92 Кб, 396x322
Убермаргинал это литералли "орк". Его взгляды, интересы, вкусы наполнены насилием (если не состоят из него), он очень агрессивный в общении, матерится через каждое слово, все время оскорбляет людей, очень часто прибегая к высмеиванию внешности и непристойным кощунствам по отношению к религиям (особенно христианству). Он не просто ведет себя неприлично, как человек со дна общества, но уже просто юродствует как фрик, человек без социального статуса, "лица", не имея ответственности за слова и поступки. Ну если по антропологическим данным не тянет на орка, то хотя бы какой-то орчонок или голлум
>>0131 (OP)
Так, а шо по евонным взглядам возражения нет?
Так, а шо по евонным взглядам возражения нет?
>>0221
Взгляды, слишком громкое слово тут
Взгляды, слишком громкое слово тут
>>0221
Ну вроде был сталинистом а потом стал расистом (как философская доктрина центральная у человека "расизм", обыкновенный, биологический, реально нахуй).
Еще помню какой-то ролик из ~2019 где он про свои религиозные взгляды рассказывал, что они (а также вроде любое язычество) заключается в культе предков. Слышал, что он че-то говорил про тенгризм. Если он скрытый (или открытый я хз) тенгрист, то все норм, почитает своих монголо-татарских предков. Но нахуя он молот тора нацепливал неясно
Еще могу такой анализ выдать, что возможно когда-то он даже подавал какие-то надежды, когда учился и ближайшие пару лет после этого. Но потом он видимо сделал вывод 1) что уже всему выучился и настало время изменять мир своей мудростью 2) что деньги это заебись и лучше всего остального на свете. И постепенно, не знаю насколько незаметно для самого себя, стал по призванию "шоуменом" (работником "шоу-бизнеса"), а не философом.
А когда-то сто лет назад я помню он говорил, что его цель в жизни это книгу написать... Вот смешно будет если человек выберет деньги вместо чего-то достойного, и в итоге и этого не добьется и на помойке "с пальцем в жопе". он так говорил что надо вертеться уметь а не сидеть с пальцем в жопе, деньги мне плати сумасшедшим жизнь окончит как Терри Девис
А еще я могу предположить что он на Россию страшно обиделся из-за травли, постоянных оскорблений от зрителей, которые он зачем-то сносил. Я не ебу почему она происходила кстати, мне тогда уже было неинтересно и я перестал следить
Ну вроде был сталинистом а потом стал расистом (как философская доктрина центральная у человека "расизм", обыкновенный, биологический, реально нахуй).
Еще помню какой-то ролик из ~2019 где он про свои религиозные взгляды рассказывал, что они (а также вроде любое язычество) заключается в культе предков. Слышал, что он че-то говорил про тенгризм. Если он скрытый (или открытый я хз) тенгрист, то все норм, почитает своих монголо-татарских предков. Но нахуя он молот тора нацепливал неясно
Еще могу такой анализ выдать, что возможно когда-то он даже подавал какие-то надежды, когда учился и ближайшие пару лет после этого. Но потом он видимо сделал вывод 1) что уже всему выучился и настало время изменять мир своей мудростью 2) что деньги это заебись и лучше всего остального на свете. И постепенно, не знаю насколько незаметно для самого себя, стал по призванию "шоуменом" (работником "шоу-бизнеса"), а не философом.
А когда-то сто лет назад я помню он говорил, что его цель в жизни это книгу написать... Вот смешно будет если человек выберет деньги вместо чего-то достойного, и в итоге и этого не добьется и на помойке "с пальцем в жопе". он так говорил что надо вертеться уметь а не сидеть с пальцем в жопе, деньги мне плати сумасшедшим жизнь окончит как Терри Девис
А еще я могу предположить что он на Россию страшно обиделся из-за травли, постоянных оскорблений от зрителей, которые он зачем-то сносил. Я не ебу почему она происходила кстати, мне тогда уже было неинтересно и я перестал следить
>>0131 (OP)
А кроме чувственных аргументов ничего нет?
