>>619 (OP)
"(р)узкая философия - хоть до 17 года, хоть после, хоть даже после 91 - не выглядит сколь нибудь интересной. просто эклектическая мешанина понадерганного отовсюду и без особого смысла. исключений нет.
все это уже кто то кушал.
но.
никто в принципе не ставит принципиальную антропологическую задачу, перед которой эта философия вообще думается. к чему эта философия, просто карго белых людей? но даже карго не просто ради карго, оно призвано разрешить какие то проблемы аборигенов.зачем то им это карго нужно.
зачем каргофилософия нужна узким аборигенам?
вот николай плотников издал кучу. томов с доказательством что субъект в узком интеллектуальном мире не является устойчивой конструкцией. тут конечно надо уточнить. упокайменон аристотеля более или менее у узких через грамматику прижился. субъекта предложения они найдут и произведут,
не приживается субъект-агент, т е такой упокайменон, который кладется в основу антропологического присутствия узкого как человека. т е который располагает собой как собственным источником действия, права, и ответственности.
вот этого устойчиво не образуется, мерцает и распадается как мираж.
и что эта несостоятельность собственно означает, куда она вписана и какие последствия и какие модели антропологического присутствия не в качестве человека предполагает?
вот этого николай плотников со товарищи не обсужлает. или обсуждает морально, через чтение нотаций лузерам в рамках теории светлого пути к субъекту-агенту.
ну ок, выношу за скобки все что можно сказать в этой связи о колониализме и постколониализме и деколонизации. хотя деколонизация присутствия в субъективации сегодня очень модная тема за пределами края непуганных идиотов нынешнего неосовка.
николай плотников конечно все это знает, но не особенно примечает, я ощущаю кантовский люмьер в его критике узкой несубъектности.
хотя сам кант так не роблил. он выяснял условия и пределы концептуализации субъекта.
каковы архитектуры узких пределов рассудка и разума и т п? такой критики я не наблюдаю в его демарше.
но не в этом даже дело.
чтобы поставить адекватно вопрос об узкой несостоятельности в концептуализации субъекта-агента, надо ему дать какой то фон. что, узкие одни такие? или есть другие миры с той же проблемой?
что помешало и куда эти препятствия собственно привели?
здесь два ключевых слова:
интенциональность и ибн рушд.
и вот про это к сожалению ни у николая плотникова ни практически ни у кого другого ничего.
т е конечно вы найдете пару узких специалистов по ибн рушду.
до хрена специалистов по интенциональности от брентано до современной феноменологии. западной, как правило.
может даже вы найдете пару специалистов по средневековому понятию интенциональности.
но вы не найдете вообще никого, кто в состоянии связать средневековые споры об интенцианальности, споры об универсальном или активном интеллекте ибн рушда, рождение субъекта-агента в европе модерна от фомы до ляйбница, и то, о чем напряженно рассуждают лившиц, ильенков и мамардашвили.
вот здесь -лунно-марсианская пустыня.
и она останется таковой, пока способные еще ставить вопросы в узкорастии или о ней не вникнут в археологию субъекта алена де либера.
но таковых нет и пока не предвидется.
и значит беседовать о том, что там волновало ильенкова в его спорах об идеальном или Мамардашвили в его восстановлении сознания по предметностям и в вопрошании о неклассической модели рациональности - просто не с кем.
или некому.
и пока не возникнет хумуса для таких бесед - вообще бессмысленно задавать вопросы о смысле истории узкой философии на любом ее этапе.
и она будет оставаться аэродромом, на котором разжигают огни в надежде приземления нового карго..
или наоборот, в страхе его падения и желании предотвратить такие подарки.
сути это не меняет.
нет ибн рушда -нет мультиков.
но мне это теперь уже абсолютно все равно.
на скамейке ввиду горных вершин я читаю статью остина об извинении."

