>>6152

>вот эти Харконены "злые"

У Барона был родной брат Абулурд Харконнен, отец Фейд-Рауты и Глоссу Раббана, вполне себе нормальный и даже очень мягкий человек.

А за 10 тысяч лет до этого все было наоборот:

>Ксавьер Харконнен командовал целой армией Лиги Благородных, которая отважно сражалась с беспощадным врагом. Он был спасителем миллиардов живых существ. То же стоит сказать и про Абулурда Харконнена (или Батлера), который пытался изо всех спасти людей во время Корринской битвы. А вот про Атрейдесов в те дни ничего хорошего было сказать нельзя. Вориан Атрейдес, будущий командир Лиги, до своего служения человечеству, полностью подчинялся Омниусу и машинной империи. А отец дорогого Вориана, Агамемнон (Андрей) Атрейдес вообще принадлежал к группе Титанов, приведших механизированного бога к абсолютной власти. Он был настолько жесток, что не гнушался расправ над женщинами и детьми.

>Так в чём же всё-таки проблема? Проблема была в том, что во время битвы за Коррин, Абулурд Харконен, один из командующих Лиги Благородных (Батлерианского Джихада), не подчинился прямому приказу Вориана Атрейдеса. Задача была в том, чтобы уничтожить несколько миллионов людей, которых бог Омниус отправил против флота Лиги. Эти люди были для Омниуса, как прикрытие. Вориан стоял перед выбором – уничтожить «заграждения» врага или попытаться спасти хоть несколько жизней. В итоге, он понял, что лучше спасти остальное человечество, уничтожив миллионы соплеменников.

>Абулурд выступил против решения Вориана, с которым они прошли почти всю войну с Омниусом. Он не повиновался приказу и поспорил с Атрейдесом. Закончилось это тем, что Харконнена арестовали, отстранили от командования и отправили под трибунал. Все заслуженные лавры достались Вориану Атрейдесу. К тому же род Харконненов и тогда был ложно очернён, так как ранее упомянутый герой Ксавьер Харконнен считался виновником убийства патриарха Гинджо. Впрочем, убил он Гинджо неспроста, а из-за того, что узнал о его тайных опытах на живых людях и связях с преступными Тлейлаксу.

>>7220

>Чо там по лору?

– Начнем, кузен? – спросил Пол и мягко, по-кошачьи,
двинулся вперед, не отводя взгляда от клинка противника.
Он шел, пригнувшись в низкой стойке, и молочно-белый
крис казался продолжением его руки.
Они кружили подле друг друга, и под босыми ногами
шуршал песок на каменном полу.
– Ах, как ты чудно танцуешь, – издевательски произнес
Фейд-Раута.
Он болтлив, подумал Пол. Еще одна слабость. Перед молчащим противником он начинает нервничать.
– Надеюсь, ты получил отпущение грехов? – усмехнулся
Фейд-Раута.
Но Пол по-прежнему кружил в полном молчании.

– А то, может, у вас тут есть только дикие языческие обряды? – язвительно спросил Фейд-Раута. – Хочешь, Правдовидица Императора приготовит твой дух к дальнему пути?
Пол только улыбнулся. Он был полностью наготове, вытеснив все посторонние мысли, и крадучись шел вправо.
Фейд-Раута прыгнул, сделав выпад правой рукой, – но в
момент прыжка клинок, сверкнув в воздухе, мгновенно перелетел в левую руку.
Пол легко ушел от удара, заметив небольшое замедление, характерное для привычки сражаться с силовым щитом. Правда, привычка к щиту сказывалась не так сильно,
как со многими другими бойцами; видимо, Фейд-Рауте уже
приходилось иметь дело с лишенными щита противниками.
– Атрейдес так и будет бегать или наконец начнет
драться? – спросил Фейд-Раута.

– Думаешь, эти танцы продлят тебе жизнь? – ухмыльнулся Фейд-Раута. – Ну-ну!
Он остановился и выпрямился.
Пол увидел уже достаточно для предварительной оценки
противника. Фейд-Раута шагнул влево, открыв правое
бедро, словно обшитые кольчугой короткие фехтовальные
брюки могли закрыть его бок целиком. Это было движение
человека, привыкшего к щиту и к клинку в каждой руке.
Или же… Пол на мгновение заколебался, эти брюки были
не тем, чем казались.
Слишком уж уверенным выглядел Харконнен – а ведь его
противник еще сегодня возглавлял войска, наголову разгромившие легионы сардаукаров…
Фейд-Раута заметил это колебание и осклабился:
– К чему оттягивать неизбежное? Ты только немного задержишь меня, но не помешаешь вступить в законное владение этим комком грязи, Арракисом!