А кроме чувственных аргументов ничего нет?
>>0263
Нет, есть. Этот долбаеб 1.5 часа рассказывал абсолютно базовую дилетантскую хуету, причем с ошибками, по пропозициональной логике в своей ахуительной лекции. Тут дебилизм налицо
Нет, есть. Этот долбаеб 1.5 часа рассказывал абсолютно базовую дилетантскую хуету, причем с ошибками, по пропозициональной логике в своей ахуительной лекции. Тут дебилизм налицо
>>0219
дак он бакалавр максимум и половина знаний это пересказы лекций сам он нихуя не читал
дак он бакалавр максимум и половина знаний это пересказы лекций сам он нихуя не читал
>>0131 (OP)
Теперь задумайся о том, что можно сказать о среде, которая взрастила для него послушную паству
Теперь задумайся о том, что можно сказать о среде, которая взрастила для него послушную паству
>>0263
Чувствуется школа мышления убермаргинала. Тебя не смущает, что тут первое предложение оценочное, второе дескриптивное, третье и четвертое гипотетические? Где ты тут чувственные аргументы умудрился рассмотреть? Даже стилистика написания не самая эмоциональная.
Чувствуется школа мышления убермаргинала. Тебя не смущает, что тут первое предложение оценочное, второе дескриптивное, третье и четвертое гипотетические? Где ты тут чувственные аргументы умудрился рассмотреть? Даже стилистика написания не самая эмоциональная.
53 Кб, 205x183
>>0131 (OP)
Ты ещё и рассматриваешь его как какой-то сложный объект? Парень, ты только посмотри на видос.
https://youtu.be/dczGEctsBNs?t=151
С самого начала плебей хотел скрыть свою натуру, прикрываясь патрицием, но человека изменить нельзя.
За это его не осуждаю- человек не должен казаться тем, кем не является (что делает марго). Это плохо для него (так как выдуманный образ заставляет соответствовать тому типу личности, которым ты не являешься, от чего созздаются куча комплексов, злобы, скопление ярости внутри (что на здоровье не оттобразиться лучшим образом).
Видрил и пикирил-то, кем он является. Это не плохо, просто так есть- раскрепощение показывает его истинную суть.
ОП-пикрил-то, чем он пытается быть.
Ты ещё и рассматриваешь его как какой-то сложный объект? Парень, ты только посмотри на видос.
https://youtu.be/dczGEctsBNs?t=151
С самого начала плебей хотел скрыть свою натуру, прикрываясь патрицием, но человека изменить нельзя.
За это его не осуждаю- человек не должен казаться тем, кем не является (что делает марго). Это плохо для него (так как выдуманный образ заставляет соответствовать тому типу личности, которым ты не являешься, от чего созздаются куча комплексов, злобы, скопление ярости внутри (что на здоровье не оттобразиться лучшим образом).
Видрил и пикирил-то, кем он является. Это не плохо, просто так есть- раскрепощение показывает его истинную суть.
ОП-пикрил-то, чем он пытается быть.
>>4192
Ирония, которую ты, скорее всего, заложил в свой пост, в том, что всё как раз наоборот.
Ирония, которую ты, скорее всего, заложил в свой пост, в том, что всё как раз наоборот.
>>4886
"Нет, всё наоборот"- типичный ответ для фаната кукича. Видимо, это был твой самый сильный аргумент. Не ожидал от тебя большего- для аргумента нужен хотя-бы двузначный iq.
"Нет, всё наоборот"- типичный ответ для фаната кукича. Видимо, это был твой самый сильный аргумент. Не ожидал от тебя большего- для аргумента нужен хотя-бы двузначный iq.