>>619 (OP)
"вроде тонны бумаги исписаны про ректорский нацистский период хайдеггера. но вот приходит либера, просто внимательно читающий тексты, и наглядно показывает, как внутри ректорского года хайдеггера происходит гигантский идейный разлом и рождение новой программы, выражающееся даже в смене названия знаменитого курса, куда в34 году ходили все, в первых рядах сидели сплошь люди в форме и в зале развивались флаги движения и студенческого нацистского союза. собственно, 34-35 год можно сравнить в университетах германии с 68 но степени политического накала и роли студентов. и вот перед всей этой публикой новый ректор революции вдруг меняет название уже объявленного курса с государства и науки на какую-то логику. и хотя он рассуждает в курсе и о событии встречи гитлера и муссолини, и о будущей немецкой нации, но в его речи вдруг появляется критика субъекта как такового и проблематизация присутствия-здесь в качестве человеческого присутствия. перед нами - либера это не говорит, его интернсует чисто проблема археологии субъекта - развертывается открытый конфликт консервативного революционера с национал-социалистическим движением. из этого слома будет вытекать вся критика тотальной мобилизации и технического пафоса движения. конечно, в самом гитлере, экологе и критике разрушения индустрией зеленого мира, содержится этот конфликт. тем не менее пафос харизматической доминации и возрождения военной мощи в целях захвата жизненных пространств - пафос тотальной мобилизации субъекта в новоевропейском смысле. интернсно, кстати, как этот конфликт выразился в борьбе левого и правого нацизма, было ли крыло рема и штрассера стороной тотальной иобилизации или стороной ее экокритики в глазах мартина? судя по реакциям шмитта на ночь длинных ножей левое крыло консервативные революционеры видели как нечто, схожее с коммунистическим нигилизмом. тем не менее шмитт мыслит в иной логике - охраны стато и права. хайдеггер же уже в 34 с этой логикой порывает, он куда радикальней. лишь юнгер развивается не. менее радикально, в итоге он напишет экороман на мраморных утесах, открыто нападающий на главеого лесничего. то, что гитлера этот роман не разозлил, показывает, насколько его собственное экосознание двойственно - одной половиной оно вместе с юнгером на мраморных утесах.
так или инача, сама демонстративная смена названия публичного курса, куда стекается вся нацистская революционная городская публика, с отменой всем понятного названия в развешанных везде объявлениях государство и наука, уже серьезный жест. но этот жест идет куда дальше простой манипуляции заголовком. отказ от феноменологии в этом курсе не просто антисемитский ход эпохи. точнее антисемитизм сам вписан в углубление конфликта консервативного революционера с национал-социализмом, поскольку еврей понимается как сила тотальной мобилизации и по сути замещает открытую критику самого движения. феноменология основана на присутствии человеческого как центре редукции во времена хайдеггера - и это основа его расхождений с гуссерлем и еврейской мыслью эпохи. но еще интереснее, что в этот момент хайдеггер оставляет и свой проект деструкции метафизики ради рождающейся истории быстия (не знаю, как перевести на русский его новое написание seyn). внутри этой новой программы он на глазах изумленной публики деконструирует само понятие немецкой нации под знаком консервативного поворота от человека к быстию. событие важнее фюрера. обещанные фюреры для фюреров оборачиваются критикой проекта фюрера как такового. в этой рамке само рассуждение о событии встречи двух вождей в венеции какчем то важнее самих вождей должно читаться как критика самого проекта фюрера как субъекта и центра тотальной мобилизации. курс х должен был быть воспринят как скандал. последовавшая в конце семестра отставка с поста ректора вытекает из содержания этого курса, обычно читаемого как апофеоз нацизма х. конфликт со студенческой партийной организацией - идейно заложен в самом курсе по логике. поворот начинается именно здесь - и х в объянительной записке ректорату в 45 году будет ссылаться именно на курс по логике.
внимательное чтение общеизвестных текстов сразу дает новую перспективу. в этой перспективе между тем будет затем прочитан фукианский поворот к субъекту в фукианской программе превосхождения человека в его присутствии. история сексуальности - это тоже проект истории быстия, продолжающий оставленное на полпути хайдеггером движение. но об этом впереди два года непрослушанных еще лекций" (с)

погружаюсь немного в мир французских реакционеров первой трети двадцатого века. место солженицина, строго говоря, рядом с морасом, католическо-монархические идеалы и антисемитизм аксьон франсэз - это и есть адекватная солженицыну интеллектуальная среда, и конечно он среди антидрейфусаров. очень смешно, что верные имени солжа числят себя сегодня среди либералов и дрейфусаров, только шизофрения рузского карго позволяет им думать даже и так.
