Символ человеческой иерархии — дерево (его корень, ствол, ветви, листья). Любое государство, компания, институт построены на этом принципе. Символ постмодернизма — поле, засеянное травой. Это что-то типа толпы, предоставленной самой себе и бегущей непонятно куда. У травы нет единого корня и единого ствола. Это единая система, но без иерархии. «Трава» противопоставляется «дереву» и становится символом нового стиля жизни.

Символ травяного поля не совсем отражает стремление постмодерна. Это всё же устойчивая система, тогда как, по постмодерну, любая точка любого субъекта должна иметь возможность связаться с любой другой точкой любого другого субъекта. Постмодернизм отрицает непоколебимость точки, потому что точка есть начало системы, в точке есть стремление к иерархии. Много точек образуют линию. Много линий рождают плоскость. Множество плоскостей образуют объём и в итоге устойчивый объект, от которого один шаг к иерархии — врагу постмодернизма. Преодолеть такую эволюцию можно через недопущение постоянной точки. Постмодернизм побеждает тенденцию к иерархии через отрицание точки и постоянное умножение множества. Всё должно постоянно меняться, ни к чему не привязываясь и ни на чём не останавливаясь.

Чтобы любая точка поля могла связаться с любой другой точкой поля, самому полю нужна абсолютная гибкость в пространстве. Чтобы поле не превратилось в монолит (прообраз структуры), оно должно иметь множество незначительных разрывов. Они не должны быть слишком большими, иначе это разделит поле, и множество превратится в крупные разделённые куски — предтечу системы. Чтобы постмодернистское поле сохраняло суть, его множество должно мелко разрываться и тут же соединяться, чтобы разбиться в новое желание, и вновь срастись, но всякий раз иначе.

Любое проявление системы гасится антисистемой, постоянно убегающей от самой себя, чтобы не превратиться в систему. В отличие от логики дерева, где есть эталон и копия, логика травы есть карта, доступная по всем направлениям. Эту карту всегда можно разобрать, изменить, поправить, разорвать, перевернуть и прочее. Чтобы чётче понять образ, представьте карту, разорванную на мельчайшие кусочки, которые кружит ветер. Это что-то типа облака с неясными контурами, где всё постоянно перемешивается.

Всё течёт, всё меняется, никто ни к чему не привязан, никому ничего не должен, ни с кем не имеет ничего устойчивого. Реальность никого не интересует, нет прошлого и будущего. Интерес представляет только миг настоящего. Внимание переключается на бессознательное желание, непознаваемое и неопределяемое. Каждый имеет право сочинить свои правила поведения, не сообразуясь с условностями и смыслами.

Традиционный «смысл» и «значение» объявляются диктаторами. Как всякие диктаторы, они лишаются власти. В мире без Абсолюта нет основания для их власти. Все смыслы знакомого мира постмодерн объявляет бессмысленными. В грядущем мире форму сменяет антиформа, открытая для любых нововведений и потому по своей природе бесформенная. Цель подменяется игровым процессом, определённость — неопределённостью, развитие — хаосом. Упраздняются границы пространства и времени.

Традиционное время линейно: прошлое переходит в настоящее и далее в будущее. Постмодернизм предлагает понимать время как разновекторный хаос, чуждый понятию линейности и последовательности. Господствует случай, нет ориентиров, прошлое попросту исчезает. Системе, замыслу и закономерности нет места. Иерархия уступает место анархии. Понятия центра и периферии утрачивают смысл. Оценка как таковая отрицается. Всё оценивается с позиции личного опыта.

Нет общепринятых понятий добра и зла. Что есть добро и зло — для каждого своё, удобное в данный момент понятие. Нет смерти и нет жизни, нет белого и нет чёрного. Авторитет и опыт превращаются в ничто. Каждый сам себе режиссёр. Мир объявляется никак не определяемой и ни к чему не сводимой данностью. Эта мысль противоположна традиционной морали, основанной на вневременных и внеличностных ценностях.

Постмодернизм отстаивает концепцию свободного желания. Традиционно желание возникает из столкновения субъекта с внешним миром. В момент столкновения субъект выходит за границы себя, пребывает вне себя, и в процессе касания с миром возникает желание. Получается, желание — не продукт внутреннего мира субъекта, а продукт столкновения внешней системы и внутреннего мира человека.

Если мир формируется капиталистической системой, значит, система навязывает личности свою волю и свои правила. Она подавляет личность, заставляя человека выполнять свой приказ. Человек принимает приказы системы за свои желания и оказывается обманутым, утверждает постмодерн.

Новое учение заявляет: истинная свобода может быть добыта человеком, если он заглянет внутрь себя и разглядит себя. Желание должно возникнуть не из столкновения с миром, а до столкновения. В момент столкновения желание должно быть уже сформировано.