>>0219
Какой он "философ"? Какое он имеет отношение к философии? Какой-то дурачок, который мямлит, заикается, наполняет безграмотную речь несусветным количеством мата
Какой он "философ"? Какое он имеет отношение к философии? Какой-то дурачок, который мямлит, заикается, наполняет безграмотную речь несусветным количеством мата
>>4921
Он просто обницшевался и превратился в раба Диониса, встав в антагонистическую позицию к группе/обществу (имитируя публичного Ницше, а не действительного, который скрывается за личным архивом и записями). Тем самым он наносит обществу "пользу", буквально - погибая, вырождаясь, - прямо на виду.
>наполняет безграмотную речь несусветным количеством мата
>Из боевой школы жизни. – Что не убивает меня, то делает меня сильнее.
Он просто обницшевался и превратился в раба Диониса, встав в антагонистическую позицию к группе/обществу (имитируя публичного Ницше, а не действительного, который скрывается за личным архивом и записями). Тем самым он наносит обществу "пользу", буквально - погибая, вырождаясь, - прямо на виду.
>Наносим ли мы, имморалисты, ущерб добродетели? – Столь же мало, как анархисты – государям: с тех пор, как в них начали стрелять, они снова крепко засели в своих тронах. Мораль: нужно стрелять в мораль.
>>0131 (OP)
Это интернетик, тут все агрессивные, потому что нет личного контакта и эмоций
Это интернетик, тут все агрессивные, потому что нет личного контакта и эмоций
>>4972
Несусветицу какую-то ты говоришь.
Несусветицу какую-то ты говоришь.
>>0131 (OP)
да и хуй с ним
да и хуй с ним
>>0131 (OP)
О прохождении мимо.
Так, не торопясь, минуя многие города и многие народы, окольными путями возвращался Заратустра в свои горы, в пещеру свою. И вот – неожиданно очутился он у ворот большого города: но тут с распростертыми объятиями бросился к нему беснующийся шут и загородил дорогу. Это был тот самый юродивый, которого народ прозвал "Обезьяной Заратустры", ибо он заимствовал из его речей кое-какие приемы и фразы и, бывало, присваивал себе кое-что из сокровищницы мудрости его. И обратился шут к Заратустре с такими словами:
"О Заратустра, здесь – большой город: здесь нечего тебе искать, а потерять ты можешь все.
К чему вязнуть тебе в этой грязи? Пожалей свои ноги! Плюнь лучше на эти ворота и поверни назад!
Здесь ад для мыслей отшельника: великие мысли кипятятся тут заживо и, сварившись, становятся мелкими.
Истлевают здесь все великие чувства, зато вовсю дребезжат высохшие и ничтожные!
Разве не чуешь ты запаха бойни и харчевен духа? Разве не чувствуешь, как смрад от умерщвленного духа поднимается над этим городом?
Разве не видишь, что души болтаются здесь, как вялые, грязные тряпки? Они же делают из этих тряпок газеты!
А во что превратился здесь дух? – В умение говорить каламбурами! Отвратительные словесные помои изрыгает он: из этих-то помоев и делаются газеты.
Они гонят друг друга и не знают, куда. Они распаляют друг друга и не знают, зачем. Они громыхают своей жестью и бренчат своим золотом.
Холодны они и ищут тепла в вине; распалены они и ищут прохлады у остывших умов; все они больны и одержимы общественным мнением.
Здесь все похоти и пороки чувствуют себя, как дома: но есть тут и добродетельные – много услужливой и служивой добродетели;
ловкой добродетели с бойко пишущими пальцами и задним местом, затвердевшим от сидения и ожидания; и добродетель эта имеет награды – скромные нагрудные знаки, а также плоскозадых дочек, набитых соломой.
Здесь много благочестия, а также набожного лизоблюдства и низкопоклонства перед Богом воинств.
Ибо оттуда, "сверху", падают звезды и милостивые плевки, потому и тянется вверх каждая пустая – без звезды – грудь.