кстати, известная переводчица красного колеса, проекта, которому бы реакционеры из аксьон франсэз аплодировали бы стоя, рассказала мне на днях, чтотпервоначально солж планировал довести красное колесо до 48 года. лучше бы он его и начал прямо с двадцатых годов. может, написал бы что то душевное про аксьон франсэз и рущскую эмиграцию. вдруг подумал, что это практически обходят стороной при описании рузской эмиграции. а ведь например круг общения русских пароходных философов по сути был внутри аксьон франсэз, тот же маритен был близок именно этому движению, да и какому еще движению во франции 20-30 годов могли быть близки религиозно-мистические католические философы? т е бердяев и шестов вращались в кругах аксьон франсэз, и те же евразийцы жили именно внутри этой среды. как то совсем иначе начинаешь смотреть на всю эту русскую эмиграцию. вопрос не в осуждении, отнюдь, но вся тема святой руси большевиков или ее критики с монархическо-мистических позиций просто предстает в ином свете. Моран не внезапно пишет из швейцарского убежища трактат Достоевский и Европа, он плотно сидит в среде вот этих самых реакционных по французским меркам русских эмигрантов. сталинская вторая консервативная революция происходит вот на таком фоне. и солж - органическая часть вот всего этого растянутого на весь континент движения, без сопоставления с аксьон франсэз и консервативной революцией в германии невозможно вообще понять послевоенный совецкий консерватизм, либеральная картина мира, фальсифицировавшая пост хок всю первую половину двадцатого века, не только поломала алекватное представление об интеллектуальной истории европы, но и построило совершенно фантастическую историю раиссе, в которой солж умудрился оказаться кумиром либералов и «демократов». цветущая сложность прошедшего века покрыта многокилометровым льдом оппозиции фошистов и демократов, совершенно фантастической по фейковости. и самый плачевный результат этого провала мысли - нынешние правые, которые все сразу зачисляются в абсолютное зло нацизмофашищма. нет пространства интеллектуальной предвместимости для вменяемого существования консервативных сил, их автоматически загоняют в отряды ss. ну и добьются, коли так, желаемого. и раисса - часть этого паззла, и здесь нет интелектуально достойного места консерватизму. вместо этого нам пвтаются доказать, что есть два солжа, а что он антисемит и монархист - это личное недоразумение. да это вы - недоразумение. а у него все логично, просто надо внимателтно читать морраса и писателей аксьон франсэз. и понимать, что бердяев говорит вот из этого круга. как и трубецкой с его евразийством, и ильин. и этот мир имеет право на свой голос. вот толко надо внимательно слушать, что они хотели сказать, а не примысливать к этому свой фантастический антифашизм.

(добавление спустя шесть лет)

не то чтобы о влиянии ильина на кожева было не известно. как и о связях койре (койра, еврея из таганрога). но как и все в узких исследованиях собственно узкой философии, это знание не приводит к вменяемой реконструкции собственно яилософского контекста такой сети циркуляции знаний. я нашел даже статью на узком про ильина и кожева, но все что заботит автора - кто там правильней гегеля истолковал. никакого представления о собственно парижском контексте рождения кожевской интерпретации гегеля и о причинах оглушающего успеха кожевских лекций у автора нет. это вообще проблема практически всех узких исследований того, что там конструируется как «узкая философия»- эту философию конструируют путем провинциального самозамыкания без компаративистского усилия и вписывания в общеевропейские синхронические проблематизации. все время получаются в результате провинциальные поиски ползуновых и кулибиных вместо археологии проблематик, куда вписаны узкие философы в европейском контексте. и конечно в таком виде узкая философия включая ильина представляет собой просто этнографический зоопарк.
куда интересней выглядит то, как анализирует койре и кожева в своем курсе в колледже ален де либера. его предмет в этих лекциях - генеалогия хайдеггерианства фуко, но для этого он реконструирует две волны рецепции зайдеггера во франции и вот как раз с первой волной он подробно разбирает место койре и кожева в парижской ситуации 30х годов. ильина он не вспоминает, но достроить контекст до иных фигур узкой эмиграции от анализируемого либера не так и сложно.
а контекст антропологической философии на пересечении между теологией, политикой и этикой, внутри которого происходит взрыв интереса к узким философам в париже 30х чрезвычайно любопытен. как и линия отсечения, дальше которой эта антропология двинутся не пожелала и не смогла (именно на этой линии отсечения и рождается фуко в рамках второго французского хайдеггерианства).
аньропологический диспозитив, реконструируемый либера для адекватного толкования чтения койре и кожева ставит много интересных вопросов к истории узкой философии первой трети 20 века и к проблемам собственно археологии совецкой философской мысли от 20х к 60м.
сам хайдеггеровский поворот здесь становится частью масштабных мутаций, не обошедших стороной узкие философские мутации 20 века -без провинциализации особым миром или специальной совецкой системой идеологии.
в таком контексте ильин - в сопоставлении как с парижскими, так и немецкими интеллектуальными мутациями - был бы интересен как часть огромного поиска новой антропологии субъекта, персоны и сознания. здесь шмитт, хайдеггер, маритен, койре, шестов, батай, ильин, Бердяев и пр предстали бы соучастиками единой интеллектуальной сети, разговаривающими друг с другом.
но озабоченные лишь провинциальным панрусситюдом, узкие псевдоисторики философии заняты обратным - разрушением такой глобальной сети с целью сконструировать какую то самобытную узкую философию.
получается продукт, никому не нужный и не интересный, для которого нет собеседников, а есть дишь посетители зоопарка, пришедшие поглазеть на смешных обезьянок, так странно похожих на людей.