью и черны, как арапы, только одни зубы блестят. Они ходят по площади, по улицам, по базарам и по дворам, держат в руках камни, ударяют их друг о друга и непрерывно говорят: «Ксен, ксен, таусен ксень». Десять дней они ходят по площади и улицам, носят обитые бархатом, украшенные медью, соломою, оловом и стеклом гробы, впереди которых на верблюдах ездят голые ребята, сидя лицом к хвосту, и тоже вопят: «Ксень!». Перед гробами носят длинные шесты, которые описаны выше, а также водят оседланных коней со всей сбруей; шлем, латы, сагадак, саблю и копье носят мальчики, из них два маленьких едут голые на конях, а тело, голова и лицо у них измазаны кровью. На другой лошади едет голый мужчина, завернутый в сырую баранью кожу, шерстью к телу, мездрой вверх, а на хребте продета сквозь кожу стрела. Перед этими же гробами возят на ишаке наряженное чучело, сделанное из меха и набитое соломой; его, лук и стрелы сделаны из лучины, а на голову надет колпак с кистью; с боков его поддерживают, чтобы не упал. Все его ругают и плюют на него. Это происходит на площади, где собрались все мужчины с женами и детьми. Женщины плачут, а мужчины и ребята рассекают себе головы и ходят окровавленные. Также прорезают бритвами кожу у себя на руках и на груди и кровью мажут лицо, голову, руки. Потом соломенное чучело вывезут в поле за город, принесут соломы и нефти, польют нефтью и сожгут его, а себя бьют цепями. Так они празднуют день, когда были убиты их проклятые и имам Хусейн, и окровавленные ребята — якобы его дети, а соломенное чучело — тот, кто их убил.

И всего в персидской земле четыре праздника. И написано про них не для восславления, а в укоризну, осуждение и на погибель им.

Каждую неделю мусульмане празднуют пятницу. В этот день не торгуют, на базарах не сидят, а сами под пятницу с женами и с гулящими девками спят и перед светом в банях моются, а утром в пятницу, когда рассветает, ходят на кладбища, где похоронены их близкие, и здесь над ними плачут. Таков у них праздник. Написано это в осуждение им, а не для похвалы.

Говорят, что в пятницу родился Мухаммед и с того времени этот день празднуют еженедельно. А сказано это, как поношение и укоризна, чтобы предать его вечному огню и бесконечным мукам.

Женщины ходят, закутавшись в тонкие миткали, ни лица, ни глаз не видно.

Все женщины и девушки носят штаны. Косы заплетают длинные, до пояса и до пят. Некоторые плетут по две, три и четыре косы, вплетают в косы и чужие волосы, этим украшают себя.

Дервиши ходят по площади, улицам и базарам и рассказывают про житие и смерть своих проклятых святых. Они ходят нагие и босые, только прикрывают срамные места овчиною и через плечо носят овчину шерстью наверх, а на головы у них надеты безобразные колпаки. В руках они носят палицы, копья, топоры, в ушах — серьги из хрусталя. Образ их страшен, как у сумасшедших или дураков. Днем они ходят по площади и по улицам, мало едят и пьют, а ночью чихирь пьют и распутничают с гулящими девками и с мальчиками.

Персы и кызылбаши называются мусульманами потому, что их попы делают обрезание у мужчин. Отрезанный конец плоти нанизывают на нить и носят у себя на вороте. Жен держат, сколько кто хочет и может, — по две, по три, по пяти и по семи.

У аврамлян, которые были у шаха на встрече, лица смирные, у всех большие бороды, волосы черные. А жен держат по две, по три, и по пяти, и по семи, и по сколько кто захочет и сможет. Платье они носят широкое, у всех кирпичного цвета, сделанное из верблюжьей шерсти, на голове носят чалму, ходят босиком, штаны носят всего лишь до колен. На женщинах платье желтое, сделано из той же верблюжьей шерсти. Говорят, что они веруют в Авраама и зовутся аврамляне. Когда кто-нибудь у них умирает, они ставят его около своей мечети, подпирают вилами под горло, чтобы не упал, и он стоит до тех пор, пока не прилетит птица и не выклюет у него глаз. Если выклюет правый глаз, это значит, умерший — праведник, выклюет левый — значит, не угодил богу. Потом их хоронят в земле.

Что касается до мултанеев в Исфахани, а по-нашему индийцев, то у них веры разные — одни придерживаются мусульманства, другие веруют в солнце. Как утром начинается восход солнца, так они молятся ему!