У месяца свой двор, и у двора – свои паразиты: и на все, что исходит от двора, молится нищий сброд и услужливая нищенская добродетель.
"Я служу, ты служишь, мы служим", – так молится служивая добродетель у подножия властителя: чтобы заслуженная звезда прицепилась, наконец, к впалой груди!
Но как месяц вращается вокруг всего земного, так и властитель вращается вокруг самого земного, что только есть: а это – золото торгашей.
Бог воинств – это не Бог золотых слитков: король предполагает, а торгаш – располагает!
Во имя всего, что есть в тебе светлого, сильного, доброго о Заратустра плюнь на этот город торгашей и поверни назад!
Здесь у каждого в венах пенится гнилая и бледная кровь: плюнь на большой город, на эту огромную свалку нечистот, где бурлит и пенится грязная накипь!
Плюнь на город подавленных душ и впалых грудей, завистливых глаз и липких пальцев,
– на город нахалов, развратников, писак, крикунов и распаленных честолюбцев,
– где все испорченное, зловонное, порочное, мрачное, рыхлое, прыщавое, коварное – собрано вместе:
– плюнь на большой город и поверни назад!"
Но тут Заратустра прервал беснующегося шута и заткнул ему рот.
"Перестань, наконец! – воскликнул он. – Мне давно уже противны и речи, и манеры твои!
Зачем жил ты так долго в болоте, что и сам сделался лягушкой и жабой?
Не течет ли теперь и в твоих жилах гнилая пенистая болотная кровь, коли научился ты так ловко квакать и злословить?
Почему не ушел ты в лес? Или не пахал землю? Разве мало в море зеленых островов?
Я презираю презрение твое; и если ты предостерегаешь меня, почему ты не предостерег себя самого?
Из одной лишь любви воспарят презрение мое и птица, несущая предостережение, – но не из болота!
Тебя называют обезьяной моей, ты, беснующийся шут: я же зову тебя своей хрюкающей свиньей; хрюканьем ты порочишь похвалу, которую возношу я безумию.
Но отчего начал ты хрюкать? Оттого, что тебе недостаточно льстили, – вот и уселся ты около этой свалки, чтобы иметь повод для хрюканья,
– и для обильного мщения! Ибо месть – вот вся твоя пена, тщеславный глупец! Я раскусил тебя!
Но глупые речи твои вредят мне, даже когда произносишь ты верные слова! И пусть даже тысячу раз справедливы слова Заратустры – в твоих устах они всегда будут вредоносны и несправедливы!"
Так говорил Заратустра; взглянув на большой город, он вздохнул и долго молчал. И наконец, сказал так:
"Не только этот глупец противен мне, но и город этот.
Ни с тем, ни с другим ничего не поделаешь: их нельзя ни улучшить, ни ухудшить.
Горе этому большому городу! Хотел бы я видеть тот огненный столб, в котором сгорит он!
Ибо столбы пламени должны предшествовать Великому Полудню. Но всему свое время и своя судьба.
Однако такое наставление дам я тебе на прощание, глупец: там, где нельзя больше любить, там нужно пройти мимо!".
Так говорил Заратустра и прошел мимо глупца и мимо большого города.
О прохождении мимо.
Так, не торопясь, минуя многие города и многие народы, окольными путями возвращался Заратустра в свои горы, в пещеру свою. И вот – неожиданно очутился он у ворот большого города: но тут с распростертыми объятиями бросился к нему беснующийся шут и загородил дорогу. Это был тот самый юродивый, которого народ прозвал "Обезьяной Заратустры", ибо он заимствовал из его речей кое-какие приемы и фразы и, бывало, присваивал себе кое-что из сокровищницы мудрости его. И обратился шут к Заратустре с такими словами:
"О Заратустра, здесь – большой город: здесь нечего тебе искать, а потерять ты можешь все.
К чему вязнуть тебе в этой грязи? Пожалей свои ноги! Плюнь лучше на эти ворота и поверни назад!
