За последние полтора года сфера секс-услуг в Петербурге претерпела изменения, хоть её представительницам и не нужно обходить санкции и следить за курсом рубля. «Фонтанка» пообщалась с участницей рынка. Она рассказала о том, как политика вошла в интимную сферу, ответила на популярное высказывание о том, что «все богатые мужики уехали», а также объяснила, почему секс-работницы стали больше бояться. Из соображений безопасности мы не раскрываем имя нашей собеседницы.

— Вы сами мне написали, почему решили поговорить именно сейчас?

— Если совсем честно, то не с кем поговорить, а поговорить хочется. У меня был долгий промежуток, когда я была в отношениях и практически не работала. Когда вернулась в профессию и вступила в женский чат в телеграме, почитала, кто что пишет, мне показалось это любопытным и я захотела об этом рассказать. У меня в планах уже давно было писать самой, но делать это публично, находясь в этой стране, я не могу, потому что в тюрьму я не хочу.

Я хорошо помню март, апрель, май 2022-го. Приходили клиенты, и я понимала, что мне нужно работать, но я сама разводила их на эти разговоры. Они приходили за сексом, а я начинала разговор, не прямыми вопросами, конечно, полунамеками.

— А зачем вы это делали?

— Мне было очень важно отсеять не своих. Я хотела понять, кто свой, кто чужой, и хотела оставить в списке клиентов только, так скажем, либералов. С некоторыми я поругалась. Но быстро осознала, что это очень опасная игра. Вряд ли меня посадят на 25 лет, я не такая знаменитая персона, но все-таки.

И второе, что я осознала, что останусь без работы, потому что 80% «за». Я поняла, что надо провести черту: ты просто зарабатываешь деньги. Это не твои друзья. И в конце концов, работа проститутки — это в том числе встречаться с теми, кто тебе не очень симпатичен.

— Расскажите, как за последние полтора года изменились ваши разговоры с мужчинами, ведь говорят же, что секс-работница — это ещё и психолог?

— Я не очень люблю этот штамп. Психолог — это человек, который шесть лет учился в институте, все остальное — это бабка на скамейке, секс-работница в том числе. Очень многие мужчины боятся сказать лишнего, они осознают, что это может куда-то пойти. Очень многие не рассказывают о себе вообще ничего, начиная от имени, заканчивая профессией. У некоторых возникает потребность выговориться, но это очень редко бывает.

Изменился контингент. Ушло старое поколение: те, кто ходил в 90-е — 2000-е, кто-то умер, у кого-то проблемы со здоровьем, кому-то стало не до того. Очень омолодился контингент. Многие уехали, кто-то потом писал: в Сербии не найти интим-услуги, давай хотя бы виртуально в чате телеграма.

Если раньше подавляющее большинство это были бизнесмены, строители, то есть малый или средний бизнес и плюс чиновники. То сейчас чиновники не знаю, куда ушли, у них, видимо, свой отдельный эскорт, в основном это айтишники, военные, сотрудники органов.

Подавляющее большинство клиентов в возрасте от 20 до 35 лет, у них появились деньги. И часть из них это военные, они могут не быть на фронте, просто служат в Питере. Им стали платить хорошую зарплату.

В чатах частенько пишут: «У меня был клиент раненый, пришел с фронта. Хороший парень». У меня был артист, который выступает на Донбассе с концертами. У него родители на Украине. Он поддерживает Путина.

— Существует мнение, что «все богатые мужики уехали», вы с ним согласны?

— У меня на эту тему возник спор с коллегой. Её мнение, что самые богатые остались, потому что здесь можно мутить какие-то деньги. А уехали неудачники. По моему опыту, мои самые богатые клиенты уехали, потому что у них была недвижимость в Испании, израильский паспорт, бизнес за границей. Остались те, кто не хочет уезжать или не может.

— Вы рассматривали для себя такой вариант?

— Я конечно могу сейчас продать квартиру и купить на эти деньги что-то в Аргентине или Эквадоре, но что дальше?

Знаете, когда люди типа Латыниной* (признана иноагентом), которые, как мне кажется, не знали нищеты, сидя на антикварных кожаных креслах, рассуждают о том, что те, кто остались, предатели или идиоты, то они просто не знают, что такое бедность.

— Кто-то из ваших коллег уехал?

— Насколько я знаю, те, кто исключительно работал в Европе, наоборот, едут обратно. Это не связано с отношением, мужчины относятся к женщинам так же хорошо. Я думаю, это связано с визами. Те, у кого есть визы, ездят до сих пор.

— Были у вас за этот период клиенты-украинцы?

— Был один мужчина, у него российское гражданство, но он этнический украинец. Он как раз излил душу. Мы повстречались год, и он в Турцию уехал.

— Вы скидку ему не сделали?

— Нет, скидки я не делаю. Если бы он был беженец, то другой вопрос. Извините, у него российский паспорт, с какой стати?

— У вас были мобилизованные?

— Приходили несколько молодых ребят двадцать плюс, они прямо в военной форме приходили. Я такая: «Да ладно!» Они многое понимают. Но это не мобилизованные, они служат в Петербурге.

Они довольно милые. Я их просто чувствую, не спрашивайте как. Это на уровне эзотерики. Я вижу глаза человека и могу сказать, что мне даже жалко этого мальчишку. Потому что они все осознают.

Я очень боюсь нарваться на бывших вагнеровцев. Откуда я знаю, что у них в голове. Одного такого я отсеяла, потому что он догадался в телефоне о себе это написать и поставить фото. Я боюсь не потому, что как-то там испачкаюсь, а потому, что у контуженных людей может быть все, что угодно, с головой. Они могут вести себя неадекватно: могут проявить физическую силу или у них начнется истерика. Откуда я знаю, что делать в этой ситуации.

— Ранее с клиентами-военными сталкивались?ђ
В любые времена можно заработать очень много или мало и обвинять в этом посторонние силы.

— Так можно сказать про многие профессии.

— У нас в профессии был спад, и он был в марте 2022 года, и было видно, что мужчины перепугались. Я и сама бегала за тушенкой и собачьим кормом, даже бункер строила в ванной от ядерного взрыва. Но быстро пришла в себя и поняла, что можно жить и даже покупать себе платье от Balenciaga, как у Ремарка, и носить красную помаду, как в последний раз.

По деньгам сейчас неплохо, лучше, чем в ковид. Потому что подняли зарплату айтишникам, военным. На курсе рубля-доллара тоже кто-то зарабатывает, не все же теряют.

В среднем стоимость часа выросла по городу. Если раньше была пять тысяч, то теперь восемь. Вся молодежь, все девчонки двадцать плюс ставят ценник 7–8, и эти деньги им дают.

И как это ни печально, но война кормит проституцию. Так было во все времена. Если посмотреть красивое кино, то там кто-то шпионил и совершал разные подвиги. Но я на подвиг не способна.

— То есть, несмотря на свою политическую позицию, вы выбираете просто переждать этот период?

— Я все-таки хочу уехать через 5–7 лет. Я хочу учить язык, но пока только лежу в направлении мечты. Но есть люди, которые не хотят уезжать, они считают, что это их дом. Что им делать?

— Есть путь малых дел.

— Да, это хороший путь. Если вы хотите от проститутки услышать, как перекроить Россию, то это пропаганда. И не только через телевизор, а вообще через искусство. То, что сейчас у нас отняли, это выставки, спектакли, музыка.

— Вы верите, что красота спасет мир?

— Я за то, чтобы этика шла рука об руку с эстетикой. И да, я считаю, что красота спасет мир.