А другие мултанеи мажут переносицу около лба желтою краскою. Если из них кто-нибудь умрет, их вывозят за город или за посады в поле, где и сжигают на костре, а пепел развеивают. Говорят, что умерший пошел, мол, на небо. Называются эти индийцы христианами. Все индийцы носят платье из белого миткаля, белую чалму на голове, а ростом невелики, лицом бледные, сухие и смуглые.

А евреи, мужчины и женщины, носят вишневое платье, по внешнему виду похожее на стихари у русских дьяконов с оплечьем, а по подолу кругом оторочка, на голове у некоторых чалмы, у других — шапки, как клобуки. У женщин на голове большие желтые платки, лиц они не закрывают, станом плоски. У мужчин бороды большие, лица чистые. Это пусть будет им на погибель и бесконечную муку.

В персидском царстве их не любят, убивают и озлобляют, называют их «чагатами», а некоторые — «жигутами».

Есть в Казвине зверь — тигр, он величиною больше льва, шерсть у него цвета глины, низкая, поперек идут черные полосы. Губы, как у кота, и повадки кошачьи, а сам пузатый, ноги короткие, тело длинное, голос сильный и страшный, когти, как у льва.

От Багдада и Басры начинается земля арабских кочевников. Там их Мухаммед похоронен, в арабской земле. Могила всего лишь за три недели пути от Басры. Останки Мухаммеда лежат в пустой мечети. От Басры ходят в Царьград, в турецкую землю. Здесь арабы не черные: черные арабы живут около Индии.

Теперь несколько слов о мусульманской вере. Мусульмане молятся на небо, сидя на коленях и воздев к небу руки. Когда идут молиться, то моют руки по локоть, и ноги, и зад, и передний срам.

А всякие письма и грамоты в противоположность нашему письму пишут справа налево.

И эти повести теперь окончены!

>>71173 (OP)

А почему татары крутили на хуях всех до 15 века? Именно на смекалочке.

Возьмем ту же Калку - Монголы даже не планировали громить, у них был фактически разведывательно-туристический рейд в поисках предателя. В итоге качественно забайтили дурачков выйти по частям в чисто поле и помереть в строгой очередности. ВИН!

Или Шайо. Опять же пример лютейшего долбоебизма запада. Дали переправиться монголам - свалив бухать и спать перед днем боя ратного. Обосрались фланговой атаки, хотя ее можно было купировать резервом. Закрылись в котле-крепости и сгорели там. Просто 10 из 10.
https://youtu.be/U6b_CCMK_TE

Или возьмем вообще эпический пример долбоебизма Ворскла 1399 - уже полный закат Монголов:
Силы запада - Витовт и рыцари, 40 хоругвий со всей центральной Европы, русские князья с дружинами, батхертящий Тахтамыш который с первого дня план разгадал, ибо сам такой, но ему никто не верил лол.

Силы Монгол - 1 небольшой корпус Кутлуга который занял позицию на баталию и начал грамотно шатать Витовта. По типу, я на все согласен, но есть тут момент, чуток закомпромисить, это надо обулькать как следует и т.п. Витовт на это велся. При этом происходили разные сшибки на коммуникациях, некоторый феодалы уже требовали срочно резать татарву, так как она набегала на их владения мелкими группами. В общем войско Витовта закипало. И тут пришел Эдигей с основной армией и сказал Витовту при его свите и князьях - Ты говно, Ты мне присягу присягай и монету чекань, АТО мы сожжем твои земли и выебем дочерей.

У Тахтамыша на совете жопа рванула, но его визги, ни в коем рази не атаковать татар, стоять и ждать, расценили как измену и чуть Тахтамыша там и не пирезали.

Итог = Витовт с сияющими рыцарями бежит в акаку. Татары панически отступают как и всегда. Рыцари бегут в акаку "ПОБЕДА НАША!!!" - пехота не бежит в атаку, ибо за коняшками не угнаться. В итоге рыцарей уставших встречают 100500 свежих татарских конников, тяжелая кавалерия и КОТЕЛ из которого почти никто не убежал живым.
https://youtu.be/YoVmGFkgMqw

Донесение из Москвы датского резидента Генриха Бутенанта об аресте его стрельцами и последующем освобождении.

Правдивое сообщение несчастного Resconter о том, как всевышний господь спас меня от очевидной опасности для жизни, случившейся в прошедший вторник 16 мая 1682 года.