Здесь ад для мыслей отшельника: великие мысли кипятятся тут заживо и, сварившись, становятся мелкими.
Истлевают здесь все великие чувства, зато вовсю дребезжат высохшие и ничтожные!
Разве не чуешь ты запаха бойни и харчевен духа? Разве не чувствуешь, как смрад от умерщвленного духа поднимается над этим городом?
Разве не видишь, что души болтаются здесь, как вялые, грязные тряпки? Они же делают из этих тряпок газеты!
А во что превратился здесь дух? – В умение говорить каламбурами! Отвратительные словесные помои изрыгает он: из этих-то помоев и делаются газеты.
Они гонят друг друга и не знают, куда. Они распаляют друг друга и не знают, зачем. Они громыхают своей жестью и бренчат своим золотом.
Холодны они и ищут тепла в вине; распалены они и ищут прохлады у остывших умов; все они больны и одержимы общественным мнением.
Здесь все похоти и пороки чувствуют себя, как дома: но есть тут и добродетельные – много услужливой и служивой добродетели;
ловкой добродетели с бойко пишущими пальцами и задним местом, затвердевшим от сидения и ожидания; и добродетель эта имеет награды – скромные нагрудные знаки, а также плоскозадых дочек, набитых соломой.
Здесь много благочестия, а также набожного лизоблюдства и низкопоклонства перед Богом воинств.
Ибо оттуда, "сверху", падают звезды и милостивые плевки, потому и тянется вверх каждая пустая – без звезды – грудь.
У месяца свой двор, и у двора – свои паразиты: и на все, что исходит от двора, молится нищий сброд и услужливая нищенская добродетель.
"Я служу, ты служишь, мы служим", – так молится служивая добродетель у подножия властителя: чтобы заслуженная звезда прицепилась, наконец, к впалой груди!
Но как месяц вращается вокруг всего земного, так и властитель вращается вокруг самого земного, что только есть: а это – золото торгашей.
Бог воинств – это не Бог золотых слитков: король предполагает, а торгаш – располагает!
Во имя всего, что есть в тебе светлого, сильного, доброго о Заратустра плюнь на этот город торгашей и поверни назад!
Здесь у каждого в венах пенится гнилая и бледная кровь: плюнь на большой город, на эту огромную свалку нечистот, где бурлит и пенится грязная накипь!
Плюнь на город подавленных душ и впалых грудей, завистливых глаз и липких пальцев,
– на город нахалов, развратников, писак, крикунов и распаленных честолюбцев,
– где все испорченное, зловонное, порочное, мрачное, рыхлое, прыщавое, коварное – собрано вместе:
– плюнь на большой город и поверни назад!"
Но тут Заратустра прервал беснующегося шута и заткнул ему рот.
"Перестань, наконец! – воскликнул он. – Мне давно уже противны и речи, и манеры твои!
Зачем жил ты так долго в болоте, что и сам сделался лягушкой и жабой?
Не течет ли теперь и в твоих жилах гнилая пенистая болотная кровь, коли научился ты так ловко квакать и злословить?
Почему не ушел ты в лес? Или не пахал землю? Разве мало в море зеленых островов?
Я презираю презрение твое; и если ты предостерегаешь меня, почему ты не предостерег себя самого?
Из одной лишь любви воспарят презрение мое и птица, несущая предостережение, – но не из болота!
Тебя называют обезьяной моей, ты, беснующийся шут: я же зову тебя своей хрюкающей свиньей; хрюканьем ты порочишь похвалу, которую возношу я безумию.
Но отчего начал ты хрюкать? Оттого, что тебе недостаточно льстили, – вот и уселся ты около этой свалки, чтобы иметь повод для хрюканья,
– и для обильного мщения! Ибо месть – вот вся твоя пена, тщеславный глупец! Я раскусил тебя!
Но глупые речи твои вредят мне, даже когда произносишь ты верные слова! И пусть даже тысячу раз справедливы слова Заратустры – в твоих устах они всегда будут вредоносны и несправедливы!"