Заглянуть в себя — это заглянуть в своё бессознательное. В сознательном себя нет, там отражение внешней системы. Свобода — в бессознательном, там твои настоящие, не сформированные системой желания. Система ещё не добралась до бессознательного (мы пока опускаем тот факт, что это неверное утверждение: бессознательное формируется системой, чему подтверждение — миллиарды наших современников, «обезьян в костюмах»).

Быть свободным — значит быть во власти бессознательных желаний. Возникли сексуальные фантазии, агрессивные желания, эпатажные намерения, — реализуй их, без всяких оценок и раздумий. Желай и делай, не думая о последствиях, и через то станешь свободным. Единственный критерий — сиюминутное благо. Если тебе хорошо — значит, это твоя истина.

Нельзя осмысливать и оценивать свои желания. Оценить что-либо означает использовать сформированные системой установки. Получается, если сознание есть отражение и продукт капиталистической системы, сознательная оценка чего-либо есть не твоя оценка, а оценка, производимая системой. В таком случае человек представляет собой не личность, а квинтэссенцию сформировавшей его системы. Он как бы не свободный человек, а система. И так как система капиталистическая, она производит человека-потребителя, оценивающего всё с позиции потребления.

Постмодернизм видит освобождение от диктата системы в бессознательно-механической реализации желаний, без оценки самих желаний и осмысления действий, направленных на достижение желаний. Это чем-то напоминает ницшеанство, только там воля выступает как гарант исполнения желаний. В постмодернизме гарантом выступает полное безволие. Просто плыви в потоке желаний, не осмысливая и не оценивая их. Нет добра, нет зла… есть желания. Кому-то от их реализации хорошо, кому-то плохо, но тебя это не касается, как корову не касается судьба травы, которую она жуёт.

Общество способно преодолевать препятствия, община тем более. Массу же несёт поток событий. Когда человек превращён из личности в часть массы, у него не просто нет понятия о чём-либо, он свободен от понятия иметь понятие. Его органы генерируют желания, и у туловища возникает хотение. Сознание служит инструментом реализации хотений. При таком позиционировании человека нет. Личность заменяется совокупностью органов. Свободу образуют желания органов.

Подобные общие заметки о «постмодернизме», кажется говорят о хаосе, о разверзнутых во все поля желаниях и двигающихся во всех направлениях деструктивных тенденциях. Пренебрежение «общими» и «твердыми» правилами, релятивизм, до жуткой крайности радикальный; никаких длинных проектов, никакого единства и преемственности. Изменчивость, непостоянство, антисистемность и т.д. Всё это быть может на первых порах и вдохновляет и на дистанции кажется, что так оно и есть, но со временем от таких слов устаешь, становишься так же безразличен к ним, как к повседневному шуму. Если ты не так заинтересован в происходящем, то со временем просто пропускаешь подобное мимо ушей, а если хватает интереса — решаешься заглянуть в тексты, упоминаемых «постмодернистов». И тогда к удивлению для себя обнаруживаешь, что эти люди пишут о новых «нормах», создают новые системы, пускай даже и не употребляют подобные слова и прямо от них открещиваются, подробно погружаются в «ненавистную» традицию, создают обширные комментарии к текстам, к которым, казалось бы, им следовало испытывать природную аллергию. Они даже говорят о новых иерархиях, о запретах, о дисциплине, об особом самоограничении. Такой философ «овладевает аскетическими добродетелями — смирением, нищетой, целомудрием, — чтобы заставить их служить лишь своим собственным специфическим целям, небывалым целям и, по правде говоря, не столь уж аскетическим». В конце концов обратите внимание на тех, кто создает такие смыслы, кто говорит об этом из первых уст — эти люди далеко не похожи на отвязных безумцев, они явно не живут таким образом жизни, который, как кажется, в своем истоке восходит к их мысли. Они академически подкованы, они заканчивают университеты и проходят через все этапы образовательной муштры, которая якобы им столь ненавистна и с которой совершенно не следует считаться. И если их жизнь не является прямым опровержением сказанного, то по крайней мере заставляет усомниться в адекватности «постмодернистских» речей, в таком случае мы чувствуем, что здесь что-то не то, что тут есть некий засор, который еще необходимо понять. И если мы не желаем действовать как глупцы, то на это следует обратить пристальное внимание. Короче читайте тексты, удовлетворение такими сомнительными заявлениями как как этот тред ни к чему хорошему не приведет. Вы ведь явно чувствуете, что здесь чего-то недостает, так не останавливайтесь на этом, не делайте вид, что вы не чувствительны к противоречиям.