Или это действительно пружинная игла, думал Пол,
хитро запрятанная. Брюки кажутся совершенно целыми…
– Почему ты молчишь? – спросил Фейд-Раута.
Пол продолжил движение по кругу. Он позволил себе холодно улыбнуться, услышав нотки неуверенности в голосе
противника, – молчание начинало действовать Фейд-Рауте
на нервы.
– Улыбаешься, да? – проговорил Фейд-Раута и, не договорив, снова прыгнул.
Пол, ожидавший небольшой задержки удара, едва не
пропустил его. Клинок обрушился на него сверху вниз и оцарапал его левую руку. Усилием воли он подавил боль – значит, понял он, предыдущая задержка была лишь трюком.
Да, соперник оказался сильнее, чем он ожидал.
Предстоит столкнуться с хитростями внутри хитростей,
скрытых хитростями…
– Это твой же Суфир Хават меня кое-чему научил, –
похвастался Фейд-Раута. – Ему я обязан тем, что первым пустил тебе кровь… Жаль, что старый дурак не дожил до этого мига, верно?

Пол молчал – внутренним зрением он исследовал рану и
кровь, коснувшуюся лезвия. Он сразу обнаружил следы снотворного – наркотик был, конечно, занесен клинком Императора. Приказал телу изменить метаболизм и перестроить
молекулы наркотика, но… Они приготовили клинок со снотворным… Снотворное! Ядоискатель на него не реагирует,
но такой штуки достаточно, чтобы замедлить мышечную
реакцию. Да, поистине у его врагов были наготове планы
внутри планов и внутри других планов – сплошь коварство!

Фейд-Раута опять прыгнул, ударил с лета.
Пол с застывшей улыбкой сделал чуть замедленный выпад, словно наркотик начал действовать, но в последний
миг он сделал резкий нырок и встретил руку Фейд-Рауты
острием криса.
Фейд-Раута ушел в сторону, перебросил оружие в левую
руку. Но побледневшая на скулах кожа выдала его боль.
Пусть теперь и он поволнуется, подумал Пол. Пусть подумает о яде…
– Предательство! – крикнул Фейд-Раута. – Он отравил
меня! Я чувствую яд в руке!
Пол впервые за время поединка ответил ему:
– Всего лишь капелька кислоты. Плата за наркотик на
императорском клинке.
Фейд-Раута овладел собой и ответил такой же холодной
улыбкой, левой рукой взмахнул клинком в шутовском салюте. Но его глаза сверкали яростью.
Пол перебросил крис в левую руку, чтобы правильно повернуться к противнику. И они вновь закружили по залу.
Фейд-Раута начал понемногу приближаться к Полу. Он
высоко держал свой нож; в раскосых глазах и в том, как он
стиснул челюсти, читалось озлобление. Он ударил вправовниз, и оба соперника сошлись в ближнем бою, клинок к
клинку.
Пол, остерегаясь правого бедра Фейд-Рауты, где, как он
подозревал, была скрыта отравленная пружинная игла, заставил Фейд-Рауту развернуться левым боком. И почти пропустил иглу, которая выскочила из-под пояса. Только
движение корпуса Фейд-Рауты предупредило его, и острие
не достало до тела всего какой-нибудь миллиметр.
На левом бедре!
Да, коварство в коварстве внутри коварства, напомнил
себе Пол. Используя навыки, развитые подготовкой Бене
Гессерит, он прогнулся, пытаясь обмануть Фейд-Рауту, но
из-за необходимости все время уклоняться от иглы на бедре
противника потерял равновесие, оступился и в следующий
миг оказался на полу, а Фейд-Раута навалился на него.
– Видел, что на моем бедре? – шепнул ему Фейд-Раута. –
Это твоя смерть… глупец!
И он стал поворачиваться, подводя иглу.
– Эта штука парализует твои мышцы, а мой нож докончит дело! – объяснил он. – И никто ничего не обнаружит!
Пол напрягся. Он слышал, как в глубинах его мозга бесчисленные предки кричат, приказывая ему произнести кодовое слово – остановить Фейд-Рауту и спасти себя.
– Я не сделаю этого! – выдохнул он.
Фейд-Раута удивленно замер – на какую-то долю секунды. Но ее было довольно, чтобы Пол заметил плохо уравновешенное напряжение в мышцах ног противника, – и в
следующий миг они поменялись местами. Теперь ФейдРаута оказался под ним, задрав только правую ногу, и не мог
повернуться, потому что игла на левом бедре засела в полу.
Пол высвободил левую руку – собственная кровь помогла
ему, сделав руку скользкой. Нанес удар крисом снизу под челюсть Фейд-Рауте. Клинок вошел в мозг – Фейд-Раута дернулся и обмяк, но лег не навзничь, а вполоборота – игла, застрявшая в полу, все еще удерживала его.