Так говорил Заратустра; взглянув на большой город, он вздохнул и долго молчал. И наконец, сказал так:
"Не только этот глупец противен мне, но и город этот.
Ни с тем, ни с другим ничего не поделаешь: их нельзя ни улучшить, ни ухудшить.
Горе этому большому городу! Хотел бы я видеть тот огненный столб, в котором сгорит он!
Ибо столбы пламени должны предшествовать Великому Полудню. Но всему свое время и своя судьба.
Однако такое наставление дам я тебе на прощание, глупец: там, где нельзя больше любить, там нужно пройти мимо!".
Так говорил Заратустра и прошел мимо глупца и мимо большого города.
>>0131 (OP)
О прохождении мимо.
Так, не торопясь, минуя многие города и многие народы, окольными путями возвращался Заратустра в свои горы, в пещеру свою. И вот – неожиданно очутился он у ворот большого города: но тут с распростертыми объятиями бросился к нему беснующийся шут и загородил дорогу. Это был тот самый юродивый, которого народ прозвал "Обезьяной Заратустры", ибо он заимствовал из его речей кое-какие приемы и фразы и, бывало, присваивал себе кое-что из сокровищницы мудрости его. И обратился шут к Заратустре с такими словами:
"О Заратустра, здесь – большой город: здесь нечего тебе искать, а потерять ты можешь все.
К чему вязнуть тебе в этой грязи? Пожалей свои ноги! Плюнь лучше на эти ворота и поверни назад!
Здесь ад для мыслей отшельника: великие мысли кипятятся тут заживо и, сварившись, становятся мелкими.
Истлевают здесь все великие чувства, зато вовсю дребезжат высохшие и ничтожные!
Разве не чуешь ты запаха бойни и харчевен духа? Разве не чувствуешь, как смрад от умерщвленного духа поднимается над этим городом?
Разве не видишь, что души болтаются здесь, как вялые, грязные тряпки? Они же делают из этих тряпок газеты!
А во что превратился здесь дух? – В умение говорить каламбурами! Отвратительные словесные помои изрыгает он: из этих-то помоев и делаются газеты.
Они гонят друг друга и не знают, куда. Они распаляют друг друга и не знают, зачем. Они громыхают своей жестью и бренчат своим золотом.
Холодны они и ищут тепла в вине; распалены они и ищут прохлады у остывших умов; все они больны и одержимы общественным мнением.
Здесь все похоти и пороки чувствуют себя, как дома: но есть тут и добродетельные – много услужливой и служивой добродетели;
ловкой добродетели с бойко пишущими пальцами и задним местом, затвердевшим от сидения и ожидания; и добродетель эта имеет награды – скромные нагрудные знаки, а также плоскозадых дочек, набитых соломой.
Здесь много благочестия, а также набожного лизоблюдства и низкопоклонства перед Богом воинств.
Ибо оттуда, "сверху", падают звезды и милостивые плевки, потому и тянется вверх каждая пустая – без звезды – грудь.
У месяца свой двор, и у двора – свои паразиты: и на все, что исходит от двора, молится нищий сброд и услужливая нищенская добродетель.
"Я служу, ты служишь, мы служим", – так молится служивая добродетель у подножия властителя: чтобы заслуженная звезда прицепилась, наконец, к впалой груди!
Но как месяц вращается вокруг всего земного, так и властитель вращается вокруг самого земного, что только есть: а это – золото торгашей.
Бог воинств – это не Бог золотых слитков: король предполагает, а торгаш – располагает!
Во имя всего, что есть в тебе светлого, сильного, доброго о Заратустра плюнь на этот город торгашей и поверни назад!
Здесь у каждого в венах пенится гнилая и бледная кровь: плюнь на большой город, на эту огромную свалку нечистот, где бурлит и пенится грязная накипь!