После того как в ночь с понедельника на вторник усиленно искали в собственном доме доктора Данилу фон Гадена, должны были испугаться также и его соседи. Итак, с рассветом пришел ко мне на двор окольничий Кирилл Осипович Хлопов с более чем 100 стрельцами и сказал: «Есть сведения, что доктор Данила и его сын скрываются у тебя. Ты его должен выдать или, если он будет у тебя найден, ты и вся твоя родня будете лишены жизни и все твои средства будут конфискованы». Я поклялся, что ничего не знаю, и сначала они длительное время не искали, но потом он отдал приказ тщательно обыскать мой дом, что я вынужден был позволить, так как мой протест в связи с тем, что я состою на королевской службе и что таким образом оскорбили не только меня, но и короля, не подействовал. Они прошли и обыскали все (я должен был открывать им лари и сундуки), и облазили все углы моего дома. В самый разгар обыска пришло сообщение, что был пойман переодевшийся в чужое платье докторов сын, после чего окольничий его уже не искал, но он должен был старательно искать доктора, и это продолжалось долго, поиски задержались и, так как они ничего не нашли, то ушли с моего двора.

Приблизительно через час после этого опять пришли ко мне на двор капитан примерно с 50 стрельцами, получившие приказ взять меня в замок для очной ставки с сыном доктора Данилы, так как тот сознался, что его отец хотел у меня спрятаться, крепко меня схватили и хотели вести раздетого без чулок в одной рубашке. Я смиренно их попросил, чтобы они разрешили мне одеться и ехать в город на лошади. Моя жена также упала перед ними на колени, прося слезно у них об этом, и, наконец, они разрешили. Но я должен был одеваться на дворе, так как они не позволили мне отходить ни на шаг. Когда мне подвели коня для поездки, они не позволяли мне выехать, говоря: «Ты можешь идти пешком!» Наконец, после длительных уговоров я получил разрешение и попрощался со слезами со своей женой.

Как только я выехал из дома на улицу, добрейший господь послал мне хорошую мысль, я держал себя тихо и говорил капитану и стрельцам: «Господа! Я перед богом ни в чем не виноват, имею добрые намерения и не сомневаюсь, что скоро буду в замке. Так если меня скоро освободят и вы захотите снова сопровождать меня домой, я угощу вас пивом в ближайшем трактире». Они охраняли так, что не допустили никакого случая, шли спереди и сзади и говорили, что я посланник, назначенный двором, и если нам попадались партии стрельцов, они громко кричали: «Дайте дорогу! Едет посланник, чтобы говорить с его царским величеством!», и другие тотчас освобождали путь. Когда я подъехал к находившейся у замка большой площади, называемой базаром, справа по моему ходу стрельцами был убит полковник А. Докторов; также лежали по обе стороны от меня много убитых, но меня взволновало и испугало то, что некоторые стрельцы перед замком, увидевшие меня въезжающим, закричали: «Это доктор Данила! Отдайте его, предателя и колдуна!»

Мои стрельцы сделали достаточно, чтобы доказать обратное: «Это не доктор. Это чрезвычайный посланник, который должен говорить с царем!»

Когда я подъехал к воротам, они были открыты, и я тотчас въехал. Через некоторое время встретились мне несколько стрельцов, которые тащили мертвого сына доктора Данилы, всего раздетого, и тут мой капитан, который не отходил ни на шаг, сказал мне: «Это сын доктора Данилы, с которым ты должен был держать очную ставку». Я промолчал и при этом въехал на большую площадь, которая была полна вооруженных стрельцов. И как только они увидели меня, забили барабаны и загудел набатный колокол, что было знаком предстоящего убийства. Всемогущий бог дал мне мужества, а мои стрельцы кричали непрерывно: «Он посланник и должен говорить с его царским величеством!» Мне было освобождено место, и я подъехал к каменной лестнице, слез с лошади, вступил на нижнюю ступеньку лестницы, наверху которой стояли молодая царица, царевна Софья Алексеевна с несколькими господами, и хотел идти дальше, но мои стрельцы не могли очистить мне проход, так как там было столько народу, что надо было идти по их головам. Боярин князь Иван Андреевич Хованский вышел наружу и спросил стрельцов, согласны ли они с тем, чтобы старшая царица Наталья Кирилловна не оставалась больше при дворе; они закричали все, что согласны. Как только Хованский повернулся, он узнал меня в лицо, удивился и спросил: «Андрей Иванович (так по-русски звучит мое имя), как ты сюда попал?» Я показал на своих стрельцов и сказал: «Они меня сюда привели!» Потом я поднялся на две ступеньки ближе к царице и царевне, с которыми о чем-то разговаривал Хованский, что я не мог расслышать полностью, но не поднимался выше, так как царевна сделала мне знак рукой. Я должен был подойти, и князь Иван Андреевич сказал моим стрельцам: «Отведите этого человека домой, охраняйте его, не спуская глаз!», при этом произнес много хвалебных слов в мой адрес.