…Когда на экране появился Президент, Вера Ивановна и гости, кроме четырнадцатилетнего Владика, встали и взяли наполненные шампанским бокалы. Президента в семье Кузьминых чтили и уважали.
- Владька, встань! Президент же! – Вера Ивановна потеребила подростка за футболку, и тот нехотя поднялся.
Президент молчал.
“Волнуется, наверное”, - подумал Александр Павлович, муж Веры Ивановны, отец семейства и человек труда.
Шурин Александра Павловича Михаил нетерпеливо посматривал на запотевшую бутылку водочки. Владька со скучающим видом смотрел в экран сотового телефона, его старшая сестра Нинка пыталась справиться с чрезвычайно сильной и громкой икотой, из-за неудачных попыток надолго задержать дыхание она стала красной и запыхавшейся.
Президент молчал и, не мигая, смотрел на празднующих с экрана телевизора.
Александр Павлович нервно кашлянул. Михаил почесал небритую щеку. Нинка как-то особенно громко икнула.
Президент молчал. Александр Павлович не выдержал президентского взгляда и отвел глаза.
“Неужели в отставку подаст?” – Испуганно подумала Вера Ивановна. - “Как Ельцин тогда…”. Она даже захотела перекреститься, но в руке был бокал с советским шампанским, и это ее почему-то остановило.
- Ну, чего он тянет-то? – Недовольно промямлил Михаил. Ему хотелось водочки, и молчание Президента его начинало раздражать. – Так ничего не успеем…
- Да заткнись ты! - Нервно прервал шурина Александр Павлович, - Может война началась!
От такого своего неожиданного предположения отцу семейства стало совсем жутко. Он поставил бокал на стол - аккурат между сельдью под шубой и оливье – принялся нервно стряхивать с себя несуществующую пыль, стараясь не смотреть Президенту в глаза.
- Косяк какой-то, - хихикнул Владик. – Запись не ту поставили. Надо же так облажаться. Кому-то будет звездец!
Александр Павлович отвесил сыну подзатыльник.
- Звездец – это не мат! – Возмутился Владик.
Александр Павлович не ответил.
- А где это он? - Спросила Нинка кивнув на экран. Только сейчас все заметили, что Президент стоит не на фоне вечернего Кремля, а в каком-то мрачном помещении.
“В бункере снимали?” – Лихорадочно подумал Александр Павлович. – “Точна война будет. Вот ведь жопа.” Воевать Александр Павлович категорически не хотел, а, кроме того, боялся за сына.
Президент все так же молчал и, казалось, что ничего говорить он уже не намерен, но неожиданно изображение дернулось, потом на секунду исчезло и появилось вновь. Президент заговорил.
- Дорогие россияне! Дорогие соотечественники! Заканчивается 20… год. Этот год был непростым для вас. Непростое экономическое положение, повышение цен и тарифов, неожиданные финансовые трудности и проблемы, связанные с банковской сферой – все это коснулось почти каждого из вас. Я бы мог сказать, что наступающий 20… год будет лучше, что он принесет нам экономическое улучшение и потерянную стабильность. Но я не буду обманывать ни вас, ни себя…
- Вот, сука! – Неожиданно возмутился Михаил.
- Дорогие россияне! - Продолжал Президент. - На миру и смерть красна! Это русская народная поговорка ярко и точно характеризует все то, что предстоит вам в ближайшие дни. Я буду краток: 20… года не будет. После моего обращения на всей территории Российской Федерации, включая Крым, начнется Кормление личинок Непредставимого Пхы. Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что бежать бесполезно. И я прошу вас принять смерть достойно, подобно тому, как это делали наши предки: Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб, Иван Сусанин, семья последнего Императора Николая Второго, Александр Матросов и многие другие…
- Чего это он гонит такое? – Владик посмотрел на отца. Александр Павлович, бледный как смерть, механически теребил себя за запястье. Сына он не слышал.
Президент, тем временем, уже заканчивал свою новогоднюю речь. Как и обещал, он был краток.
- Потратьте эти последние часы и дни на общение с родными и близкими, на изучение нашей родной истории, на занятие зимними видами спорта и на посещение Храмов. И помните: вы отдаете вашу жизнь ради великой Цели, что есть подлинное счастье. С праздником.
После последней фразы Президента, празднующие по некой внутренней многолетней инерции подняли бокалы, но чокаться все же не стали. Ясности не было. Зато был отчетливый страх.
Президент исчез с экрана. Вместо него на черном фоне начали мелькать какие-то непонятные белые знаки.
“Двенадцать”, - отметила Вера Ивановна, глянув на настенные часы. Но вместо ожидаемого боя курантов из телевизора раздался тревожный набатный звон, а за окном раздались первые душераздирающие крики...

>>3225093
Темная комната была освещена полной луной, лучи которого пробивались через тонкие, как паутинка, шторы. Не было ни облачка в ночном в небе, ни ветерка, который бы шелестил листьями на деревьях. Казалось, что мир вокруг замер, но эту вселенскую тишину нарушало лишь тихое посапывание розовой пони, на которую падал лунный свет. Она лежала свернувшись как кошка в своей кроватке с раскрытым ртом, а простыня и подушка лежали на полу. Пинки Пай нервно дергала ногами - ей снился неприятный сон.
Во сне она пробивалась сквозь лесную чащу, убегая от древесных волков. Когда погоня начала ее выматывать, а корни деревьев опутывать ее копыта, ей показалось, что она убегает от волков целую вечность. Отчаявшись, она уже собиралась повернуться в сторону волков, но тут перед ней показалась пещера. Пинки забежала в пещеру, но не заметив столба посереди прохода с всей скорости врезалась в него лбом. Свод пещеры загрохотал. Ей чудом удалось убежать от обвала, но теперь она оказалась запертой в темной пещере.
Мелкими шагами, ощупывая стену, она шла по правой стороне пещеры, пока не начала постепенно привыкать к темноте. Пройдя сто шагов, она поняла, что это не она привыкла к темноте, а что-то освещает пещеру вдали. Стены пещеры стали ярче, на них появились переливающиеся разноцветные блики, которые были в постоянном движении.
Пройдя еще некоторое время, взору розовая пони предстало большое озеро, от которого исходили эти разноцветные сияния. Подойдя к озеру, она увидела на дне много пони. Со дна озера на нее смотрели пони которых она не знала. Внезапно ее собственное отражение, в котором читался удивление и испуг, моргнуло. Пони на дне начали растворятся, становились невидимыми, и теперь на дне были только камни. Пинки решила, что все это ей показалось, и попыталась моргнуть, но не могла. Она хотела уйти от озера, но не могла. Страшная мысль, холодной волной пронеслась по всему ее телу. Она была на дне озера!
Теперь она, как и все те пони, попавшие в эту ловшку, смотрит со дна озера на потолок, не в силах сдвинутся и уйти.
Пинки сосредоточилась и пыталась успокоится. В этой медитации ей в голову пришел в голову короткий стишок:
"Глубина, глубина, я не твоя, отпусти меня глубина".