Плюнь на город подавленных душ и впалых грудей, завистливых глаз и липких пальцев,
– на город нахалов, развратников, писак, крикунов и распаленных честолюбцев,
– где все испорченное, зловонное, порочное, мрачное, рыхлое, прыщавое, коварное – собрано вместе:
– плюнь на большой город и поверни назад!"
Но тут Заратустра прервал беснующегося шута и заткнул ему рот.
"Перестань, наконец! – воскликнул он. – Мне давно уже противны и речи, и манеры твои!
Зачем жил ты так долго в болоте, что и сам сделался лягушкой и жабой?
Не течет ли теперь и в твоих жилах гнилая пенистая болотная кровь, коли научился ты так ловко квакать и злословить?
Почему не ушел ты в лес? Или не пахал землю? Разве мало в море зеленых островов?
Я презираю презрение твое; и если ты предостерегаешь меня, почему ты не предостерег себя самого?
Из одной лишь любви воспарят презрение мое и птица, несущая предостережение, – но не из болота!
Тебя называют обезьяной моей, ты, беснующийся шут: я же зову тебя своей хрюкающей свиньей; хрюканьем ты порочишь похвалу, которую возношу я безумию.
Но отчего начал ты хрюкать? Оттого, что тебе недостаточно льстили, – вот и уселся ты около этой свалки, чтобы иметь повод для хрюканья,
– и для обильного мщения! Ибо месть – вот вся твоя пена, тщеславный глупец! Я раскусил тебя!
Но глупые речи твои вредят мне, даже когда произносишь ты верные слова! И пусть даже тысячу раз справедливы слова Заратустры – в твоих устах они всегда будут вредоносны и несправедливы!"
Так говорил Заратустра; взглянув на большой город, он вздохнул и долго молчал. И наконец, сказал так:
"Не только этот глупец противен мне, но и город этот.
Ни с тем, ни с другим ничего не поделаешь: их нельзя ни улучшить, ни ухудшить.
Горе этому большому городу! Хотел бы я видеть тот огненный столб, в котором сгорит он!
Ибо столбы пламени должны предшествовать Великому Полудню. Но всему свое время и своя судьба.
Однако такое наставление дам я тебе на прощание, глупец: там, где нельзя больше любить, там нужно пройти мимо!".
Так говорил Заратустра и прошел мимо глупца и мимо большого города.
О прохождении мимо.
Так, не торопясь, минуя многие города и многие народы, окольными путями возвращался Заратустра в свои горы, в пещеру свою. И вот – неожиданно очутился он у ворот большого города: но тут с распростертыми объятиями бросился к нему беснующийся шут и загородил дорогу. Это был тот самый юродивый, которого народ прозвал "Обезьяной Заратустры", ибо он заимствовал из его речей кое-какие приемы и фразы и, бывало, присваивал себе кое-что из сокровищницы мудрости его. И обратился шут к Заратустре с такими словами:
"О Заратустра, здесь – большой город: здесь нечего тебе искать, а потерять ты можешь все.
К чему вязнуть тебе в этой грязи? Пожалей свои ноги! Плюнь лучше на эти ворота и поверни назад!
Здесь ад для мыслей отшельника: великие мысли кипятятся тут заживо и, сварившись, становятся мелкими.
Истлевают здесь все великие чувства, зато вовсю дребезжат высохшие и ничтожные!
Разве не чуешь ты запаха бойни и харчевен духа? Разве не чувствуешь, как смрад от умерщвленного духа поднимается над этим городом?
Разве не видишь, что души болтаются здесь, как вялые, грязные тряпки? Они же делают из этих тряпок газеты!
А во что превратился здесь дух? – В умение говорить каламбурами! Отвратительные словесные помои изрыгает он: из этих-то помоев и делаются газеты.
Они гонят друг друга и не знают, куда. Они распаляют друг друга и не знают, зачем. Они громыхают своей жестью и бренчат своим золотом.
