На первых страницах своего исследования Юм проводит различие между впечатлениями и идеями. Обе эти составляющие являются как бы представителями разных регистров нашей деятельности («каждый сам без труда поймет разницу между чувствованием (feeling) и мышлением (thinking)»). По мысли Юма они различаются по степени своей силы и по первенству протекания, где впечатления первичны, а идеи образуются по их следу как их интеллектуальное воспроизведение и повторение: всякое чувство переживается гораздо более интенсивно, чем идея некогда почувствованного. Примечательно, что Юм мыслит и те и другие как единицы (т.е. как то, что может стать элементом операции различия) — единица впечатления, порождает единицу идеи. Идеи, в свою очередь, могут быть реактуализированы мышлением и рекомбинированы в каком угодно порядке. Этим занимается фантазия, или воображение. Единицы некогда бывшего опыта в форме идей могут быть сочленены как угодно — волшебные мифические существа, драконы и люди с крыльями — продукты произвольного соединения идей. Но если держать в голове указание Юма на различие в живости между впечатлениями и идеями, то получается, что несмотря на необузданный характер соединения идей и получения из них не находящих в реальном опыте коррелятов, мы приходим к ясной позиции, когда мы четко отличаем продукт фантазма от реальности. Как бы сильны не были наши фантазии, они в любом случае уступают по степени своей живости и интенсивности реальному опыту и реальным вещам. Но Юм делает одно очень важное замечание: «Обычные степени того и другого легко различаются, хотя в отдельных случаях они могут сильно приближаться друг к другу. Так, во сне, в бреду, при сумасшествии или очень сильных душевных волнениях наши идеи могут приближаться к нашим впечатлениям. С другой стороны, иногда случается, что мы не можем отличить своих впечатлений от идей — до того они слабы и бледны». В таких случаях получается обратная ранее описанной Юмом картина, когда гораздо мощнее на нас воздействует продукт нашей собственной фантазии, а не переживаемый нами опыт. Тогда побуждающие мотивы, сопровождаемые переживание бурной фантазии, становятся сильнее, чем диктат реальности и того как бы «нормального» положения дел, когда «внешний мир» приоритетен перед миром воображения. Представьте себе измышления чудовищной фантазии, которая порождает подстать себе такие же ужасные продукты, а аппеляция к ним становится для носителя такой фантазии чем-то гораздо более «реальным», чем сама реальность. Вся некогда привычная нам картина переворачивается и становится с ног на голову. О последствиях такого переворачивания можно многое сказать и даже представить ситуации и сферы, в которых такое переворачивание может состояться. Что скажете?