"И самое главное, - заканчивал свой долгий монолог неопределенного возраста парень с мешком на голове, - никогда и ни при каких обстоятельствах ее не открывайте". Анон показал пальцем на огромную металлическую дверь, закрытую на десять засовов. В нее постоянно с обратной стороны кто-то долбил; казалось, что даже было слышно некое подобие голосов, манящих тебя, призывающих тебя, умоляющих тебя открыть ее. Остальные, точно такие же парни молча кивнули и разошлись. Даже Лунофарш, ярая вниманиеблядь а ныне - национал-предатель и личная сучка анонима, понимал, насколько безумным должен быть тот, кто откроет эту дверь. Каким бы отбитым и бесстрашным он себя не выставлял, у него было множество страхов. И один из них - там, за дверью. Он коснулся ее ладонью, отчего холодное железо завибрировало и было готово в любую секунду взорваться и выпустить все то зло, что заточено там. "Ну в пизду, - жирнич одернул руку, - лучше в пеку поиграю. Баааа! Пыццу!".

И только Петрушка пристально вглядывался в дверь. Однажды осужденный и прощенный великой милостью анона, он снова готовился воплотить свою прихоть в жизнь. Дождавшись нужного момента, он подлетел к двери и когтистой лапой начал снимать первый засов. Дверь неприятно завибрировала. Голоса притихли и, казалось, прислушивались. Второй засов. Голоса оживились: то смеялись, то плакали, то о чем-то жарко спорили, то пели. Третий, четвертый, пятый - Петрушка вошел в кураж. Каждый открытый засов сопровождался ликованием голосов по ту сторону. Он не слышал, что конкретно они говорят, но прекрасно понимал, что им нравится то, что он делал. Шестой, седьмой, восьмой, девятый засов: голоса уже не ликовали, они призывали к конкретному действию. Сейчас, когда они в кои-то веки кричат в унисон, можно было расслышать единственное слово: "Открой! Открой! Открой!".

Внезапно Петрушку окликнула пони - единственная кобылка в этом месте. Она когда-то тоже была прожженной вниманиеблядью, но, осознав свою ошибку, демонстративно перекрасилась в единообразный для понианонов зелено шерстка-черный грива и хвост цвет, закрасив кьютимарку знаком вопроса. Лишь фиолетовый цвет глаз напоминал ей и тем немногим, кто ее помнил, о прошлой жизни. "Ты что творишь!?" - воскликнула кобылка. "Я, - грифон положил коготь на последний засов, - восстанавливаю справедливость!". Только был убран последний засов, как дверь резко и с грохотом открылась, отбросив Петрушку далеко от себя. Столь же резко помещение наполнили ужасные по своему виду твари - вниманиебляди. У кого-то из них не было ног, но они передвигались быстрее своих собратьев. Кто-то не имел рук, но первый схватил местного анона - ту самую кобылку, оцепеневшую от ужаса. Повсюду раздавались тысячи голосов: "сап, поняч, я покакала", "прихзожду сюдла как в кунсткамеру полбюоваться экспгонатами!", "Даааа, я блядища. Всего три сотни баксов вкупе с твоей любовью - и я твоя" - лишь немногие, самые внятные и членораздельные фразы можно было расслышать в этой какофонии чистого хаоса. Кричали все: кто-то от ужаса, кто-то - от возмущения. Но громче всех кричал Лунофарш — один из монстров схватил его за ноги и потащил под кровать. "Гуттен нахт, мой жирненький пупсик. Соскучился по мне?" - Лунофарш визжал как маленькая девочка, упирался, хватался за все, что только можно. Но безуспешно: кровать уже ходила ходуном, а кричащий под ней Лунофарш перешел на ультразвук.

В такие моменты надо понимать, что даже самые злобные, самые недружелюбные, самые неорганизованные люди и не только люди собираются вместе, чтоб дать отпор врагу. Так случилось и сейчас: толпы анонов со швабрами пиздились не на жизнь, а на смерть, с ужасными тварями, попутно выкидывая поверженных за дверь; Барбариска, вооружившись огнеметом, жег особо сильных вниманиеблядей, преграждал дорогу тем, кто послабее, огненной завесой; старлядки кастовали боевых слизней, анон с аватаркой Кирпича кидал воодушевляющие лозунги; даже схваченная в начале пони собралась с силами и уже отстреливалась лазером из рога, помогая анонам и прижимая тварей все ближе и ближе к двери. И лишь моча ожидала, наблюдая за всем происходящим из безопасного помещения по камерам и держа руку на тревожной кнопке.

И вот очередная победа добра, справедливости, здравого смысла и анонимности: ценой огромных потерь монстры были изгнаны обратно. Местный сварщик из тульпотреда наглухо заварил дверь, а аноны забаррикадировали ее всяким хламом, а позже вообще забетонировали. Но это было сильно позже. Сейчас толпа стояла над грифоном со сломанным клювом: дверь ударила Петрушку с такой силой, что осколки его клюва то тут, то там валялись по полу, а сам грифон лежал без сознания и в луже крови.

— Ну и что с ним делать будем? - спросил один из анонов.
— А ты сам как думаешь?

Петрушка очнулся, но все вокруг как будто в невесомости летало. Или это он летал? Вокруг кромешная тьма и тихое бормотание где-то вдали.

— О нет! Я умер? - Петрушку, словно удар током, объяла боль. Клюв болел так, будто злые одноклассники ему снова напихали петард и подожгли.
— О нет, мой дорогой геноссе, - хриплый голос раздался откуда-то близко, но Петрушка не видел абсолютно никого рядом, - ты пидорнут с доски и предан забвению.
— Как и все мы, мой хороший, - поддакнул кто-то еще.
— Солидоль гузло, пернатый, - вот этот голос был Петрушке очень знаком, - то есть... я хотел сказать, птичка-невеличка, хихи! Я скоро приду.