Холодны они и ищут тепла в вине; распалены они и ищут прохлады у остывших умов; все они больны и одержимы общественным мнением.
Здесь все похоти и пороки чувствуют себя, как дома: но есть тут и добродетельные – много услужливой и служивой добродетели;
ловкой добродетели с бойко пишущими пальцами и задним местом, затвердевшим от сидения и ожидания; и добродетель эта имеет награды – скромные нагрудные знаки, а также плоскозадых дочек, набитых соломой.
Здесь много благочестия, а также набожного лизоблюдства и низкопоклонства перед Богом воинств.
Ибо оттуда, "сверху", падают звезды и милостивые плевки, потому и тянется вверх каждая пустая – без звезды – грудь.
У месяца свой двор, и у двора – свои паразиты: и на все, что исходит от двора, молится нищий сброд и услужливая нищенская добродетель.
"Я служу, ты служишь, мы служим", – так молится служивая добродетель у подножия властителя: чтобы заслуженная звезда прицепилась, наконец, к впалой груди!
Но как месяц вращается вокруг всего земного, так и властитель вращается вокруг самого земного, что только есть: а это – золото торгашей.
Бог воинств – это не Бог золотых слитков: король предполагает, а торгаш – располагает!
Во имя всего, что есть в тебе светлого, сильного, доброго о Заратустра плюнь на этот город торгашей и поверни назад!
Здесь у каждого в венах пенится гнилая и бледная кровь: плюнь на большой город, на эту огромную свалку нечистот, где бурлит и пенится грязная накипь!
Плюнь на город подавленных душ и впалых грудей, завистливых глаз и липких пальцев,
– на город нахалов, развратников, писак, крикунов и распаленных честолюбцев,
– где все испорченное, зловонное, порочное, мрачное, рыхлое, прыщавое, коварное – собрано вместе:
– плюнь на большой город и поверни назад!"
Но тут Заратустра прервал беснующегося шута и заткнул ему рот.
"Перестань, наконец! – воскликнул он. – Мне давно уже противны и речи, и манеры твои!
Зачем жил ты так долго в болоте, что и сам сделался лягушкой и жабой?
Не течет ли теперь и в твоих жилах гнилая пенистая болотная кровь, коли научился ты так ловко квакать и злословить?
Почему не ушел ты в лес? Или не пахал землю? Разве мало в море зеленых островов?
Я презираю презрение твое; и если ты предостерегаешь меня, почему ты не предостерег себя самого?
Из одной лишь любви воспарят презрение мое и птица, несущая предостережение, – но не из болота!
Тебя называют обезьяной моей, ты, беснующийся шут: я же зову тебя своей хрюкающей свиньей; хрюканьем ты порочишь похвалу, которую возношу я безумию.
Но отчего начал ты хрюкать? Оттого, что тебе недостаточно льстили, – вот и уселся ты около этой свалки, чтобы иметь повод для хрюканья,
– и для обильного мщения! Ибо месть – вот вся твоя пена, тщеславный глупец! Я раскусил тебя!
Но глупые речи твои вредят мне, даже когда произносишь ты верные слова! И пусть даже тысячу раз справедливы слова Заратустры – в твоих устах они всегда будут вредоносны и несправедливы!"
Так говорил Заратустра; взглянув на большой город, он вздохнул и долго молчал. И наконец, сказал так:
"Не только этот глупец противен мне, но и город этот.
Ни с тем, ни с другим ничего не поделаешь: их нельзя ни улучшить, ни ухудшить.
Горе этому большому городу! Хотел бы я видеть тот огненный столб, в котором сгорит он!
Ибо столбы пламени должны предшествовать Великому Полудню. Но всему свое время и своя судьба.
Однако такое наставление дам я тебе на прощание, глупец: там, где нельзя больше любить, там нужно пройти мимо!".
Так говорил Заратустра и прошел мимо глупца и мимо большого города.