Историософские взгляды Понасенкова по-журналистски просты. Он приводит анализ истории России с древнейших времен до 1812 года с регулярными экскурсами в современность. Автор пространно доказывает, что России на 1812 год вообще НЕТ как явления — есть лишь дикость, воровство, преступления и обезьянье копирование всего французского и захват территорий. «Страна, выражаясь современным языком, фейк, которая жила всем чужим — стилями, модами, религиями, образами, всем бытовым скарбом элиты, всеми идеями: это пока еще несостоявшееся и несостоятельное (…) государственное образование позволяло себе вмешиваться в дела Европы».

При этом «Европа» на 1812 год у него выступает то монолитным идеальным «Евросоюзом», то расколотой на Римскую Империю (держава Наполеона) и «варваров» — Пруссию и Австрию. Куда записать Британию — непонятно. Испанцы — дикие и отсталые, сами виноваты, что не приняли Наполеона. Понасенков постоянно живописует Россию как «орду под управлением немцев». Александру I он дает убийственную характеристику, не жалея самых черных красок (как и касательно всего, что связано с Россией): бездарь во всех смыслах, завистливый, психически нездоровый, лживый, женоподобный, метущийся и безвольный, импотент и «латентный гомосексуал». Это объясняет всю внешнюю политику России. Интересно было бы посмотреть подробную психологическую характеристику Наполеона, которая также в огромной степени объясняла его политику, но ее нет.

На протяжении всей «Первой научной» автор живописует противостояние Света (Империи) и Тьмы (России). Автор договорился до того что назвал наполеоновскую Империю «социальным государством», явно путая с Францией второй половины XX века. Если говорить серьезно, то реальные изменения уровня жизни населения Франции в 1789–1815 гг. были вовсе не столь блестящими, как любят изображать. В частности среднедушевое потребление основных сельскохозяйственных продуктов во Франции (пшеницы, зерновых и мяса) НЕ изменилось за 1789–1815 гг. Француз в среднем потреблял 18 кг. мяса в год революции и столько же в 1815 году. (Leonce de l’Avergne. Economie rurale de la France depuis 1789. Paris, 1860). Для сравнения, в 2016 году среднедушевое потребление мяса в России составило 73 килограмма в год.

Понасенков утверждает, что всех войск, вторгшихся летом в Россию, было максимум 325–330 тыс. чел. А вместе с австрийцами — около 360 тыс. Он говорит, что секретарь Наполеона А. Фэн определяет общее число вторгшихся войск в 335 тыс., хотя в действительности Фэн говорит о 360 тыс. (Понасенков не учел численности 10-го корпуса) и не учитывает войска крупных артиллерийских парков и военных экипажей (около 21 тыс. чел.), австрийцев (34 тыс.). Суммарно получим уже около 415 тыс. чел. Кроме того имеется ряд важнейших документов, указывающих заметно большую численность войск. Еще в 1823 г. был опубликован труд Ж. Шамбрэ, который использовал документы Военного министерства Франции и указал численность войск непосредственно на момент пересечения русской границы. По этим данным, численность вторгшейся летом 1812 г. армии Наполеона составила 448 083 чел. (без учета артиллерийских парков).

Более того, опубликованные в 1913 г. архивные данные о состоянии наполеоновской армии на 15 июня 1812 г. (Carnet de situation — 15-дневные отчеты поступали в Главный штаб и непосредственно Наполеону) показывают общую численность войск вторжения в 465 390 чел., а исключая численность артиллерийских парков — 444 944 чел., что вполне соотносится с данными Ж. Шамбрэ. Эти данные вполне подтверждаются ведомостью инспектора смотров Генерального штаба Великой армии П. Деннье, по которой на 1 июня 1812 г. общая численность Великой армии составила 648 080 человек (включая войска на марше и отдельные соединения), а вместе с австрийским корпусом — 678 080 человек, из них войска вторжения и войска на марше составили более 460 тыс. человек.

Численность подошедших в ходе войны подкреплений по разным подсчетам составила от 115 тыс. (М. Кукель, А. И. Попов) до 140,5 тыс. (Ж. Шамбрэ), сюда следует прибавить численность крупных артиллерийских парков, военных экипажей и пр. (21 тыс.), итого вошло в Россию в 1812 г. от 560 тыс. (нижняя граница) до 610 тыс. Понасенков же просто занижает численность подкреплений и получает итоговое число войск неприятеля за всю войну всего в 445 тыс.

Одновременно он максимально завышает число вернувшихся из похода наполеоновских войск, доводя их аж до более 160 тыс. Между тем максимальные реальные оценки лежат в пределах 100 тыс., что приближает итоговые потери противника к рекордной отметке в 500 тыс. воинов. Цель Понасенкова проста: «Что же выходит: скромная по численности европейская армия имела дело с огромной „ордой”, с настоящими „полчищами”?!»

Полчища со стороны «орды» к началу войны он определяет в 393 тыс. чел. Причем Понасенков убежден, что данные русских ведомостей, в отличие от французских, идеально точны. Что несколько расходится с его же картиной России как мира Хаоса. Понасенков приводит очередное ложное утверждение: якобы Дунайская армия (57,5 тыс. чел.) в начале войны уже двигалась к Волыни. В действительности она оставалась на месте, так как в частности опасались реакции турок, армия прибыла на Волынь только к сентябрю.

Общее число русских войск, как будто бы принявших участие в кампании 1812 г., Понасенков определяет как более 1 200 000 чел., то есть получается в ДВА–ТРИ раза более всех задействованных Наполеоном войск. Наиболее серьезное изучение вопроса С. В. Шведовым по архивным материалам показывает, что за всю войну 1812 г. Россией на театр военных действий отправлено до 720–740 тыс. чел. регулярных войск, казаков и ополчений (включая нестроевых). Из них строевых только 630–650 тыс. чел., причем непосредственно в боях приняли участие только около 480 тыс. человек. В целом по версии автора наполеоновская армия при минимуме использованных войск разбила бесчисленную «орду», почти не понеся потерь, но в итоге ушла в благословенную Европу из-за холода и варварства местного населения.

Какую-либо роль русской армии в гибели наполеоновской армии Понасенков с возмущением отрицает. Тот факт, что основные потери наполеоновская армия понесла в России вследствие небоевых причин (умершие от болезней, переутомления, голода, холода), вовсе не является уникальным. Основные потери русских войск 1812 г. также небоевые. В эпоху революционных и наполеоновских войск не менее 70% потерь европейских армий приходились на небоевые причины — в основном эпидемические болезни, переутомление. Например, в Испанской войне наполеоновская армия потеряла до 91 тыс. чел. убитыми и около 300 тыс. умершими от болезней (на морозы особых жалоб не было). Суммарные небоевые потери наполеоновской армии в 1805–1815 гг., по подсчетам исследователей, достигали 70% всех потерь, что почти совпадает со структурой потерь в Русском походе. Аналогичная картина была у всех армий эпохи.